Победа вопреки Сталину. Фронтовик против сталинистов - Борис Горбачевский

Разгром немцев под Москвой придал ему новые силы, окрылил, вселил в сердце надежду, что в конце концов он справится с Гитлером. И, может быть, скоро. Несмотря на первые военные успехи, на решительный воинственный настрой, Сталину все-таки постоянно не давали покоя и некоторые личные ощущения. Он никак не мог отключиться, забыть свои переживания, а может быть, и унижение, испытанное им перед тем же Жуковым или Коневым. Как он, правда не надолго, потерял волевое железное начало вождя мирового пролетариата. Впервые в жизни его обуял немыслимый страх, когда передовые немецкие отряды подобрались к Москве на 17–20 километров.

Сталин старался не вспоминать те жуткие дни и тяжелые, бессонные ночи. Он глубоко был убежден в необходимости любой ценой как можно скорее овладеть Ржевом, отогнать немцев подальше от Москвы! Он полагал, и не без оснований, что пока ржевско-вяземский плацдарм находится в руках противника — это фактически серьезный шанс для Гитлера вновь попытать счастья. Зная дикое сталинское упрямство, никто в Ставке не решался не только переубедить, но даже посеять малейшие сомнения в необоснованности его опасений.

В своих «Воспоминаниях» Г.К.Жуков рассказывает: «…Верховный предполагал, что немцы летом 1942 года будут в состоянии вести крупные наступательные операции одновременно на двух стратегических направлениях, вероятнее всего на московском и на юге страны. Больше всего Сталин опасался за московское, где находилось больше 70 дивизий противника. Он считал, что Гитлер, не взяв Москву, не бросит свои войска на захват Кавказа и юга страны».

Воспоминания маршала исключительно важны. Они подсказывают несколько дополнительных тем для размышлений. Во время наступления на юге фюрер не разрешил своему штабу трогать Центральный фронт. Даже когда 6-я армия Паул юса оказалась в окружении, позиция его не изменилась.

В книге генерала С.М.Штеменко «Генеральный штаб в годы войны» приводятся многочисленные воспоминания, как Сталина беспокоила судьба Москвы, как он заставлял генштабистов постоянно следить за действиями центральной группы немецких войск. Любые доклады Ставки Генштаба Верховный рассматривал с позиций угрозы Москве.

Во время боев под Сталинградом и даже в сражении на Курской дуге Сталин не исключал, как и во время существования ржевского выступа, что в конечном счете главная цель немцев — Москва.

Во время битвы на Курско-Орловской дуге, когда Гитлер трижды переносил сроки начала наступления, Сталин всякий раз нервничал. Полагал, будто германское командование, возможно, изменило стратегические планы и направит свои армии, опять же, на Москву.

В неверном определении главного стратегического направления наступления противника в летней кампании 1942 года виноват не один Сталин, но и Генеральный штаб. Гитлер подписал секретнейшую директиву № 41 под кодовым названием «Блау» 5 апреля 1942 года. Она содержала стратегический план германского командования летней кампании войны на Восточном фронте — в 1942 году. Главная задача сводилась к уничтожению противника западнее Дона и захвату Кавказа (нефтяных районов), а затем предусматривалось сталинградское направление.

Советская разведка добыла сведения о замыслах Гитлера своевременно, даже прежде, чем он подписал директиву № 41. (См. статью Владимира Лотты «Секретный фронт Генерального штаба», Интернет.) Однако ни Ставка, ни Генштаб не сумели воспользоваться этой ценной информацией. В результате в 1942 году, вновь как и в 1941-м под Москвой, в районе Сталинграда положение Красной Армии оказалось критическим. Это можно объяснить главным образом позицией Верховного. Сталин долгое время считал, и мы уже об этом сказали, что главная задача немцев остается прежней: овладеть Москвой, на этот раз обойдя ее с юга. Пытаясь предотвратить свой крах на юге, Ставка в срочном порядке отправляла туда огромные подкрепления. Лишь за два с половиной месяца (с 17.07 по 30.09), по данным М.А. Гареева (приведенным им в книге о Г.К. Жукове), под Сталинград было направлено 50 стрелковых и кавалерийских дивизий, 33 бригады, в том числе 24 танковых.

Сталина не напрасно маниакально беспокоила судьба Москвы. В 2002 году в Москве был издан двухтомник «Сталинградская битва» — юбилейное издание, приуроченное к 60-летию Сталинградской битвы. В то же время оно освещает многие события, связанные с положением на Центральном фронте в 1942–1943 годах.

Первый документ — «Протокол допроса генерал-фельдмаршала Кейтеля Вильгельма от 17 июня 1945 года (книга 2, с. 542–546)». Вот что сказал фельдмаршал во время допроса: «План 43-го года предусматривал в случае особого успеха (на Курском выступе) возможность продвигаться на северо-восток, для того чтобы перерезать железные дороги, ведущие от Москвы на юг…»

Рассуждения российских историков об ослаблении Центрального фронта и о переброске части немецких дивизий в 1942-м под Сталинград — придуманы. Познакомимся с еще несколькими документами из этого издания. Еще более убедительно подтверждает наши выводы второй документ: «Из записи беседы с генерал-фельдмаршалом Паулюсом. Она состоялась 8.06. 1948 года». (Там же, книга 2, с. 554–558.)

«Вопрос: Чем объяснить, что в течение лета и осени 1942 года немецкое командование держало большие силы на московском направлении?

Ответ: В это время немецкое командование ожидало наступления русских от Москвы, которое могло явиться противовесом немецкому наступлению на юге. В связи с этим на московском направлении была создана соответствующая группировка. Созданная здесь немецкая группировка одновременно угрожала Москве, и русское командование не могло маневрировать резервами на юг, так как у него в любой момент могло создаться впечатление о возможности немецкого наступления, хотя оно не мыслилось».

И далее:

«…мыслилось, что в 1942 году должна быть занята линия реки Дон и Кавказ, а в 1943 году должно начаться наступление на Москву. Если б задача по выходу к Сталинграду была выполнена в 1942 году, то все-таки наступление на Москву могло быть возможным лишь в 1943 году…»

Желая проявить свой «полководческий гений» (а в него Сталин поверил после крушения немецкого блицкрига), он уверенно принял на себя обязанности Верховного, как ранее сделал это и Гитлер. Масштабы и трагизм многомесячных боев под Ржевом, крошечные успехи и грандиозные поражения — все это, как показала история, в большом и малом в значительной степени зависело от воли диктатора. Не сомневаюсь, не будь постоянного и грубого вмешательства Сталина в ржевские сражения, возможно, и успехи были бы большие, меньше бы пролилось крови.

Во время одной из встреч с военными историками Г.К.Жуков рассказал о том, насколько примитивно мыслил Сталин как полководец. «Сталин требовал от нас наступать! Он говорил: «Если у нас сегодня нет результата, завтра будет, тем более вы будете сковывать противника, а в это время результат будет на других участках». Конечно, это рассуждения младенческие! Жертв было много, расход материальных средств большой, а общего стратегического результата никакого». И еще один вывод о Верховном: «Сталин давно привык оперировать жизнями миллионов людей. «Это — масса, а он — вождь». Был убежден, что так всегда было в истории. И так всегда будет. «Ознакомившись со многими сотнями оперативных документов, продиктованных или подписанных Сталиным за четыре года войны, — пишет Д.Волкогонов, — я не встретил, кажется, ни одного, где бы он поставил задачу беречь людей, не бросать их в неподготовленные атаки, проявлять заботу о сохранении своих сограждан».

Сталин и Гитлер непосредственно руководили боями за Ржев. Принимая любые решения о боевых операциях, Сталин (так же поступал и Гитлер), как правило, игнорировал любые фронтовые условия: состав войск, их быт, оснащенность техникой, обеспеченность тыла, погоду, сложность местности. Его, как и Гитлера, мало интересовал противник, его вооруженность, тактические и оперативные возможности. Он никогда не знал, что собой представляет тот или иной район боевых действий, детали тех реальных условий, в которых люди обязаны выполнять его приказы.

В то же время Сталин, будучи Верховным Главнокомандующим, как и Гитлер, постоянно вмешивался в действия своих военачальников, вплоть до Берлинской операции. Как пишет в «Воспоминаниях и размышлениях» Г.К.Жуков, «…его профессиональные знания были недостаточны не только в начале войны, но и до самого ее конца». В ржевской эпопее это вмешательство приобрело немыслимый и тягостный, нелогичный, а часто — мелочный характер. Принимая окончательное решение об операциях, Сталин устанавливал точные сроки их подготовки и проведения. Часто это приводило к подавлению воли военачальников. Без указаний Верховного, как правило, делалось это от имени Ставки, но за его подписью, ни комфронтами, ни командармы, а нередко и командиры дивизий не могли ни в одной операции проявить какую-либо самостоятельность.