Будущее в тебе - Олег Кожевников

Дождавшись, когда красноармейцы, получившие приказания, разъедутся, я, с двумя оставшимися, добрался до окопа у блиндажа. Там расставил бойцов на самые, по моему мнению, выгодные для наблюдения места. Затем направился на экспресс-допрос захваченных финнов.

В помещении Шерхан уже всё подготовил к проведению этого мероприятия. Антураж блиндажа был весьма зловещ. Тускло светила керосиновая лампа. Пахло кровью, жжёным порохом и мочой. На этом фоне периодически возникающие и из-за приоткрытой дверцы топки печки красные блики пламени, только усугубляли царившую здесь атмосферу ужаса и страха. Зловеще подсвечивая лежащий прямо у входа труп застреленного мной финна. Из его тела всё ещё продолжала сочиться кровь, не впитываясь полностью в землю, она собиралась в небольшую лужицу. Шерхан как-то неудачно отодвинул это тело, и при входе пришлось ступить в эту кровавую лужу. Наиль своим внешним видом как нельзя лучше вписывался в эту жуткую обстановку. Он снял маскхалат и шинель и сейчас стоял в одной, весьма грязной гимнастёрке, с засученными по локоть рукавами. Один только вид его рук вызывал трепет, а уж если поднять взгляд выше и посмотреть на лицо героя, то можно было бы и не проводить никаких спецмероприятий, финны и так бы всё рассказали.

Всю эту жуть дополняла картина опрокинутого стола с привязанным к нему человеком. Наиль ножом буквально располосовал штаны пленного, ставшие похожими на бесформенные тряпки, и сдёрнул их вниз, к коленям. Лицо у здоровяка было всё красное, а под правым глазом уже расцвёл громадный фингал. Намечающиеся синяки были и у двух других из оставшихся четырёх финнов, сидящих напротив этого, с голой задницей. Я заметил, что у Шерхана слегка покраснели фаланги пальцев правой руки, сжатой в кулак. Глядя на эту картину, мне почему-то вспомнились слова одной из поэм Блока: «Да – скифы мы, да – азиаты мы».

И ещё я подумал: эти шюцкоровцы уже всё, готовы, спеклись болезные. Можно обойтись и без радикальных мер. Даже у этого здоровяка уже пропал весь запал и наглость. Наверное, он первый раз в своей жизни испытал такое унижение, помноженное на полное бессилие. Его, такого здорового и, наверное, самого сильного в своей деревне, вдруг на раз-два заломали, побили, привязали к столу и зачем-то сняли штаны. И это ещё не всё, что ему предстоит испытать. Этот страшный рыжий человек приготовил для него какую-то ужасную, запредельно-кошмарную пытку.

Я быстро оценил создавшуюся ситуацию и моральное состояние наших пленных. Но чтобы уж наверняка отбить у них охоту мне врать, решил всё-таки начать допрос с помощью метода, апробированного Шерханом. В прошлый раз он прекрасно зарекомендовал себя. За счёт пытки одного пленного у других развязывался язык так, что приходилось просто задавать им наводящие вопросы. Ценные сведения из финнов лились тогда, как из ведра. Но сейчас я хотел просто окончательно запугать чухонцев нашими методами и показать, что шутить мы не намерены. И что их нежелание сообщать сведения, интересующие меня, чреваты самыми страшными последствиями. Для нужного воздействия мне показалось достаточным, если Шерхан только разрежет штаны у шюцкоровца и раза три крутанёт его мошонку.

Подойдя вплотную к подготовленному для пытки здоровяку, я ладонью слегка шлёпнул его по лицу и задал вопрос о местах размещения финских войск в деревне. В ответ получил какой-то сумбурный, непонятный ответ, из которого ясно было только одно, что он был на охоте и ничего не знает. Выслушав это, я, повернувшись к другим финнам, сказал:

– Что-то ваш товарищ стал очень косноязычен. Не хочет прямо и коротко отвечать на мои вопросы. Тем хуже для него! Сейчас ему будет немножко больно, если это не поможет, то ему будет совсем больно. Потом он станет мне уже совсем неинтересен, а мучения его будут ужасными. Придётся его выкинуть на улицу, чтобы своими воплями не мешал слушать следующего. Если же кто-нибудь вздумает обмануть и дезинформировать меня: назовёт не то количество финских солдат или наврёт о местах их размещения, то он пожалеет, что вообще родился на свет. Мы все сведения проверим, и, если погибнет хоть один русский, то обязательно вернёмся в эту берлогу и продолжим наш разговор. Здесь довольно-таки тепло и уютно, и можно не спеша, по-мужски разобраться с врунами.

После этого, кивнув Наилю, произнёс:

– Шерхан, ты сильно не сжимай и не крути его мошонку, пару-тройку лёгких движений, и всё. Пойманным селянам для прочистки мозгов уже даже намёка достаточно. Да и этого борова жалко окончательно уродовать – ему ещё землю пахать да детей растить. Думаю, после этой ночи они даже косо посмотреть в сторону русского солдата побоятся.

Наиль хмыкнул, согласно кивнул и, повернувшись к пленным, оскалившись, поднёс свой кулак поочередно к носу каждого из сидевших финнов. Потом повернулся к здоровяку, схватил его за причинное место и сдавил его. Раздался громкий вскрик. Шерхан, гаркнув, сдавил второй раз. Жуткий вопль огласил всё помещение блиндажа. Наиль, войдя прямо-таки в инквизиторский азарт, яростно прокричав что-то по-татарски, сделал это в третий раз. Несмотря на дикие вопли здоровяка, Наиль разошёлся не на шутку и уже собирался начинать крутить мошонку, но я перехватил его руку. Повернув Шерхана к себе, я сначала его сильно встряхнул, а потом гаркнул прямо ему в лицо:

– Красноармеец Асаенов, почему приказы не выполняете? Тебе было приказано – сдавить три раза, значит, три, и не хрен тут самодеятельностью заниматься. Сейчас давай реанимируй этого дылду и больше, без моего приказа, даже пальцем этих пленных не касайся. Ишь, какой потомок Чингисхана выискался!

После этих слов Шерхан будто опомнился и опять превратился в простого, немного флегматичного, дисциплинированного красноармейца. Взглянув на меня прояснившимися глазами, он произнёс:

– Так точно, товарищ старший лейтенант.

Потом повернулся к финну и начал шлёпать своими громадными ладонями ему по щекам. Раздался пронзительный вскрик пленного, и тут же стало тихо. Здоровяк окончательно потерял сознание. Когда мы, вдвоём с Наилем, начали его вытаскивать на улицу, чтобы шюцкоровец там пришёл в себя, я обратил внимание на кровь, обильно льющуюся у него изо рта. Наш клиент от невыносимой боли почти откусил себе нижнюю губу.

Закончив вынос тела, Шерхан, уже в одиночку, отконвоировал трёх финнов из блиндажа и остался там их караулить. Я решил допрашивать пленных по одному. Совсем ни к чему было, чтобы они знали, что говорит их товарищ. Так же, как и в прошлый раз, допрос превратился в чистую формальность. По каждому вопросу я получал подробный и ясный ответ. Ни один финн даже и не пытался запираться.

Узнав численный состав финских войск, места расположения огневых точек и блокпостов, я задумался. Получалось, что в деревне находилось больше трёх батальонов пехоты и ещё к тому же девять танков. Артиллерии тоже хватало, кроме трёх тяжёлых артиллерийских батарей с 120 мм орудиями, было две батареи дивизионных пушек и 18 зенитных автоматических пушек «Бофорс». Всё это скопление войск окружало восемь блокпостов. На каждом блокпосту находилось по взводу егерей, по два станковых пулемёта «максим», и кроме этого, были установлены по два «Бофорса». Правда, это были не зенитные автоматические 40 мм пушки, а 37 мм противотанковые орудия.

Одним словом, от этих сведений у меня волосы на голове зашевелились. Такие силы были явно не по зубам нашему полку, да что там полку – вся дивизия застряла бы у злосчастной деревни не меньше чем на неделю. Да и то не факт, что за это время, по такому снегу, она сбила бы заслон финнов. Оборона у финнов была хорошо подготовлена: выкопаны окопы, блиндажи, оборудованы огневые точки. Я был удивлён и наличием у них танков. По слухам, ходившим среди командиров, у Финляндии всего-то было сто танков. В основном это были устаревшие «Рено», правда были и «Виккерсы». Финны оснастили их 37 мм пушкой «Бофорс», а вместо пулемётов «Гочкисов» были установлены ПП «Суоми». Вот именно эти танки и находились в деревне. Исходя из полученных данных, 44-й дивизии оставалось существовать не более двух суток и то, если повезёт и не вдарят сильные морозы. Финнам для уничтожения дивизии и делать-то особо ничего не надо, мороз всё сделает за них.

Финские войска были хорошо отдохнувшие, и все размещались в тёплых помещениях. Деревня была довольно большая, можно сказать, скорее даже посёлок, в котором были: мебельная фабрика, школа, магистратура и прочее. Вот в таких больших помещениях и располагались основные силы финнов. Штаб всей обороны находился в кирхе. Все блокпосты и основные узлы обороны были связаны проводными телефонами со штабом.

Хотелось буквально выть от бессилия, когда я разглядывал схемы расположения финских войск. Присутствующая во мне дедовская сущность давно уже покорно сложила лапки. Рекомендация была только одна – полностью довериться начальству и постараться как-то выжить во время атак. Однако личностная сущность, воспитанная в эскадроне, не хотела мириться с этой безысходностью. Тех, кто не был готов бороться до конца, там просто не держали. Безвыходных ситуаций в эскадроне тоже не признавали. Если бы это было не так, то при тотальном превосходстве немцев никакого бы сопротивления просто не существовало.