Нежная обманщица - Хизер Гротхаус

Симона была потрясена. Глядя на веселые лица барона Крейна и его брата, ни за что нельзя было подумать, что в их прошлом кроются такие мрачные тайны.

— А королю Вильгельму это известно?

— Известно. И он ее простил.

Симона молчала, обдумывая эти признания, потом голос Ника вернул ее к действительности:

— Это изменило твое отношение ко мне?

— После того, что я рассказала тебе о своей собственной семье? Конечно, нет! — воскликнула Симона. — Признаюсь, меня удивил твой рассказ, но я восхищаюсь решительностью твоей матери. Не многие женщины смогли бы нести такое бремя. Тебе повезло, что у тебя такие близкие.

— Моя мать — настоящее сокровище, — признал Ник и после некоторой запинки добавил: — Тристан и я… мы все еще узнаем друг друга. Он считает, что после смерти моего отца должен меня защищать. Мать обожает его. Мне кажется, ей хочется возместить Тристану столь долгое отсутствие материнской любви.

— Ты хороший человек, Николас, — с мягкой улыбкой проговорила Симона. — И твой брат тоже. Я уверена, вы сумеете уничтожить все трения между вами.

Симоне показалось, что они стали намного ближе, чем прежде, и она собиралась с духом, чтобы задать вопрос о его вчерашних похождениях — она считала, что должна это узнать, но тут взгляд Ника увлажнился, и барон наклонился к ее губам. Этот глубокий и страстный поцелуй заставил Симону забыть о тревогах.

Рука Ника легла ей на талию, поднялась по спине, вцепилась в плечо, сползла к груди. Сердце Симоны гулко стучало, из губ вырывалось настоящее мурлыканье.

Она уже час не видела Дидье. Брат убежал из комнаты вместе со своим перышком, с которым теперь никогда не расставался. Может быть, теперь…

…он сможет получить свою жену.

Ник зарычал от возбуждения. Симона прильнула к его груди. Он подхватил ее под колени, легко поднял и, не отрываясь от ее губ, отнес на меховое покрывало. Затем, отстранившись, впился глазами в нежное лицо, вызывающее в памяти лепестки роз, упавшие в свежие сливки. Пухлые губы Симоны раскрылись.

Ник стал лихорадочно стягивать с себя рубашку, сбрасывать сапоги и уже взялся за ленты кюлот, но тут лицо Симоны погасло.

Проследив за ее взглядом, Ник не смог сдержать разочарованного вздоха — в изножье кровати кружилось крошечное белое перышко: вверх-вниз, пауза; вверх-вниз, пауза…

— Что он делает? — напряженно спроеил Ник. Симона закрыла лицо руками.

— Думаю, подкрадывается к нам. — И она уронила руки на колени. — Мы заметили тебя, Дидье. Чего ты хочешь?

Ник видел, как хмурился лоб Симоны, пока она выслушивала ответ брата.

— Сюда идет мой отец, — наконец сообщила она мужу.

Ник выругался себе под нос. В этот момент в дверь постучали. Ник помог жене подняться с такой уютной, такой мягкой и так мало используемой кровати, ворчливо поблагодарил Дидье за предупреждение, но вдруг заметил, что его перышко исчезло.

— Симона, почему Дидье всегда исчезает при появлении твоего отца?

— Не знаю. Сама я этого не замечала, но ты прав. Очень странно.

Не надевая рубашки, Ник отпер замок. Дидье не ошибся. За дверью стоял Арман. Отец Симоны был крупным мужчиной и, как догадывался Николас, частенько использовал это качество в собственных целях. Однако в отличие от Ника Арман был не мускулист, а скорее грузен, и весь его вид — шрамы, перекошенное лицо, изуродованная рука и хромая нога создавали мрачное и даже пугающее впечатление. Он был того же роста, что и Ник, и это его явно раздражало, ибо лишало возможности смотреть на зятя сверху вниз.

— Дю Рош! Что-нибудь случилось?

— Ничего особенного. — Обычное для Армана неприятное выражение лица на сей раз было особенно отталкивающим, к опущенному уголку рта он прижимал платок. — Однако, как мне ни жаль, я вынужден прибегнуть к вашей помощи.

Ник отступил в сторону, пропуская дю Роша в свои покои.

— Добрый день, папа. — Симона неуверенно улыбнулась отцу. — Надеюсь, ты здоров?

— Симона. Ты выглядишь… — он окинул взглядом помятое платье дочери, — растрепанной.

Симона покраснела и опустила глаза. Ник рассердился:

— В чем дело, дю Рош?

— Дело в слугах. — Арман отвернулся от дочери и теперь обращался только к Нику: — Сегодня утром я был в доках. Хотел распорядиться, чтобы мои вещи отделили от вещей Симоны и приготовили их к путешествию. Но мне отказали. Заявили, что сначала надо заплатить.

— Без сомнения, это странно. Вильгельм нанимает только самых добросовестных работников, — нахмурился Ник. — Они ведь однажды уже помогали вам с перевозкой вещей, так?

— Да, но… — Арман запнулся и покраснел. — Дело в том… дело в том, что у меня нет ни пенни, чтобы расплатиться.

Ник услышал, как ахнула Симона, и, обернувшись к ней, увидел, что она с ужасом смотрит на отца.

— Папа! Ты не заплатил им?

Арман помрачнел и буркнул через плечо:

— Не вмешивайся, Симона. Если бы не твое легкомыслие, я не оказался бы в столь унизительном положении.

Симона сжалась, как будто ее ударили, а Ник, рассвирепев, едва сдержался, чтобы не вцепиться Арману в глотку.

— Дю Рош, выбирайте выражения, когда говорите с моей женой!

Арман открыл было рот, чтобы ответить, но потом весьма благоразумно решил промолчать. Он едва заметно поклонился в сторону Симоны и пробормотал:

— Приношу свои извинения.

Симона с усилием сглотнула, но все же решилась задать следующий вопрос:

— Но ты ведь заплатил за хранение, правда, папа?

Арман стиснул зубы, кожаный ремешок, удерживающий его волосы, задрожал. Он не стал отвечать дочери, а снова обратился к Николасу:

— Фицтодд, окажите мне любезность. Если бы я получил договоренную сумму за руку Симоны, мне не пришлось бы сейчас просить о помощи.

Ника тошнило от жадности и нелепых рассуждений тестя. Что делал бы этот человек, если бы ему не удалось так быстро подыскать для дочери хорошую партию? Арман вполне мог оказаться в долговой тюрьме. И что бы тогда стала делать черноволосая красавица Ника, оставшись одна в Лондоне без единого пенни и даже без служанки? Ник покачал головой, натянул сапоги и прошел к столу, где лежал ящик, полученный из Хартмура.

— Вам повезло, дю Рош. Ваши деньги доставили сегодня утром. — Он постучал по шкатулке и толкнул ее в сторону тестя.

Глаза Армана расширились. Казалось, он на мгновение застыл. Его рот изогнулся в немыслимой ухмылке, Арман снова поднял платок к лицу и вытер губы. Француз явно пытался оценить содержимое шкатулки. Это зрелище показалось Нику отвратительным.

Своей неловкой походкой Арман проделал несколько шагов до стола, без приглашения уселся на стул, здоровой рукой придвинул к себе шкатулку и стянул ее на колени.