Зона зла - Александр Щелоков

- Вот зараза! Как ветерком от кишлака потянет, так у нас дерьмом начинает вонять. - Он высек из зажигалки огонек, прикрыл пламя ладонью, так, чтобы оно не слишком светило. - Патриотизм, Мишин, это на политзанятиях.

Интернациональный долг. Освободительная миссия... Все там - для замполита. А здесь у меня... Короче, если ты знаешь, что это не патриотизм,- уже неплохо.

- Почему?

- Не терпю, когда патриотизмом козыряют. Чтобы ты не усомнился во мне и не побежал докладывать особистам, могу пояснить.

Скажи, мы здесь, в Афгане, защищаем родину? Или воюем хер знает с кем и хер знает за что?

Мишин пожал плечами. Он не любил политических рассуждений и словесности. Железки - обычные и взрывающиеся - это дело другое, конкретное.

- Ладно, ты ответа не дашь, постесняешься. Скажу я сам. Ты знаешь, сколько я здесь служу? Попер третий год. А всего в армии пятнадцать офицерских лет. За этот срок успел побывать в Эфиопии, теперь в Афгане. Ты с ходу найдешь Асмару на карте?

Мишин отрицательно мотнул головой.

- Честно. Тогда скажи, что я там защищал? Родину? Точно так же здесь... Короче, Мишин, если хочешь остаться и работать со мной, забудь романтику. Мы наемники у своего государства. И ты им станешь, если пойдешь ко мне.

Мишина эти слова задели за живое. Слово "наемник" для него прозвучало оскорблением.

Оно не вязалось с тем, что ему говорили все годы учебы высокообразованные политические воспитатели.

- Зачем вы о себе так?

- Не о себе, о нас. Что такое наемник? Это высокий военный профессионал. Специалист, обученный убивать других и при этом умеющий оставаться живым. Воевать за деньги.

Правда, западный наемник - солдат удачи, как там еще говорят, - воюет за большие деньги. Наш, советский, - за гроши. Чтобы компенсировать нищету и сгладить чувство риска, нам объясняют, что надо быть патриотами. Там этой лабудой мозги не задьшляют.

Зато хорошо платят. Вот и вся разница. Чтобы ты не Додумал, будто я не патриот, скажу:

воюю честно. Другого дела в жизни не знаю.

Ни пахать, ни ковать железное - не обучен.

Если ты, Мишин, согласен стать профессионалом - милости прошу.

- Товарищ майор, я окончил нормальное военное училище. Разве для профессионала этого мало?

- Мишин! Пошел ты со своим училищем знаешь куда? Тебя готовили четыре года, так?

Скажи, сколько раз за это время в тебя стреляли? Прицельно? А сколько человек ты убил?

- Вы же знаете...

- Потому и спросил. Стать профессионалом можно только в бою. После того как сам определишься, чего в тебе больше - желания спасти шкуру и выжить или убить противника и остаться живым. Учти, в бою романтики никакой. Сперва надо ползать брюхом по камням, потом получить пулю в лоб. Лейтенантов, зеленых и неумелых, здесь щелкают как курчат. Кто-то из них спивается. От отчаяния и страха. Короче, идет отбор...

- Возьмите меня, товарищ майор.

- Хорошо, Мишин, возьму. Но учти, первым делом научу тебя грязному делу - убивать. Тому, чему из-за скромности тебя не научили в училище.

- Как палача?

В сознании Мишина шевельнулось нечто такое, что заставило его съязвить. И в самом деле за все время пребывания в стенах училища никто из преподавателей подобных мыслей курсантам не высказывал. Лишь однажды подполковник Зайцев, преподававший основы ядерного оружия, заметил: "Нам, военным, должно быть все равно, убьют нас палкой или водородной бомбой". Поэтому услыхать в открытую то, что стыдливо замалчивалось, оказалось не так-то просто.

Духов воспринял реплику Мишина без возмущения. Видимо, подобная реакция на его сообщение не была первой и единственной.

- Дурак ты, лейтенант. Палач убивает безоружных и обреченных на смерть чьим-то решением. Я буду учить тебя убивать тех, кто собирается сделать то же самое с тобой, лихим молодцем. Пуля-дура, Мишин. Это неоспоримо. Она, зараза, летит и убивает, хотя ею в тебя не целились. От такого никто из нас не застрахован. А я тебя постараюсь научить оставаться в живых, когда тебя загнали в угол и целятся. Да, ты сам-то хорошо стреляешь?

- Снайпер.

- Хвалю. А нож? Ты кого-нибудь убивал ножом?

- Ножом? Нет.

Ответ прозвучал так, словно лейтенант вообще-то уже убивал кого-то, вот только ножом этого ему делать не приходилось.

- Научим.

Прямота суждений Духова неприятно задевала Мишина.

Все мы давно и хорошо научились прикрываться щитом красивых слов. Убийцу в обществе теперь элегантно именуют английским словом "киллер". Человек, по долгу службы приводящий в исполнение смертные приговоры, у нас давно не называется словом "палач".

Он - исполнитель.

Военные, обязанные в полной мере владеть искусством убивать, об этом мало задумываются. Генералы Генерального штаба, обводящие синими овалами города в странах вероятного противника, которые предназначены для сожжения ядерным огнем, думают только о том, как наиболее полно использовать силу оружия, но никогда не говорят: "Вот этот удар убьет сто тысяч людей". Когда политики публично заявляют, что их страна готова к применению "адекватных мер", они избегают всяческих уточнений. Между тем "адекватные" меры - это приказ политического руководства страны руководству военному внести в реестр ядерных объектов новые цели.

Когда президент приказывает начать войну внутри России, против своих сограждан, или атаковать парламент, он считает, что это не санкция на убийство, а "наведение конституционного порядка" в обществе.

Право быть честным перед самим собой и без стеснения называть свои дела убийством есть только у офицеров низшего звена. У тех, которые отдают приказ "Огонь!", заставляют тем самым солдат стрелять и сами стреляют.

Мишина шокировала грубая прямота Духова. "Я военный. Я офицер" - это звучит солидно. Разве хватит духа у человека, который носит военную форму, сказать о себе: "Я убийца именем своего государства"? И как такое заявление будет воспринято окружающими?

Куда внушительней и благородней кажутся слова: "Я защитник родины". И все же, если честно, какие они к черту защитники родины здесь, в Афганистане, и что вообще защищают? Может ли быть справедливой война, которую правительство скрывает от своего народа?

Мысли Мишина текли враскоряку. Рассуждения Духова внесли в его душу массу сомнений, и он не знал, как ему поступить, что ответить.

Духов прекрасно понимал, сколь колючи словесные ёжики, которые он подбросил лейтенанту, но он был командир, а не политработник и засирать мозги подчиненным казенной ложью и всякого рода лозунгами не собирался.

- Хорошо, Мишин, я вижу, тебе не хочется знать о нас и о себе правду. Неуютная она, верно? И все же давай определимся до конца.

Скажи, ты ехал к нам, чтобы храбро пасть в бою?

- Нет.

Ответ был искренним. И в самом деле, кто хочет, чтобы его хлопнули, пусть даже в звании героя?

- Верно мыслишь, Мишин. Верно. Тогда ты должен понимать несколько маленьких истин. Когда идет бой, для его участников возможны три исхода. Первый - ты побеждаешь.

Второй - ты отступаешь. Третий - ты сдался в плен. Случается и четвертый вариант - тебя убивают, но мы его уже отбросили, верно?

Мишин слушал Духова настороженно. Тот говорил простые вещи, но понять, куда он гнет, все же непросто. А угадывать и отвечать так, чтобы это понравилось командиру, Мишин не собирался. Угодничество в себе он не развил и каким упрямцем пришел в училище, таким оттуда и вышел. Единственное, чего, безусловно, добились командиры, - это обтесали и отполировали наиболее острые углы характера, научили курсанта смирять желания и подчинять их приказу. Однако попадать впросак и показаться Духову дураком Мишину тоже не хотелось. Поэтому надо было хорошо понять, в какой угол его загоняет майор.

- Так, и что дальше?

- Дальше, Мишин, нож. Стрелять, насколько я понял, ты умеешь.

- При чем нож?

- При том, Мишин, что это оружие. Потому владеть им надо не, на уровне крутого Мусы с Бухарского базара, который считает, будто нож состоит из лезвия и рукоятки...

- Разве не так?

- Хорошо, что такое лезвие?

- Лезвие? Это боевая часть ножа. Во всяком случае, я так считаю.

- Боевая часть ножа, Мишин, - это клинок. Поражающие части клинка лезвие и острие. Ту часть, которую держит рука, именуют черенком. В черенке можно выделить перекрестье, пятку и хвостовик. Вся длина ножа от пятки до острия именуется полосой...

- Хорошо, признаюсь, этого я не знал. Но разве в названиях дело?

- В них тоже. Нож нужно подбирать так, чтобы в нем все оказалось по руке. И пока ты не научишься им владеть, бойцом тебя считать рано. Впрочем, для начала ни стрелять, ни резать тебе не придется. Раз ты остаешься, то уже сегодня вечером пойдешь на дело. И без всякого оружия. Чтобы не было соблазна к нему потянуться.

- Да, но...

- Именно. И ты сейчас поймешь, почему обойдемся без "но". У нас в отряде обнаружилась течь. Кто-то из группы связан с афганцами, и, как говорят, наши тайны - кап-кап...