Сентябрьские ночи - Карлос Сафон

Возможно, проблема заключалась в том, что Дориан стал свидетелем, как мать безмятежно беседует с мужчиной, не являвшимся его отцом. Хотя посторонним мужчиной и оказался Лазарус, тот, кого Дориан считал другом. А может, дело было в том, что диалог их имел особый оттенок взаимной симпатии и приязни. А может, честно сказал себе Дориан, виной всему — ревность и глупая уверенность, будто мать не должна беседовать с глазу на глаз с посторонними мужчинами. Что являлось чистым эгоизмом. Эгоизмом и несправедливостью. В конце концов, Симона была не только их матерью, но женщиной из плоти и крови. Она нуждалась в дружбе и компании других людей, а не только в обществе собственных детей. В любой приличной книге об этом писали прямо. Дориан еще раз рассмотрел теоретический аспект данного тезиса. С точки зрения теории все выглядело правильно. А вот с практикой дело обстояло намного хуже.

Не зажигая свет в своей комнате, Дориан на цыпочках приблизился к окну и украдкой выглянул на веранду. «Эгоист и к тому же шпион», — укоризненно шепнул ему внутренний голос. Удобно укрывшись за пологом темноты, Дориан видел тень матери, падавшую на деревянный настил веранды. Лазарус стоял и смотрел на море, черное и таинственное. Дориан сглотнул. Ветер шевельнул занавески, за которыми прятался мальчик, и он инстинктивно отступил назад. Мать произнесла что-то неразборчивое. Дориан, пристыженный, что тайком шпионил, решил, что все-таки дела матери его не касаются.

Мальчик собирался тихонько отойти от окна, когда краем глаза заметил какое-то движение в сумраке. Дориан резко обернулся, почувствовав, как волосы на затылке встали дыбом. Комната была погружена во мрак, лишь слегка разбавленный натеками голубоватого света, который просачивался в щелку между колыхавшимися шторами. Дориан медленно протянул руку, нащупывая на прикроватной тумбочке выключатель лампы. Дерево показалось непривычно холодным. Через пару секунд пальцы коснулись выключателя. Дориан нажал на кнопку. Металлическая спираль в стеклянной колбе лампочки на миг ярко загорелась и угасла с нежным звуком. Мимолетная вспышка ослепила Дориана. А затем темнота сгустилась еще больше, как будто он провалился в глубокий колодец с черной водой.

«Лампочка перегорела, — подумал Дориан. — Обычная вещь. Вольфрам, металл, из которого делают спираль накаливания, имеет ограниченный срок жизни». В школе ему подробно об этом рассказывали.

Успокоительные мысли мигом испарились, когда Дориан снова заметил движение в тени. А точнее, движение Тени.

Мальчика словно обдало холодом, как только он убедился, что в темноте, расстилавшейся перед ним, действительно двигалось нечто имевшее форму. Черный, матовый, непрозрачный, силуэт остановился в середине комнаты. «Она смотрит на меня», — зазвучал голос в мозгу. Тень как будто переместилась во мраке, и Дориан понял, что колыхался вовсе не пол, а тряслись его колени — дрожали от животного ужаса перед потусторонней формой черноты, которая приближалась шаг за шагом.

Дориан отступал, пока слабый свет, проникавший в окно, не окружил его тусклым ореолом. Тень задержалась на пороге сумрака. У мальчика застучали зубы, но он крепко стиснул челюсти и подавил желание зажмуриться. Внезапно в тишине зазвучал чей-то голос. Далеко не сразу Дориан сообразил, что говорил он сам, решительным тоном, без тени страха.

— Вон отсюда, — приказал Дориан теням. — Я сказал, убирайтесь.

Он услышат леденящий кровь звук, который казался эхом далекого смеха, злобного и жестокого. В этот миг черты Тени проступили в темноте, подобно отражению в воде цвета обсидиана. Черные. Демонические.

— Убирайся, — повторял он. Собственные слова доносились до него как сквозь вату.

Форма, состоявшая из черного плотного тумана, развеялась у него на глазах. Облаком плазмы Тень молнией метнулась через комнату к двери. Там она закрутилась в феерическую спираль, которая ввинтилась в замочную скважину. Казалось, это торнадо мглы всосала какая-то невидимая сила.

Лишь тогда вольфрамовая нить в лампочке загорелась вновь, и на сей раз теплый свет залил комнату. Неожиданно вспыхнувшее электричество исторгло у Дориана панический вопль, застрявший где-то в горле. Он обвел глазами углы комнаты, но не заметил никаких следов привидения, почудившегося ему секунду назад.

Дориан глубоко вздохнул и, шагнув к двери, дотронулся до круглой ручки. Металл был холодным как лед. Набравшись смелости, мальчик распахнул дверь и вгляделся в темень коридора. Ничего.

Мягко закрыв дверь комнаты, Дориан вернулся к окну. Внизу, на веранде, Лазарус прощался с его матерью. Перед уходом кукольник наклонился и поцеловал ее в щеку — очень быстро, едва коснувшись кожи. Дориан почувствовал, что желудок у него сжался до размеров горошины. Спустя мгновение мужчина, скрытый тенью, вскинул голову и улыбнулся. Дориан обомлел.

Кукольник неспешно шел к лесу в свете луны. Но как Дориан ни старался, он так и не сумел увидеть, куда падала тень Лазаруса. Вскоре его поглотила тьма.

Миновав длинный коридор, соединявший фабрику игрушек с особняком, Ирен с Исмаэлем вошли в Кравенмор. Под покровом ночи жилище Лазаруса казалось дворцом мрака. Его галереи, населенные сотнями механических созданий, простирались во всех направлениях, устремляясь в темноту. Из большого светового фонаря, венчавшего винтовую лестницу в центре дома, дождем сыпались пурпурные, золотистые и голубые блики, искрившиеся, словно стеклышки, выпавшие из калейдоскопа.

По мнению Ирен, силуэты погруженных в сон роботов и неодушевленные лица на стенах наводили странные чары. Они внушали мысль, будто в них были заключены души десятков прежних обитателей особняка. Исмаэль, человек более приземленный, видел в куклах лишь отражение изощренного и непостижимого ума мастера. И это ни в коей мере не служило утешением. Напротив, чем глубже ребята вторгались в частные владения Лазаруса Жана, тем сильнее ощущалось невидимое присутствие кукольника. В этом барочном сооружении любая, самая незначительная деталь несла на себе печать его личности; начиная с потолка, своды которого по замыслу создателя украшала панорама фресок с изображением сцен из знаменитых сказок, до пола, по которому они ступали. Пол представлял собой бесконечную шахматную доску, которая стелилась под ногами, создавая оптическую иллюзию неизмеримой глубины, и словно затягивала в свою гипнотическую сеть. Путешествие по Кравенмору было сродни погружению в глубокий сон, волшебный и одновременно пугающий.

Исмаэль остановился у подножия винтовой лестницы и внимательно оглядел пролет, терявшийся в вышине. Пока он изучал ступени, Ирен успела заметить, как на циферблате механических часов Лазаруса (всего лишь один экспонат из обширной коллекции), выполненном в виде солнца, открылись глаза и часы им улыбнулись. В тот момент, когда часовая стрелка приняла вертикальное положение, указывая на полночь, сфера повернулась вокруг своей оси, и солнце сменилось луной, испускавшей призрачное сияние. Темные блестящие глаза луны медленно задвигались из стороны в сторону.

— Идем наверх, — прошептал Исмаэль. — Комната Ханны находилась на третьем этаже.

— В доме десятки комнат, Исмаэль. Как мы узнаем, где жила Ханна?

— Ханна мне рассказывала, что ее комната находится в конце коридора и выходит окнами на лагуну.

Ирен не стала спорить, хотя объяснение ее совершенно не удовлетворило. Юноша был подавлен атмосферой дома не меньше, чем Ирен, но не признался бы в этом ни за что на свете. Оба в последний раз посмотрели на часы.

— Уже полночь. Лазарус скоро вернется, — сказала Ирен.

— Вперед.

Лестница возносилась тугой спиралью, как будто бросая вызов закону всемирного тяготения и закладывая все более крутые дуги, подобно мосткам для доступа к куполу большого собора. После головокружительного подъема ребята миновали площадку второго этажа. Исмаэль, крепко взяв за руку Ирен, продолжил восхождение. Изгиб стен становился все более крутым, смыкаясь в тесное кольцо, и вскоре лестничный пролет превратился в подобие узкой шахты, пробитой в камне.

— Еще чуть-чуть, — сказал юноша, правильно истолковав тревожное молчание Ирен.

Прошла целая вечность — на самом деле секунд тридцать, — и ребята наконец получили возможность покинуть колодец, вызывавший чувство клаустрофобии. Они очутились у двери, которая вела на третий этаж Кравенмора. Перед ними простирался главный коридор восточного крыла. Когорта окаменелых фигур подстерегала в темноте.

— Нам лучше было бы разделиться, — заметил Исмаэль.

— Так и знала, что ты это скажешь.

— Зато ты можешь выбрать, в какую сторону предпочитаешь пойти, — предложил Исмаэль, пытаясь шутить.

Ирен посмотрела направо и налево. В восточном конце виднелась живописная группа: три фигуры в капюшонах вокруг огромного котла — ведьмы. Девочка указала в противоположном направлении: