Осенние перепела - Нагиб Махфуз

— Я понимаю, что поступил подло. Но сейчас скажи, молю тебя: эта девочка — моя дочь?

— Я отвечу тебе только одно: уйди с глаз моих, чтобы я больше тебя не видела.

— Я заслужил это, я знаю… но теперь я хочу сделать только хорошее. Еще раз умоляю: не лишай меня этой возможности…

— Да уходи же! — закричала она. — Не хочу тебя видеть. Уходи!..

— Рири, выслушай меня, разве ты не видишь, что я совсем обезумел. Ответь только на мой вопрос — мне больше ничего не надо…

— Будь ты проклят! Сам же бросил меня, а теперь скулишь, как побитая собака!

Оттолкнув его, она бросилась бежать, осыпая его проклятиями.

30

Ночь Иса провел на набережной. Он не видел и не слышал ничего: ни сияния южных звезд, ни шума разбушевавшегося моря. Домой вернулся только на рассвете. Кадрия ждала его, измучившись от беспокойства.

Если бы Рири оставила в его сердце хоть малейшую надежду, Иса рассказал бы Кадрии всю правду. Но этого не случилось, и он сказал жене, что был в плохом настроении и бродил всю ночь по городу. Уже лежа в постели, он говорил себе: «Надо как можно скорее покончить с этой лживой жизнью, будь она проклята! Опять пойдут карты, коньяк, потекут набившие оскомину разговоры».

На следующий день Иса снова отправился к лавочке Рири. Он долго ходил вокруг в надежде увидеть своего ребенка. Несмотря на неудачу, он продолжал верить, что счастье не пройдет мимо.

Подойдя к сидевшему неподалеку чистильщику обуви, Иса поставил ногу на ящик и громко спросил:

— Есть свободные квартиры?

— Квартир в это время больше, чем забот на сердце, — улыбнулся чистильщик.

— Мне нужна свободная комната.

— В пансионе?

— Лучше в какой-нибудь семье! — подмигнул Иса и, кивнув головой в сторону лавки Рири, спросил:

— Знаешь что-нибудь о хозяйке «Бери и благодари»?

Чистильщик стал серьезнее, улыбка сбежала с лица.

— Что вы, господин. Это уважаемая госпожа.

Иса пристально посмотрел на него.

— Не хочу занимать ваше время, ничего не могу сказать… — продолжал чистильщик.

— Э, да ты не понял меня. Я и сам вижу, что это уважаемая госпожа. Но у нее, я слышал, есть дочка, такая милая девочка.

— Да, да, такая прелесть, плод счастливого брака!

Иса многозначительно улыбнулся:

— Но ведь отца девочки никто не видел. Госпожа незамужем?

— Что вы, что вы… Муж ее — хозяин лавки.

— Так почему же он не хозяйничает в своем заведении сам?

— Видите ли… — чистильщик замялся, потом, набрав в легкие побольше воздуха, словно перед прыжком в воду, сказал: — Он сейчас в тюрьме…

— За что?

— Говорят, наркотики! Но, видит аллах, он не виноват!

— Аллах его и освободит. Но скажи мне, ты уверен, что он отец ребенка?

— Еще бы, — в глазах чистильщика на какой-то миг появилось выражение настороженности.

А Иса, словно решившись на что-то, сказал:

— Ну, довольно болтать… Сдается мне, что тебе кое-что известно, но ты хочешь скрыть это от меня… А может, я знаю больше твоего, а?

— Что вы знаете?

— Хотел бы сначала послушать тебя: как же нам вести дальше разговор, если ты заведомо начинаешь со лжи.

— Говорят, — начал чистильщик, видимо уступая напору Исы, — что хозяин записал в метрику этой девочки свое имя. Хороший он человек!

— Но для чего он это сделал?

— Видите ли, он старый и очень добрый человек, детей у него не было, — продолжал чистильщик, не забывая густо намазывать ботинки Исы ваксой. — Он полюбил свою нынешнюю госпожу и женился на ней. Все по воле аллаха, по повелению пророка…

— Он действительно хороший человек, — сказал Иса, судорожно глотнув слюну, — и, уж конечно, не заслуживает тюрьмы…

— Поэтому-то она и работает в лавке и терпеливо, преданно ждет…

— Он достоин этого…

Иса расплатился. Разговор вселил в него слабую надежду.

Как и накануне, он простоял под фонарем до полуночи, ожидая Рири.

Заметив его, она перешла на другую сторону, но Иса бросился вслед за ней.

— Я жду тебя, — сказал он с мольбой в голосе, — нам нужно поговорить…

Рири продолжала идти, делая вид, что все это ее не касается. Тогда Иса преградил ей дорогу.

— Скажи мне только: она моя дочь?

— Отстань, иначе я позову полицию…

— Она — моя дочь, да, да! Я знаю все…

— Слышишь, я позову полицию…

— Будь великодушной, прости меня…

Рири резко оборвала его:

— Тебя убить мало, не то что прощать…

— Давай лучше поговорим, как сделать, чтобы забыть все, что было…

— А я уже забыла… Уходи…

— Послушай, Рири, ты ждешь своего мужа напрасно, получи развод, и мы…

— Как низко! — перебила она. — Ты всегда был таким. Разве ты способен на добро…

Лицо Исы исказилось от боли.

— Я очень, очень страдаю, — простонал он.

— А мне-то что. Страдай себе на здоровье.

— Но ведь эта девочка — моя дочь, плоть от плоти моей. Какое имеет к ней отношение этот человек в тюрьме?..

Рири смотрела на Ису во все глаза.

— Это его дочь, — твердо сказала она. — И только его. Он удочерил ее, и она принадлежит ему навсегда, ты слышишь? А я — вместе с ней. Я хочу предостеречь тебя: не пытайся больше встречаться со мной!

— Рири, ты захлопываешь передо мной дверь, дверь милосердия…

— Я?! Это ты сам закрыл ее… Уходи, прошу тебя…

— А моя дочь?! — чуть не плача взмолился Иса.

— Разве ты отец? Ты последний трус, — крикнула Рири, отойдя от него на несколько шагов. — Моей дочери не нужен такой отец!..

31

Укрывшись за какой-то будкой, Иса стал искать Рири. Он увидел ее под одним из тентов. Рири внимательно наблюдала, как недалеко от нее играла на песке маленькая Ниамат.

Утро было свежее и чистое. Мягко светило солнце, нежно лаская тех немногих, кто в этот ранний час пришел на пляж. Чтобы не попасться на глаза Рири, Иса спрятался в кабину для переодевания.

Все его мысли и чувства были заняты девочкой. Ему так хотелось поцеловать это маленькое нежное тельце, прижаться к смуглым, загорелым ножкам, погладить ее густые, мокрые волосы. В красивом оранжевом купальнике, веселая и шаловливая, Ниамат выглядела беззаботной и счастливой. Ниамат — плод скуки отца и страха матери. Жизнь не посчиталась с этими пороками и сотворила привлекательное, полное здоровья и счастья существо. Глядя на нее, Иса думал: «Разве нельзя после стольких бед вкусить сладость счастья? Море, которое сегодня, как и миллионы лет назад, величаво гонит свои волны, наверное, видело бесчисленное множество подобных примеров, так же как и это голубое, без единого облачка небо».

Иса решительно выбрался из своего укрытия и направился к девочке. Рири вскочила и бросилась ему наперерез, но он все-таки успел поцеловать свою дочь. Потом весь как-то сник и медленно, не оборачиваясь, пошел назад.

Наступило время обеда. Иса не пошел домой, перекусил в кофейне. Затем отправился на трехчасовой сеанс в кино, но этого оказалось мало — заглянул в другой кинотеатр, посмотрел еще один фильм. Под вечер вновь забрел в кофейню поужинать и выпить коньяку. Засиделся до полуночи. Сильно захмелел. Не хотелось двигаться. Опустился в кресло напротив стойки и, вытянув ноги, стал смотреть по сторонам.

Его внимание привлек какой-то высокий молодой человек. Исе показалось, что он уже где-то видел это смуглое длинное лицо, этот твердый холодный взгляд.

Незнакомец приближался к нему: серые брюки, белая с засученными рукавами рубашка. Двумя пальцами левой руки он осторожно держал красную розу. Их глаза встретились, молодой человек улыбнулся и прошел к стойке, где продавали фруктовые соки. Вдруг Ису словно молния поразила. Перед глазами возникла давно забытая сцена одного из допросов, на которых Иса присутствовал как представитель своей партии. Тогда этот молодой человек — он был еще совсем юношей — вел себя мужественно и не назвал никого; правда, его все равно признали виновным и отправили в концлагерь. Сколько он провел там? Наверное, до смены правительства. Интересно, что он делает сейчас? Занимает высокое положение или по-прежнему воюет с властями? Чему он улыбнулся? Неужели вспомнил его, Ису? Еще устроит какую-нибудь сцену… Иса решил не думать об этом человеке, но что-то, что было сильнее его, заставило обернуться: молодой человек сидел, прислонившись спиной к стойке, держа в руке бокал сока манго, и спокойно смотрел на Ису. Его глаза понимающе улыбались и, казалось, говорили: «Прошлое не забыто, оно здесь, перед тобой».

Глаза Исы забегали. Он почувствовал, что больше не может оставаться здесь, поднялся и вышел на набережную. О возвращении домой не могло быть и речи. Разве у него есть свой дом? Пройдя немного вперед, Иса свернул на площадь и присел на скамью у памятника Сааду Заглулу. Вокруг было пустынно. На скамейках ни души. Прохладный ветер хозяйничал на площади, заигрывая с высокими пальмами. На ночном небе мигали звезды, усеявшие бесконечный шлейф Млечного пути. Куда уйти от прошлого? Как спрятаться от воспоминаний? Что делать, если снова встретишь этого молодого человека?