Кодекс Люцифера - Рихард Дюбель

– Опять неприятности? – спросил он.

Агнесс смахнула с лица новую порцию слез.

– Как ты здесь очутился? – пробормотала она.

Не меняя положения, он посмотрел через плечо, и девушка невольно проследила за его взглядом. Это была одна из его способностей – заставлять ее смотреть в ту же сторону, что и он, как если бы то, что он рассматривает в данный момент, гораздо интереснее остального мира. Крыши и башни Вены матово поблескивали на фоне серо-зеленого леса; передовые городские укрепления бросали тени на покрытые гравием или травой ровные территории, окружавшие город.

– Оттуда, – ответил он и снова перевел взгляд на нее.

Улыбка на его губах отражалась в его глазах, однако полностью изгнать из них беспокойство ему не удалось.

Агнесс вздохнула.

– И куда ты идешь?

Он показал на нее.

– Сюда.

Она смущенно осознала, что отвечает на его улыбку. Изумление снова вызвало влагу в глазах.

– Зачем? – сдавленно прошептала она.

Он наблюдал за ней спокойно и не шевелясь.

– Зачем я здесь? В вашем доме случился небольшой переполох. Мастер Вигант кричал: «Отпустите меня, я должен догнать свою дочь!» А похожий на рыбу монах-доминиканец крепко держал его и говорил: «Вы только все усложните, друг мой!» Там была еще куча людей, которые глазели на происходящее и отпускали глуповатые замечания. Они запрудили улицу, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как пойти проверить, что стряслось.

Агнесс сложила ладони перед лицом и беззвучно заплакала.

– Этот дьявол! – прошептала она. – Этот дьявол!

Она с трудом различила голос Киприана, говоривший:

– Этот доминиканец… я думаю, дядя Мельхиор вполне мог бы им заинтересоваться.

От его слов у нее снова по спине побежали мурашки. Мельхиор Хлесль, епископ Нового города Вены, дядя Киприана, был человеком, о котором ходило множество слухов. Его епископством, расположенным к юго-западу от Вены, руководили одновременно помощник архиепископа, официал[17] и канцлер, в то время как сам епископ пребывал в Вене и занимался своими личными делами. Многие считали, что у него Достаточно влияния при дворе для того, чтобы поддержать или ниспровергнуть самого кайзера. Люди перешептывались и надеялись, что епископ сейчас склоняется ко второму варианту с целью спасения государства от бездеятельности императора Рудольфа. Что же касалось Киприана, то люди подозревали, что его связь с дядей основывалась на всем известных вещах, а именно: епископ был единственным членом семейства Хлеслей, к которому Киприан испытывал безоговорочное доверие. Их отношения начались в тот день, когда различия во взглядах Киприана и его отца достигли драматической кульминации и епископ оказался единственным, кто встал на сторону Киприана. Для Агнесс епископ Хлесль был серой тенью, которую она не могла оценить и по отношению к которой у нее иногда возникало ощущение, что стоит ей обернуться – и она увидит епископа прямо у себя за спиной. Слова Киприана внушили ей страх, как будто интерес епископа к зловещему монаху-доминиканцу мог открыть дверь, за которой клубится хаос, и хаос этот первым делом поглотит ее, Агнесс.

– Что было нужно этому типу от твоего отца?

«И вот как случилось, что ваша дочь Агнесс на самом деле вовсе не ваша дочь…»

– Воскресить прошлое, – прошептала она, чувствуя во рту вкус желчи.

– Ты очень далеко ушла, нам надо бы вернуться.

– Вернуться? – с горечью произнесла она. – Куда?

Он ничего не ответил. Агнесс подняла голову и уставилась на него.

– Домой? – прошипела она. – Ты действительно хотел сказать: домой?

– У тебя есть возражения?

Она сглотнула. Горло болело, и ощущение было такое, будто она наелась осколков.

– Пару минут назад я не хотела знать, откуда тебе стало известно, что я убежала.

Агнесс чувствовала взгляд юноши. По его лицу нельзя было понять, о чем он думает, лишь в глазах она прочла тревогу, которую увидела и почувствовала еще во время их первой встречи: может ли он хоть чем-то помочь ей и хватит ли у него на это сил? Она лучше его самого знала, что сил у него непременно хватит.

– Я хотела понять, почему ты считаешь, что за мной стоит следовать.

Жалость к самой себе, которую она уловила в своих словах, вызвала у нее отвращение и еще один поток слез.

Он пожал плечами и помолчал, прежде чем ответить.

– Так заведено среди друзей, – наконец сказал он.

– Я того не стою.

Он промолчал. И хотя она знала, что ее последняя фраза кажется ему совершенно абсурдной и не заслуживающей ответа, она на долю мгновения возненавидела его за то, что он не сказал: «Нет таких усилий, которых бы ты не стоила».

– А знаешь, что я сегодня выяснила? – начала она, решившись нанести себе смертельный удар.

– Я знаю, что нам лучше бы вернуться домой, – ответил он.

Его тон заставил ее оторвать взгляд от мостовой. Он снова щурился. Только сейчас она заметила, что по улице, идущей от моста и вьющейся между домами, прямо между тускло отсвечивающими лужами разбросаны вещи. Она присмотрелась повнимательнее: осколки керамики, ботинок, сверкающие золотом обломки, похожие на разломанный балдахин, лоскуты одежды, очень много камней, большинство размером с кулак, – как будто на коротком отрезке улицы прошел удивительный град. Она испытала шок, осознав, что лужи были вовсе не из воды, а из крови; вдруг, как по волшебству, пара камней неожиданно оказалась прямо у нее перед глазами, и она увидела, что они в крови и к ним прилипли волосы…

На другой стороне улицы стояла группа людей. Они сжимали в руках камни. Холод ранней весны неожиданно сменился совершенно иным холодом, охватившим ее, а жалость к себе – сильным страхом.

– Киприан, – тоненьким голоском позвала она.

Киприан Хлесль выпрямился во весь рост.

– Просто встань и иди ко мне, – сказал он. – Мы отправляемся обратно в Вену.

– А где мы вообще находимся?

– Это деревня на сваях возле Вены, – ответил он, глядя, как она неловко поднимается на ноги. – Вон там старое кладбище перед воротами на Каринтию. Дорога, идущая через мост, ведет к старому месту казни и к Пряхе у креста.[18] – Он бросил взгляд на фигуры на той стороне улицы, все еще державшие камни и выстроившиеся вдоль всей колеи. Она посмотрела туда же и застонала. От страха у нее подкосились ноги, и Киприан взял ее за локоть и держал так, пока она не зашагала увереннее. – Далековато ты ушла от дома.

– Эти люди вон там… Что им нужно и что здесь произошло?

– Тебе известна история пряхи у креста? Она была невестой одного рыцаря, возглавившего Крестовый поход в Иерусалим, чтобы освободить его от неверных. Она ждала его месяц за месяцем и, когда сообщения из Святой земли стали совсем тревожными, дала такой обет: она будет каждый день сидеть на перекрестке двух трактов возле старого деревянного креста, прясть шерсть и ткать из нее покровы для всех, кто будет возвращаться из Крестового похода, до тех пор пока не приедет ее возлюбленный. Однако после долгого ожидания вместо возлюбленного приехал один из его оруженосцев и сообщил, что ее возлюбленный попал в плен к врагу и, скорее всего, к тому времени уже был казнен. Тогда она перестала ткать покровы, приготовила себе вместо них прочную одежду, приказала своему старому слуге купить ей кольчугу, шлем и меч и отправилась в путь, чтобы освободить своего возлюбленного. Она поклялась под старым деревянным крестом, под которым просидела столько времени, что не вернется домой раньше, чем освободит своего возлюбленного, или последует вслед за ним в могилу. С тех пор ни о нем, ни о ней никто ничего не слышал. Возможно, его все же казнили, а судно, на котором она плыла, перевернулось и она утонула; а возможно, она все еще ищет его. Лично я предпочитаю верить, что она нашла его и осталась вместе с ним в Святой земле, нарожала ему детей и они состарились вместе.