Останки Фоландии в мирах человека-обычного (СИ) - Элеонор Бирке

Совершенно правильно в Фоландии контролировали межпространственные порталы, но и это не уберегло совершенный мир наших предков от распада.

Поговаривали, что мир стал саморазрушаться. Но, увольте меня, он был статичен! Как возможна деградация при фиксированных исходных данных?..

Я верю, что не вся Фоландия разрушена. Я надеюсь, что хотя бы часть искомых шебо-постулатов не утеряна. Я думаю, придет время, и мы найдем ее — страну, жизнь, спэссию всех миров; в которой впервые, миллиарды лет назад, появились мы — люди!

Теперь послесловие, хотя скорее объявление:

Ищу активных граждан-шеб, верящих в то, что Круг Купола и есть последний остов жизни Фоландии. Присоединяйтесь к поискам доказательств, да и что там — к поискам последнего кусочка древнего мира! Чем больше нас, тем ближе наша цель! Найдите меня, и вы увидите, что знаю я гораздо больше, нежели изложил в этом стремительном заключении. Практичный шебрак, который поможет нам отыскать останки древнего мира почти готов, и потому я, наполненный уверенностью реалист, скажу лишь одну короткую фразу: «До скорого свидания, волшебный мир девяти сил, волшебная Фоландия!..»

Профессор Кутсон. Столп Выха, Кантерина, Фикшерский Университет Фоландоведения. А там меня знает любая фысь. Жду единомышленников!

Важные определения и теоремы, а также самые, по мнению Кирка, важные сведения из книги профессора мальчишка заносил в свою тайную тетрадь, которая хранилась в тайном же местечке. Мама, знаете ли, любила порыться в вещах сына, приходилось прятать. Расшифровка цветочного языка тоже имела свой прогресс. Здесь, на Изнанке Воллдрима, встречалось много цветочных надписей, а две недели назад Кирк прошмыгнул в библиотеку для преподавателей (опыт лазутчика набирал обороты). Там он многое разузнал, а в добавок к «незаконным» знаниям стащил три занимательнейшие книги. Похоже цветочный язык, а точнее межпространственный код шебишей, кратко «язык шеб», использовался только шебишами и, кстати, во многих мирах. Вот так то! На цветочном не разговаривали, у него не было фонетического звучания — он нес в себе лишь смысловую нагрузку. Эту ценнейшую информацию Кирк подслушал на одном из уроков для старших мечтателей школы.

Кирк потянулся, поводил плечами: порой мышцы затекали от долгого чтения в неподвижной позиции. Он переложил книгу на колени металлическому королю, восседавшему рядом, и встал. Походил, поприседал, покрутил кулачками. Он разминал мышцы и одновременно мозги. Занимался аналитическим трудом, который постепенно завел Кирка в края воспоминаний. Несколько дней назад, он гулял здесь с Элфи. Малышка Смолг назвала его «Ищущим Знания». А ведь красиво звучит, и это прозвище так ему подходит! Действительно, красота бывает не только в точности стройных формул или, в общем, в знаниях, но и в словах.

— Незабудка… — проговорил он с улыбкой. Так Элфи называл мистер Хванч. — Тоже мило.

Кирка оторвали от привычной жизни, он оказался в изоляции Изнанки, но в то же время он вновь обрел Элфи! Все же Кирк дорожил ей и теперь понял насколько. Почему же он стеснялся их дружбы раньше, прятал свою привязанность? Впрочем, сейчас бы он поступил точно так же. Имидж есть имидж! Безжалостный ученый, командир вэйосов, а теперь и устасов, умнейший и единственный сын своих родителей — Кирк Беккет! Все эти его представления о самом себе были непоколебимы и несокрушимы, а также давили на детские плечи весьма внушительной ответственностью…

Несмотря на все внутренние противоречия, Кирк понял главное — хорошо, что Элфи рядом.

А ведь действительно, лишь она одна была его по-настоящему близким другом, с ней он и сам становился настоящим. Ну почти что.

Однако осознание собственного несовершенства, нынче его изрядно подкосило. После прокола на примерке «раскрывателя», он разочаровался в себе. К сожалению, со временем разочарование лишь росло и ширилось, а все потому что Кирк оказался немечтателем! Он был самым обычным, а значит никчемным человечишкой… Это обстоятельство нещадно глушило его энтузиазм. То есть на прочтение книги, например, об устройстве Солнечной системы (кстати, есть ли у этой Изнанки спутники?) в три сотни страниц, уходило не пять дней, как раньше, а целая неделя или даже две! Вот такими «муравьиными шагами» он двигал свой интеллект вперед.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Планета Земля вращается вокруг Солнца и вокруг своей оси. Луна гравитацией привязана к планете. Точно так же Земля привязана к своей звезде. Все, что находится на планете притягивается к ней, не улетает в космос.

Элфи учится летать, да и другие мечтатели любят в здешних небесах покрасоваться, — размышлял Кирк. — Значит либо на Изнанке нет привычной гравитации. Значит, этот мир не круглый, либо… Либо что? Законы физических тел… они тут иные? Не может же быть, чтобы они фундаментально отличались от Земных? В противном случае материя при переходе из мира в мир кардинально бы менялась, а возможно и вовсе теряла стабильность и целостность. Земля и Изнанка похожи. Однако есть какая-то деталь, создающая «эффект мечты», «эффект левитации»… Допускаю, что деталь не одна, но, в целом, отличия должны быть минимальными.

Почему Рэмон не рассказывает об устройстве Изнанки? Почему отец отнекивается и не велит ходить на окраину серого Воллдрима? Какая глупость! Я тут уже почти два месяца и пора уж откинуть все страхи. Взять ли Элфи с собой? Девчонка, опасность… но она по крайней мере мечтатель.»

За размышлениями Кирк не сразу заметил, что его искусно уложенную прическу шевелит сквознячок, запахло сливами…

Пожалуй, пора перекусить. Куда же подевалась Элфи?

Кирк ждал ее уже больше часа. По правде, время весьма странно чувствовалось здесь, а обычные часы сходили с ума. Они неверно отмеряли минуты и часы, часто просто останавливались. Сориентироваться помогал единственный циферблат в городе, на котором красовались числа от одного до двадцати четырех. Огромный круг с двумя толстенными стрелками подвесили на шестидесятиметровую высоту над парадным входом в Школу Мечтателей, и виден он был отовсюду на известной мечтателям Изнанке.

«Интересно, а размеры здешние сопоставимы с воллдримскими? А вес? Возможно… Все относительно…» — он ухмыльнулся.

— Запах, запах… Приятный запах… Итак, возможно спектр света здесь тоже отличается, но из-за строения сетчатки… Стоп! ЧТО?! — наконец до Кирка дошло. — Откуда? Пахнет сливами! Какого профессора тут происходит?! — от неожиданности Кирк чуть было не включил в свою аристократическую речь бранные словечки.

Он навострил нюх. Легкий ветер скользил по его лицу и слегка тормошил волосики. Он дул оттуда, из сада. Кирк подошел к воротам. Слух словил писк трущегося железа. Деревья, висящие над сводом ворот, непривычно для здешних порядков колыхались, а листва и плоды искрились на солнце. Мистер Беккет толкнул одну из воротных створ, надрывно пропищал металл, мальчик шагнул в сад. Проглатывая серость кустарников всего в десятках метрах слева от Кирка, прямо на Беккета выползла эта странная радуга. Она не торопилась. По саду расползались: красный, синий, желтый и черный, неспешно замещая собой серость этого мира. Кирк смотрел и гордился тем, что не боится. Вдруг его осенило: «А ведь это расцветка пестрой одежды Степана! Клетчатая красно-синяя рубаха и штаны в желтую с черной клетку». Вот, что значит владеть собой! Ум не любит суеты.

— Она все врет… — шепнули ему на ухо, и Кирк резко развернулся.

За спиной никого не оказалось.

— Ей нет веры, — прошептали с другой стороны, и это был уже другой голос.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Кирк озирался по сторонам. Его самообладание трещало и рушилось.

Ему бы бежать отсюда, но не получалось даже шелохнуться. Кто говорит с ним? А что если это призраки, которых призывал Степан? Или к нему обращаются души создателей мира Изнанки?

— Не бойся и не верь… Не верь ей…

— К-к-к-ка-а-а-му не веееерить? — дрожащим голоском спросил Кирк.

Ветер становился сильней, он набегал и отступал и с каждым своим возвращением набирал мощь. Рвал с деревьев листву, отпускал ее, подхватывал и давал ей падать вновь. Дыхание ребенка обрывалось всякий раз, когда ветер ударял его в лицо.