Под ручку с мафией - Марина Серова

Оставив бутылку на столе, я быстро разделась до исподнего и, вздрагивая от неуютности и уколов просыпающейся злости, отправилась на продолжение поисков.

Нашла я его почти сразу. Ориентируясь по звукам музыки, оказалась в небольшой, совершенно свободной от мебели комнате, слабо освещенной и с полом, застланным чем-то мягким.

Вспоминая позже процесс, происходящий здесь, я определила его как особую форму группового петтинга.

Под тихую музыку, льющуюся из скрытых динамиков мощнейшей стереосистемы, более десятка голых тел обоего пола извивались, ползали, переплетались, елозили друг на друге, принимая причудливейшие позы. Можно было подумать, что основной задачей упражняющихся в этом странном занятии является выставление на всеобщее обозрение наиболее интимных частей тела и «проезд» по этим частям конечностями. Каждый стремился коснуться всех, и все старались коснуться каждого. Хрипы, бормотание, пыхтение, стоны, вскрики и даже всхрапывание испускались ими в страстном самозабвении. От них несло потом и алкоголем. Временами то один, то другой начинал биться в оргазмических конвульсиях, и тогда живая плоть, окружавшая это место со всех сторон, начинала двигаться активнее, закрывала дергающуюся особь шевелящимся слоем.

Обессилевшие в свалке выбирались на край секс-арены и располагались вдоль стен, кто лежа, кто сидя. Некоторые засыпали. Увлеченные сверх меры своими хлопотами, эти люди не обращали на меня внимания, хотя я довольно долго стояла и разглядывала их, разбираясь, что к чему.

Антипод чекменевского спортзала, черт побери!

Станислав сидел, привалившись к стене, неподалеку от входа. Я опустилась рядом, обхватив руками колени.

Интерес к происходящему, даже возбуждение, испытанное мной поначалу, постепенно сменялись отвращением. Что-то мне стало тошнехонько.

— Станислав, что за гадюшник вы здесь устроили?

Как ни слабо было освещение, я рассмотрела его глаза, благо совсем близко они были. Два одурелых стеклянных шарика под припухшими веками.

— Вы? — узнал он меня через некоторое время. Я положила пятерню ему на лицо, сдавила пальцами, а тыльной стороной другой руки сильно шлепнула под подбородок — прием беззвучный, но действенный.

— Ты подонок, Шубаров! Встань на ноги!

Крупноват он все-таки, если мне его тащить, то только волоком.

Я выпрямилась, и он воззрился на то, что оказалось перед его носом — мой живот. Его руки легли мне на талию, и он сделал-таки попытку подняться. Я помогла, как могла — вздернула под мышки, и мы, теснейшим образом обнявшись, заковыляли прочь из этого вонючего вивария.

Ввалившись в библиотеку, я подставила ему ногу и слегка толкнула. Он рухнул, грохоча об пол локтями и коленями. Приподнявшись на дрожащих руках, пробормотал жалостным голосом:

— Вы меня бьете?

Я заперла на ключ дверь и села на корточки перед его лицом, широко разведя колени.

— Ты ошибаешься, дружок, это моя первая ласка.

Мне нужно было устроить ему шок, сломать его сопротивление с самого начала.

— Ты хочешь меня, Станислав? Ты меня хочешь! Перед тобой не мясо ваших потаскух, а настоящая, живая плоть.

Он завороженно смотрел на черное кружево моего белья, которого на мне было совсем немного, и наконец вот оно — ноздри его дрогнули, и в глазах живой искрой мелькнула осмысленность. Небезнадежен!

Он потянулся ко мне, а я, опустившись на разведенные в стороны колени, по-кошачьи выгнувшись, чуть-чуть коснулась его лица животом и тут же, отпрянув, вполсилы ударила по щеке. Получилось звонко и подействовало хорошо. Он завозился, засучил ногами, с трудом поднялся и тут же плюхнулся на тахту, уронил голову на голую грудь.

— Вы меня бьете! — пьяно замотал ею.

Мне была противна его нагота: тощие руки, мягкая грудь, без намека на мужские формы расплывшиеся по краю тахты ляжки и большие, отвисшие яйца.

Ласки мои он запомнит надолго, потому что ласкать его будет Ведьма, и ласкать его Ведьма будет не ради чувственного удовольствия!

Я медленно, фиксируя вниманием каждое свое движение, двинулась к нему. Он еще не боится меня, подается навстречу, тянет руки. Сейчас, милый, начнутся кошмары.

Встав вплотную, подняла ногу и обняла ею его торс. Низом живота медленно надавила на грудь. Он засопел и послушно опрокинулся навзничь. Уселась на него всем весом. Ему уже трудно дышать. Положив ладони на его лицо, я мягко улеглась на них грудью. Удушье. Постучал об пол ногами, слабо побил меня свободной рукой по спине и начал обмякать. Я поднялась, выдернула из-под него ногу. Полутруп. Смятый на сторону рот дышит все-таки! Коротко, но дышит. Глаза закатились. Будем считать прелюдию сыгранной. Хорошо бы этим и ограничиться.

Чеканный металлический стаканчик со скрепками. Я высыпала их на пол и плеснула в него спиртного. Пригубила — крепкое!

Он уже сел и с ужасом смотрел на меня.

— Что вы делаете? — промямлил так, будто имел полный рот хлебного мякиша.

— Стараюсь тебя полюбить.

— Не надо! — он отстранил стаканчик, но я настаивала.

— Это приведет тебя в чувство.

Он внял, взял и вылил содержимое в рот.

— Так не любят! — возразил он, скривившись.

— Я же говорю, что стараюсь, — пояснила я терпеливо и мягко, почти по-матерински, — когда полюблю, вести себя буду иначе.

Чтобы спиртное пошло «в жилу», а не ударило в его слабую голову, нужна была боль, и я неожиданно и резко надавила большими пальцами на точки за его ключицами. Он охнул и скорчился, сжав руками плечи. Коротким, но сильным тычком нашла косточку над солнечным сплетением, и он зашелся в беззвучном крике. Отругала себя — можно было ограничиться одними ключицами.

— Уйди, не мучай меня! — попросил он так, что теперь оплеуху я готова была закатить самой себе.

— Ладно, уйду, — согласилась я, — если ты поделишься со мной всеми своими неприятностями.

— А если нет?

Я опять нашла ту же косточку и, наблюдая разинутый рот и скребущие живот пальцы, впервые пожалела его по-настоящему. Но размякать у меня прав не было, и пришлось утешиться стандартным в таких случаях положением: мол, все, что я делаю, это и к его благу тоже. Станислав осознал-таки серьезность моих намерений и покорился.

— Мне нужны были деньги! — почти выкрикнул он и неожиданно разрыдался мокро и бурно. Наконец-то!

Очень надеясь на окончание спектакля, я отошла к столу и глотнула прямо из горлышка, поздравляя себя с «тронувшимся льдом». Крепкая, зараза! Ощутив слезы на глазах, продемонстрировала их ему, все еще всхлипывающему.

— Говори, говори, родной мой!

— Мне нужны были большие деньги. Я мог открыть свое дело, очень прибыльное. Маман не хотела и слышать о нем. У нее на уме один ресторан.

А Стасик-то трезвеет!

— Тогда пришлось попросить их у одного знакомого. Он все устроил, но потребовался залог, и я решил использовать в этом качестве часть коллекции отца. Старинное оружие. Голландия, позапрошлый век. Маман об этом нельзя знать!

Он опять захлюпал и вторую порцию из чеканного стаканчика опрокинул без уговоров.

— Такую ссуду частному лицу в банке получить трудно, и пришлось договариваться с людьми, имеющими черный нал.

— То есть с мафией? — перебила я его.

— Можно сказать и так, — согласился он.

— Договаривался знакомый?

— Да. И через этих же людей он организовал фиктивное ограбление, пока мы с маман были в Греции. Но тут все пошло вкривь и вкось. Экспонаты унесли, сейф взломали и еще деньги требуют, а не то грозятся предать все огласке, выставить меня, меня, — Станислав шлепнул себя кулаком в грудь, — организатором ограбления собственного дома!

— Помощник твой — Иван Антонович Страдаев?

Я взялась за свою одежду.

— Да.

Он смотрел на меня с безграничным удивлением.

— Откуда вы знаете?

— Хороший человек?

— Очень!

— Это ему ты звонил после каждой нашей встречи?

— Ему. Он должен быть в курсе всего. Если б не он, меня, возможно, и в живых уже не было, вон как с Ковриным обошлись!

— За экспонаты ты хотел получить пятьдесят тысяч?

— Долларов, — согласился Стасик, — и столько же требуют с нас.

— Ужасно! — посочувствовала я, застегивая на себе все, что необходимо.

— Где живет Страдаев? Его телефон, быстро!

— Не знаю, где он живет.

— Стас!

— Правда, не знаю! Возле набережной, что ли. А номеров много. Он звонит с утра и сообщает номер, по которому его можно найти в этот день. Обычно звонишь и просишь, чтоб ему передали, а он потом перезванивает.

Я подошла к Станиславу, за подбородок подняла его голову, глядя в глаза, спросила:

— Почему ты сделал все это втайне от матери?

Станислав попытался освободиться, и я его отпустила.

— Потому что это чудовищно! Я-то думал вернуть экспонаты со временем, отдав деньги. Ведь они должны были послужить только залогом. А получилось…