Балтийская гроза - Евгений Евгеньевич Сухов

забираю у тебя этого человека. – Вытащив из кармана бумагу, заверенную подписью наркома Лаврентия Берии, он развернул ее перед лицом надзирателя. Сержант внимательно прочитал.

– Вопросы имеются?

Караульный, вытянувшись в свой немалый рост, произнес:

– Никак нет, товарищ генерал-майор!

– Вот и славно. Эту бумагу можешь забрать. Там все написано… А ты давай на выход, майор! Нас самолет ждет!

Часть II

Дорога на Елгаву

Глава 14

25 июля 1944 года. Новое задание – оперативная разведка

Последняя вылазка вглубь немецкой территории прошла без особых сложностей, что бывает крайне редко. Где ползком, а где перебежками продвинулись в тыл к немцам на семь километров. После короткого боя отбили три бронетранспортера, на которых через густой лес пробились к своим позициям. В горячке боя забыли вывесить на башню белый флаг и опомнились лишь тогда, когда по башне рассерженно заколотили пули.

На передовые позиции наблюдатели успели сообщить, что немцы предпринимают попытку прорвать оборону и выдвинулись на бронетранспортерах. Вот русская пехота и ударила из окопов по движущимся целям, пока артиллеристы поближе подтаскивали полковые пушки. Конечно же, контратаку ждали, но не с болотистой местности, где крайне мало места для маневра бронетехники, а с пустырей. Там легче под прикрытием танков двигаться вражьей пехоте, а потому в замаскированных окопах установили истребительно-противотанковую артиллерию, для усиления находились еще две противотанковые роты.

Не прекращая движения, чтобы не стать доступной целью (обидно погибать от собственных снарядов), бронетранспортеры въехали в густой и высокий бурьян, сделавшись на короткое время невидимыми для артиллерийских наводчиков, и, не жалея исподнего, смастерили из него роскошный белый флаг. Затем, повернув пулемет в противоположную сторону, выставили из башни наружу белый стяг и двинулись в сторону своих позиций через проход по минному полю.

Капитан Григорий Галуза, ехавший в первом бронетранспортере, предостерегал сержанта разведки Егора Косых, в недалеком прошлом механика танка, от стремительной езды басовитым командным голосом:

– Егор, ты тут горячку не пори! Едем солидно, как к теще на именины!

– Есть, как на именины! – задорно отвечал сержант, переключая скорости.

Немецкий бронетранспортер, подминая под себя могучими передними колесами кустистую растительность, выбрался из глубокого рва на продавленную колею и заколесил в сторону русских окопов, ощетинившихся стволами пулеметов. В какой-то момент танк тряхнуло. Капитан Галуза даже зажмурился, ожидая удара болванки в башню, но это оказалась всего лишь неглубокая яма, благополучно выбравшись из которой они добрались до передней линии окопов. Когда приехали к своим – ликованию пехотинцев не было предела!

После выполнения задания полагалось отдохнуть, благо, что на фронте установилась некоторое затишье. Все понимали, что это ненадолго. Следовало подтянуть отставшие тыловые части, дать возможность отдохнуть бойцам, провести перегруппировку, а когда в поредевшие части вольется новое пополнение, тогда продолжить наступление. Но сначала следует провести военную разведку.

В землянке было прибрано – ординарец постарался. В углу на ящике от снаряда стоял поцарапанный патефон, рядом с которым лежали три пластинки: две в исполнении Лидии Руслановой, «Липа вековая» и «Окрасился месяц багрянцем», и одна в исполнении Леонида Утесова – «Мишка-одессит».

С правой стороны стояла кровать с панцирной сеткой (оставалось только гадать, где именно пострел раздобыл столь невиданную роскошь!), у левой – широкая буковая лавка, а напротив двери – стол, сколоченный из березовых досок, на котором возвышалась самодельная лампа-коптилка, сделанная из гильзы 45-миллиметрового орудия. Особого мастерства, чтобы сделать такую нужную вещь, не требовалось. Отыскивалась гильза, верхняя часть которой расплющивалась молотком; образовавшаяся узкая щель зажимала фитиль (часто это кусочек грубой ткани), а в нескольких сантиметрах от верхнего края пробивалось маленькое отверстие для залива топлива в фитиль. Нужная в блиндаже вещь, к тому же не требующая какого-то особенного ухода.

Сунув руку в карман, капитан Галуза вытащил фронтовую зажигалку, сделанную ротным мастером Мустафой из стреляной гильзы. Вещь получилась знатная: с одной стороны аккуратнейшим образом было приварено крошечное плоское колечко, чтобы удобно было держать зажигалку, а сверху на нее наворачивался латунный колпачок. Кремневое колечко не подвело ни разу, легко крутилось, запаливая крохотный фитилек.

Мустафы уже давно нет – полгода назад подорвался на противопехотной мине, – а вот подарок его, как память о рукастом человеке и добродушном малом, осталась.

В какой-то степени эта самодельная зажигалка являлась талисманом капитана. Перед каждым выходом в разведку Григорий снимал с себя ордена и медали, передавал документы на хранение, а вот зажигалку неизменно брал с собой, кроме одного случая, когда не мог отыскать ее в блиндаже (как потом выяснилось, она закатилась в щель между половицами, пришлось вскрывать полы, чтобы ее извлечь). В тот выход он едва не погиб: дерево, за которое он успел шагнуть, приняло на себя рой осколков разорвавшейся в нескольких метрах от него мины. С той поры Григорий Галуза со своим талисманом не расставался.

Отдохнуть не получилось, пришел вестовой и попросил прибыть в штаб бригады. Подхватив фуражку с лавки, капитан вышел из блиндажа и быстрым шагом направился к штабу. До передового края было не менее пяти километров. По местным меркам они находились в глубоком тылу, но в действительности снаряды нередко прилетали и сюда, разрывая и калеча устроенный наспех быт.

Приближался час обеда: солдаты разворачивали полевые кухни, расстилали брезенты для устройства столовой. В крохотном тенечке разместилась сапожная мастерская, куда в очередь выстроились несколько солдат. Спрятавшись в густых посадках, готовилась автомобильная и броневая техника – возможно, что уже завтра она вступит в бой. Постукивая старыми рессорами, мимо неловким инвалидом прокатил «Студебеккер», подвозя к боевым порядкам боеприпасы.

Полковой полевой госпиталь находился по дороге в штаб. В огромных, выцветших добела палатках располагались раненые, в основном тяжелые. Легкораненые охотно гуртовались, держались плотными группками, с наслаждением курили и проводили время в неспешных разговорах. Некоторые дожидались отправки в эвакогоспиталь, другие – на передовую; в отдельной палатке лежали умершие от ран. В госпитале всегда было много работы: врачи проводили операции, сестрички осуществляли медицинский уход, выхаживали раненых и больных. Доброй улыбкой и ласковым словом, как могли, старались вернуть солдата в строй.

Григорий Галуза уже подошел к штабу бригады, подле которого нес службу красноармеец с винтовкой в руках, как вдруг его окликнули. Повернувшись, он увидел лейтенанта медицинской службы Нину Волкову. В действительности ее звали Ноябрина: так ее назвал отец в честь Великой Октябрьской революции, но она отчего-то невероятно стеснялась своего необычного имени, а потому всегда представлялась только Ниной.

– Когда ты вернулся? – спросила девушка.

– Несколько часов назад, – слегка смутившись, ответил Галуза.

– Так почему же не