Рокировка в длинную сторону - Земляной Андрей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Вот ты, Сергей Миронович, как новый нарком внудел и займись этим вопросом. Разберись в каждом конкретном случае, и где надо - помоги, а где надо - накажи.
- Все что поручает мне Партия - исполню в точности! - несколько напыщенно ответил Киров и так глянул на Литвинова, что тому ужасно захотелось провалиться сквозь пол и убежать через подвал.
Именно в этот момент в кабинет вошел Поскребышев и коротко сообщил:
- Товарищ Сталин, он ожидает у телефона...
Сталин извинился и вышел из кабинета, обронив на прощание: 'Ну, вы пока пообщайтесь товарищи, посоветуйтесь...' Киров немедленно насел на Артузова, настаивая, чтобы тот немедленно бросил свою разведку и переходил к нему в заместители, потому что: '...работы - пропасть, просто пропасть! И на кого я могу положиться? На Медведя ? Положим, а еще на кого? Нет, я считаю, нужно срочно обновлять состав НКВД! Мобилизовать сознательных рабочих - в Москве, в Питере, в Харькове, Сормовчан... Но надо, чтобы были спе-ци-а-лис-ты! Которые обучат, направят, помогут на первых порах... Как ты, товарищ Артузов!'
Литвинов сидел, ни жив, ни мертв, чувствуя, что на этот раз его шашни с британцами могут выйти ему боком... или даже чем-нибудь более серьезным. Внезапно он понял: то, что его пригласили сюда - ловушка! Самая настоящая ловушка! Вот кто здесь сидит кроме него? Куйбышев - народный контроль, Артузов - разведка, Киров - новый нарком внудел, а этот кто? А ведь Сталин называл его фамилию... как там его Налёт, Валет? Нет, кажется что-то связанное с печеньем... Галет? Точно, Галет. И кто этот Крекер? Энкавэдэшник - понятно, а вот что он здесь делает?
Додумать он не успел: Киров громко обратился к Куйбышеву:
- Валериан, а скажи-ка мне, как старый товарищ: давно проводилась проверка Наркомата по иностранным делам?
Куйбышев молча кивнул и тут же достал из кармана френча небольшую записную книжку в серебряном переплете. Щелкнул застежкой, быстро перелистал, просветлел лицом, видимо найдя нужное, и уже собрался было что-то сказать, но Киров не дал ему говорить, быстро перебив:
- Скажи, а у тебя много специалистов по международным отношениям? Ну, чтобы в дипломатических протоколах разбирались там, или... Ну, ты меня понимаешь?
Создавалось такое ощущение, что Литвинова в кабинете уже как будто и нет. Меер Моисеевич понял, ЧТО это означает...
- Нет, - ответил Куйбышев, подумав. - Откуда?
- Я тут вот что подумал, - Киров почесал нос. - Где там у нас Осведомленный ?
Куйбышев удивленно раскрыл глаза и уставился на Сергея Мироновича:
- Да ведь он...
- Знаю-знаю..., ну так что же? Зато специалист, каких поискать! Таких людей надо ценить. Что его слабость -повторять зады , это не беда. Мало ли людей с обратной слабостью на свете!
Куйбышев коротко рассмеялся и посмотрел на Литвинова. Тот закатил глаза и словно мешок с тряпками мягко скатился на ковер...
А в это время Сталин стоя у телефона в маленькой каморке, негромко выговаривал в трубку:
- Я вас очень прошу, товарищ Саша, не вмешиваться сейчас ни во что и обеспечить полную безопасность Таты, Василия и Артема. Я на вас надеюсь. А с врагами мы сумеем разобраться. Ягода уже арестован и дает показания, в ближайшее время будут арестованы остальные заговорщики...
На другом конце провода помолчали, затем напряженный детский голос спросил:
- Товарищ Сталин, а кого вместо Ягоды на НКВД?
- Мы тут с товарищами посоветовались, и была утверждена кандидатура товарища Кирова.
- Замечательно - в детском голосе прозвучало облегчение. - Вы помните, что товарища Кирова?..
- Есть мнение, что ТЕПЕРЬ товарища Кирова очень вряд ли...
Саша положил телефонную трубку и вежливо поблагодарил охранника, который на всякий случай ему козырнул. После чего он очень постарался, правда - безуспешно, выбросить все происходящее сейчас в стране из головы, и отправился к ребятам запускать самолет с резиновым мотором. По иронии судьбы именно в тот момент, когда Александр изо всей силы швырнул самолет вперед и вверх, почти такое же движение сделал широкоплечий оперуполномоченный ГУГБ НКВД. Вот только в руке у него ничего не было, зато его здоровенный кулак со всей силы впечатался в челюсть Григория Евсеевича Зиновьева. Челюсть выдержала, но глаза Григория Евсеевича мгновенно остекленели, и он, бесчувственным кулем повалился на руки двух других сотрудников НКВД, которые приняли его несколько грубо, но аккуратно. Они быстро освободили Зиновьева от маленького 'Браунинга', лежавшего в кармане галифе, ловко надели наручники и выволокли обмякшее тело из кабинета.
А несколькими минутами раньше такие же бравые широкоплечие ребята арестовали Пятакова. После наступила очередь Радека, Каменева, Рыкова и еще очень, очень многих...
В ту ночь Сталин не приехал на Ближнюю дачу. Работы было слишком много и слишком много новой информации, которой с каждым часом, с каждой минутой становилось все больше и больше. И это было очень хорошо для Белова, Галета и коминтерновцев во главе с Димитровым. Потому что если товарищ Сталин ни за что не простил бы привлечения Саши к допросу Ягоды, то за участие мальчика в допросе Петерса и, особенно, его жены и дочери - он бы просто стер всех в порошок! В пыль, в труху лагерную, на удобрения бы перевел!..
Так что ко всеобщему счастью Иосиф Виссарионович не видел белого лица разоблаченной Мэй Петерс и ее расширенных от дикого ужаса глаз, когда Саша, поигрывая стилетом у лобка девушки, спокойно произнес:
- Говори, сучка! Матку выверну!..
И не слышал товарищ Сталин отчаянного визга девушки и ее захлебывающегося, торопливого голоса, перемежающегося рыданиями:
- А-а-а! Все скажу... Только умоляю... А-а-а! Уберите ЕГО!!!
А на следующее утро, после обязательной физзарядки и занятий с Надмитом, прямо за завтраком Димитров, сидевший за столом вместе со всеми, вдруг сказал:
- А что, товарищ Саша, может быть съездим прямо сейчас к нам? - И заметив удивленные взгляды детей и Веры Степановны, которой Василий и Светлана рассказали Беловскую версию вчерашних событий, добавил - Тут мне двое немецких товарищей звонили: есть что-то новое. Вроде бы дядя твой... - Димитров на секунду замешкался, а затем бухнул, точно нырнул с головой в омут, - Тот самый, что еще с товарищем Либкнехтом работал...
Саша сделал страшные глаза, и, заметив это, болгарин понятливо замолчал.
- Конечно-конечно, - затараторила Вера Степановна. - Поезжай, Сашенька. Вдруг про родных своих что новое узнаешь? - Она поднесла к глазам краешек висевшего на шее полотенца, - Человеку без родни нельзя. Человек без родни - что дерево без корней...
Белов вышел из-за стола и молча пошел вслед за Димитровым. По дороге к ним присоединился Христо Боев, который с немалым удивлением услышал конец негромкой Сашкиной сентенции : '...вы б мне еще Карла Маркса в родню записали...' Все трое уселись в ожидавший их 'Бьюик', который, взревев мотором и выпустив клубы синего дыма, помчал их в Москву.
Автомобиль остановился неподалеку от Кремля, и Саша с удивлением узнал дом, в котором в далеком будущем будет располагаться один из вестибюлей станции метро 'Калининская'-'Александровский сад'. Он много раз проходил мимо этого дома, спеша по делам службы в той, прошлой - будущей жизни, но понятия не имел что здесь когда-то, а именно - сейчас располагался самый мощный в мировой истории центр спецслужб - Исполком Коммунистического Интернационала.
Димитров распахнул тяжелые дубовые двери:
- Прошу... - И обронил охране, - Это - со мной.
А еще через несколько минут Белов вместе с Боевым, Димитровым и улыбчивыми веснушчатыми финнами Куусиненом и Лехтосаари сидел в небольшом кабинете, утопая в огромном кожаном кресле. Димитров вызвал секретаря из приемной:
- Чаю? - спросил он, обращаясь к Саше, скорее для проформы, но неожиданно услышал:
- А что, в этой стране кофе вообще нет? В принципе?
Боев и Куусинен изумленно переглянулись, Лехтосаари уставился на Александра, широко раскрыв глаза, а Димитров только и смог, что переспросить:
- Кофе? Ты, момче, хочешь кофе?
- Да.
Только без, мать его, цикория! И без ячменя с желудями.
Лехтоссари икнул, а Куусинен выдавил сипло:
- Со сливками?
- С кофе, если можно. Был бы постарше - попросил бы ликерчику или коньячку, а так - просто кофе. Черного, как ночь, крепкого, как камень, горячего, как огонь...
- И сладкого, как грех, не так ли? - улыбнулся Димитров. И снова не угадал.
Саша поморщился: