Бриллиант - Марна Келлог

Мое лицо оставалось бесстрастным.

— Вы, надеюсь, все для себя выяснили, Оуэн? — осведомилась я голосом школьной учительницы.

— Неплохое покрытие.

— Это ковер.

На полу спальни лежал выцветший обюссон из коллекции одной знатной леди, который я отхватила за отправную цену на аукционе.

Посторонний не заметил бы здесь ничего из ряда вон выходящего, если не считать полного отсутствия семейных фото по причинам, мной уже объясненным.

Кроме одного снимка. Я сделала его пару лет назад в Сен-Реми, в кафе «Альпиль». Молодой человек, американец, лет тридцати двух. Веселый, счастливый, здоровый. Обнимающий молодую женщину, которая явно его любит. Его любят. Так мог бы выглядеть мой сын. Если бы у меня был сын, В тот день я посетила все сайты усыновленных детей в Интернете на случай, если он или она могут по какой-то причине нуждаться во мне: срочная операция или что-то подобное. Но так никого и не нашла.

Оуэн взял в руки фото.

— Кто это?

— Мой крестник.

— Ха.

Он поднялся, оставив глубокую вмятину в моем атласном покрывале и окончательно разрушив едва установившуюся между нами хрупкую связь.

— Что же, пора. Спасибо за ужин. С понедельника нам предстоит много работы.

— Знаю. И поздравляю еще раз. Невероятная удача, и вполне заслуженная. Сэру Бенджамину никогда бы это не удалось.

— Достойная похвала, особенно из ваших уст. Это всего лишь первый шаг, но очень важный. Теперь начнется настоящее дело.

На пороге он остановился и обернулся.

— Что вы делаете в этот уик-энд?

— Собираюсь навестить друзей в Шотландии.

— Неужели? Где?

— В окрестностях Эдинбурга.

— Желаю хорошо отдохнуть. Увидимся в понедельник.

Я была так рада, что он убрался, что думала, сознание потеряю. Я стояла на краю пропасти, хотя не совсем понимала, какой именно.

Перед тем как лечь в постель, я вынула бриллиант из кольца леди Мелоди, бросила платиновую оправу в тигель, где она расплавилась, и положила камень в сейф. Подняла браслет, в последний раз провела по руке, чувствуя, как его история проникает в мою кровь, опьяняя сладким ядом. Никогда еще не было у меня такой крупной во всех смыслах вещи. Я погладила им щеку, губы, шею и грудь. Какое утонченное наслаждение. До этой минуты я не испытывала такого удовольствия или такой любви. Браслет мой. Отныне я стану называть его «Любимцем королевы».

Наутро я проверила электронную почту, как всегда, по субботам — посмотреть, не делал ли кто запроса из сайтов по усыновлению. И пока ждала соединения, сердце забилось сильнее. Я затаила дыхание, зная, что сообщения не будет, но все равно надеясь, что ошибусь. Может, сегодня — тот самый день.

Не тот. Я тяжело вздохнула. Ничего, справлюсь. Не представляю, что сделала бы, получив весточку, но все равно очень счастлива знать, что мой сын или дочь в полном порядке. И не нуждается во мне. Не испытывает срочной потребности в одной из моих почек или кусочке печени, легком или сердце. Но, честно говоря, я отдала бы все это только за два-три слова. Иногда я гадала, есть ли у моего ребенка свои дети, но старалась не думать об этом чересчур много. Не думать о том, что где-то у меня куча родственников, которые, возможно, тоже вспоминают обо мне.

Я сунула крошечный лэптоп в сумочку, заправила волосы под седой парик, добралась на метро до Хитроу и успела на первый рейс до Женевы, где положила в свой банковский сейф несколько первоклассных камней вместе с бриллиантом леди Мелоди. Провела ночь в прелестном номере отеля «Дю Лак» с видом на озеро, поужинала в ресторанчике за углом очень неплохим фондю с сыром, которое запивала терпким швейцарским рислингом. Утром прогулялась вдоль замерзшего озера на бодрящем зимнем ветерке и к обеду уже вернулась в Лондон, где было холодно и дождливо.

День я провела в мастерской, заканчивая пары прихотливо изогнутых рядов, служивших оправами для кашмирских сапфиров в колье. Я включила верхний свет на полную мощность, добавив к освещению еще две люминесцентные лампы на моем микроскопе «Меджи» с сорокапятикратным увеличением и принялась за работу.

Каждый изогнутый ряд имел восемь багеток постепенно увеличивавшегося размера, от приблизительно четверти до трех четвертей карата. И каждая пара изогнутых рядов немного отличалась от соседней, потому что центральные сапфиры тоже не были одинаковыми: от семи с половиной до одиннадцати и одной десятой карата. Сейчас я трудилась над оправой номер восемь. Сначала взяла маленький платиновый слиток и раскатала до двух миллиметров толщиной. Отрезала две полоски по шесть с половиной миллиметра шириной, но не за один раз, а сделав предварительно несколько надрезов, и очень осторожно, придала им слегка изогнутую конусообразную форму. При этом приходилось постоянно делать измерения, и, когда я закончила, оказалось, что и пропорции, и очертания абсолютно точны. Удовлетворенная, я поставила багетки на место в заранее определенном порядке. И только после этого с силой прижала к платиновому основанию, туда, где «площадка», или обратная сторона бриллианта, оставляла отчетливые вмятинки.

Обычно на столе ювелира лежат десятки инструментов. Неопытному глазу многие из них кажутся одинаковыми, но на самом деле у каждого своя функция. Есть кожаные кружочки и ворсовальные шишки для полировки и отделки, щипчики, пинцеты, газовые резаки и сварочные горелки и приблизительно пятьдесят различных резцов для огранки и придания окончательной формы. Мои резцы были лучшими в мире, сделанными из твердейшей швейцарской стали, и, следовательно, ими можно было дольше работать с платиной без дополнительной заточки, поскольку именно этот металл я предпочитала.

Обратная сторона хорошего изделия должна быть так же красива и изящна, как и передняя: именно она служит свидетельством высокого качества и искусства мастера. Видимая площадь камней с обратной стороны должна быть почти такой же большой, как спереди. Чем меньше видимая площадь, тем хуже работа и скорее всего качество камней и металла. Работать с платиной и легко, и трудно. Это требует терпения, точности и таланта, но с лихвой вознаграждает и ювелира, и владельца тем, что оправа почти невидима и надежно удерживает камни. Большинство лучших ювелиров перед тем, как вставить камень, гравируют на платине свою метку: трефы, пики, червы, бубны, круга, квадраты, треугольники, овалы и тому подобное. Моей меткой был трилистник. К тому времени, когда изделие будет закончено, метка станет невидимой, но иногда при очень внимательном рассмотрении говорят, что можно разглядеть клеймо мастера. Я этому не верю.