Лабиринты судьбы. Между душой и бизнесом - Виктор Бронштейн

В тот достопамятный день профессионально подготовленный сценарий празднования был настолько захватывающим, что я действительно отвлёкся от мрачных мыслей и почти не вспоминал о своих бедах. Весьма запоминающимся стал также и поздний завтрак наутро в загородном, по-социалистически уютном деревянном ресторанчике с торжественными дорожками, коврами и с неубранными ещё портретами прежних вождей ностальгической эпохи нашей беззаботной юности. Собственно, таким уютным и трогательно несовременным был не только ресторан, но и вся загородная резиденция недавно свергнутых «бедными» демократами коммунистических начальников. Олег уже второй год арендовал там очень милый деревянный коттедж, окружённый могучими, как свершения минувших пятилеток, заснеженными кедрами и голубыми елями. Хоть в этом кто-то выиграл от варварской перестройки, раскулачившей партийных бонз!..

Но не только и не столько уютным ретро-ресторанчиком запомнился мне послепраздничный завтрак, плавно перешедший в обед. В память буквально врезалась тёплая беседа под грибки и солёные огурчики, которые в то позднее и затянувшееся утро имели звание не какой-то там рядовой еды, а доброй и душевной, как и сама беседа, закуски. А познакомился и разговорился я в новосибирском леске с весьма интересным и, как выяснилось, широко известным иркутянином – директором Театра народной драмы Михаилом Корневым. Он был однокурсником юбиляра и его жены по факультету журналистики. После третьей-четвёртой рюмочки нашей культурологической воскресной беседы я вдруг вспомнил, что, кажется, знакомился с ним лет двадцать тому назад. В далёкую заводскую пору, когда я был начальником цеха, но не был ни театралом, ни коллекционером, ни поэтом, Геннадию удалось затащить меня в педагогический институт на студенческую самодеятельную постановку «Утиной охоты» Вампилова. Хорошо запомнившуюся мне главную роль – Зилова – ярко и убедительно играл, кажется, не кто иной, как мой «новый» знакомый. Выяснилось, что промытая вчерашним юбилеем и утренней беседой память действительно не подвела. В единственном сыгранном спектакле уже тогда царил на сцене будущий заслуженный артист России и директор театра, а в ту пору просто бойкий и явно талантливый студент-журналист Миша Корнев. И спустя сорок лет я вижу тот яркий образ закрученного водоворотом суетной жизни одинокого вампиловского героя и даже вспоминаю короткую беседу Михаила с Геннадием, за версту чуявшим талантливых людей. Тогда-то Гена и представил меня будущему маэстро. Но и юбилей, и утренний «чай», увы, как и давнее знакомство, быстро и безвозвратно отлетели в туманную даль, занавес праздника опустился, и вновь наплыла тоска, связанная с ожиданием даже звучащего зловеще и не по-русски гистологического анализа.

Всё когда-нибудь кончается, как говорил мудрец. Двадцать томительных дней ожидания кое-как проползли, и мы вдвоём с Геннадием поехали в больницу за приговором.

Мне повезло, но кажется, только в том, что не нужно было стоять в очередях или бегать по больнице с оформлением бесчисленных документов. В лор-отделении уже много лет работала стоматологом и хирургом когда-то девочка из параллельного класса, теперь очень чуткий и отзывчивый доктор Наталья. Называю её без отчества, поскольку друг для друга мы всегда одинаково молоды. Не хочу называть и больницу, так как с той поры пролетело немало лет, а история получилась неблаговидная. Тогда мы ещё не предполагали, что с Наташей станем почти роднёй. Правда, в тот напряжённый день было не до тесных знакомств. Но какая-то искра между Наташей и Геной, видимо, пролетела, и спустя несколько лет я как-то подвёз Гену к его недавно выделенной фирмой холостяцкой квартире, а из соседнего подъезда именно в тот момент выходила моя «одношкольница». Я познакомил их как бы по второму разу. Прошло несколько месяцев, и между ними вспыхнуло настоящее чувство. Наташа фактически стала его женой. Не один Новый год и другие праздники отныне мы отмечали в нашей тесной компании. Выпало Наталье быть рядом с Геной и мужественно делить все трудности последних месяцев и дней его жизни. На руках у неё и сына – монаха отца Иннокентия (Дениса в миру) – и отправился Гена в мир иной. Удивительно, но буквально за час до наступления второй главной даты человеческой жизни по какому-то внутреннему зову больного навестил батюшка отец Филипп, исповедал и причастил перед самой дальней дорогой. Не иначе как сам Господь помог душе Гены основательно подготовиться к предстоящим мытарствам…

Но в тот, теперь уже далёкий день получения моего злосчастного анализа Гена был ещё полон молодецких сил. Когда вдалеке показалась Наташа с результатом анализа, по её осанке мы сразу же поняли, что в предчувствии не ошиблись. Приговор, а именно так воспринимался тогда рак, был однозначный. Кончилась моя спокойная жизнь, а может быть, и не только спокойная.

Но всё же от обезличенной больничной лаборатории была ещё устная рекомендация показать стёклышко одному хорошему специалисту, который, как выяснилось, был готов безотлагательно принять нас. Мы срочно поехали к нему на дом с едва затеплившейся надеждой. После двадцатиминутной рискованной гонки с неуравновешенным, но, к счастью, опытным водителем, когда-то денно и нощно занимавшимся частным извозом, то есть со мной за рулём, мы благополучно прибыли на место.

Доктор был в отпуске и дома заканчивал кандидатскую диссертацию по онкологии. Микроскопы и атласы были у него под рукой. Ещё дорогой я загадал, что если врач отменит приговор, то отблагодарю его по-царски. Познакомились. Его фамилия внушала доверие. Выяснилось, что наши отцы были хорошо знакомы и много лет приятельствовали. И он, и его сестра, уехавшая за границу, – потомственные врачи в третьем поколении. Томительных минут пятнадцать мы втроём ждали его заключения, которое, как мне казалось не очень справедливо, касалось всё же одного меня. Все остальные участники действия были в полной безопасности и выступали как свидетели, правда, понимая, что и они когда-нибудь могут оказаться на моём печальном месте.

Почему-то, пока ожидали, вспомнилась другая ситуация, в которой в студенческие годы в роли главного действующего лица оказался мой товарищ.

Как-то раз мы, человек пять молодых друзей-приятелей, уехали за брусникой далеко в тайгу. Вечером мы занимались костром, а от соседней компании за пятьдесят метров от нас от неосторожного обращения с охотничьим ружьём прилетела шальная пуля и попала в ногу моему другу. Его срочно повезли в соседнее село, фельдшер извлёк пулю, сказав, что она вошла неглубоко и ранение, по его мнению, неопасно.

Почему-то, пока ожидали, вспомнилась другая ситуация, в которой в студенческие годы в роли главного действующего лица оказался мой товарищ.

И действительно, пару дней, пока мы собирали ягоду, он чувствовал себя неплохо и даже варил обед, но затем, уже в городе, у него началось опаснейшее заболевание – газовая гангрена. После чего под наркозом ногу ему кромсали не раз, температура поднималась за сорок, вызывая бред. В военное время, как сказал врач, ногу с таким диагнозом однозначно бы ампутировали. А главное, нечего нам было ответить день и ночь дежурившей возле него матери, справедливо вопрошающей, почему все целёхоньки, а пуля попала именно в её единственного сына?

В нашем же случае после томительных пятнадцати минут ожидания мы узнали, что «пуля», по мнению врача, пролетела мимо. Ура! Врач был уверен, что предыдущий диагноз ошибочный, но всё же порекомендовал съездить в клинику и показать стекло для пущей надёжности третьему специалисту. Щедро отблагодарив молодого учёного за радостную весть и испытав к нему как избавителю самые дружеские чувства, мы уже почти с полной уверенностью в благоприятном исходе помчались в онкологическую клинику.

Правда, на подъезде к зданию, один вид и название которого вызывали ужас, мне показалось, что в воздухе рассеян зловещий туман, окутавший в этот ненастный день серую клинику, где тысячи пациентов испытывают страшный стресс и прощаются с жизнью. Наш оптимизм разом растаял. Это неудивительно, ведь предыдущий исследователь был слишком молод, а лаборатория, давшая заключение, всё же принадлежала солидной больнице. Небыстро в куче строений мы отыскали нужную лабораторию и уговорили пожилую заведующую срочно посмотреть наше злополучное стекло. Одного взгляда ей было достаточно, чтобы спасти меня от вновь накативших волн страшного стресса. Никаких сомнений в отсутствии «клеток-убийц» у неё не было.

Будучи человеком старой закалки, она категорически отказалась от денег, но, узнав нас с Геной по телевизионным передачам «Классическая лира», попросила при возможности подписать и подарить ей наши книжечки стихов, что мы с удовольствием и сделали.

Радостные, что всё обошлось и моя «страшная болезнь» продолжалась всего часа полтора, мы поехали в наш ресторан «Вернисаж» с внушительным дворцовым интерьером и одни в огромном зале с Геннадием и Наташей отметили моё «выздоровление». За обедом меня вдруг пронзила мысль, что всё происшедшее было хорошо выверенным психологическим трюком лаборатории больницы и моего «спасителя» доктора-аспиранта. И, что особенно печально, мне в нём была отведена роль богатого простофили, которую я безукоризненно исполнил. Авторы спектакля, имеющие медицинское образование, выбрали весьма небедного клиента, безжалостно поставили страшный диагноз, очевидно, успокаивая свою совесть тем, что продержится он недолго, и направили меня по хитрому сценарию не в клинику, а к своему «подельнику» домой. Думаю, что их расчёт был беспроигрышный. Любой состоятельный клиент щедро отблагодарит «спасителя», им же останется только разделить денежки. Тем более что кроме немедленной благодарности я пообещал оплатить ещё и издание реферата к диссертации. Гена, уже немало повращавшийся в бизнесе, не без некоторых сомнений, но всё же быстро согласился с моей версией. Но далёкая от бизнеса «правильная» доктор Наталья сочла, что эта версия – всего лишь игра моего воображения и профессиональная привычка во всём подозревать подвох, оставив ей один шанс из ста. Я благодарил Бога, что заговорщики не втянули меня ещё и в «лечебный» марафон, тяжёлый для кошелька, а главное, губительный для нервов, и решил реферат всё-таки оплатить. Так что их злой медицинский спектакль удался! Тогда, пятнадцать лет назад, мы ещё не знали не ведали, что были свидетелями зарождения постсоциалистического жанра разведения на лечение состоятельных клиентов. Ныне же этот жанр с триумфом шагает по российской и мировой сценам.