Псмит-журналист - Пэлем Вудхауз

— Товарищ Малоней!

— А?

— Вы приклонили ко мне слух?

— А?

— Вы напрягаете уши так, что они распухают в футбольные мячи? Тогда внемлите. Недели и недели вы молились о шансе доказать свою преданность великому делу — а если не молились, то напрасно. Ну так этот шанс вам представился.

Спасти нас можете только вы. То есть в определенном смысле нас, естественно, спасать не требуется. Мнится мне, достать нас на крыше им будет трудновато. Однако редакции великой еженедельной американской газеты неуместно продолжительный срок торчать с голубями в поднебесье. Так что все зависит от вас.

— Смотаться за фараонами, мистер Смит?

— Благодарю вас, нет, товарищ Малоней. Я видел фараонов в действии, и они не произвели на меня впечатления. Нам не нужны союзники, которые только погрозят пальцем товарищу Репетто и прочим, хотя бы и весьма строго. Нам нужен кто-то, кто ястребом упадет на наших веселых буянов и, так сказать, разделает их под орех. Ты знаешь, где живет Франт Доусон?

На физиономии высокородного Малонея забрезжил свет понимания. В глазах блеснуло почтительное уважение. Он отдал должное здравости этого стратегического плана.

— Франт Доусон? Не-а. Но можно поспрашивать.

— Поспрашивайте, товарищ Малоней. А отыскав, скажите ему, что друг его студенческих лет Паук Рейли сейчас здесь. Сам он, боюсь, прибыть не сможет, но, полагаю, пришлет своих представителей.

— Ага.

— Тогда все. Спускайтесь по лестнице с веселым и беззаботным видом, будто вы тут вовсе ни при чем. Насвистывайте залихватский мотивчик. Не скупитесь на радостные жесты. И вы прорвете блокаду. А теперь, мнится, мне пора вознестись к остальной части мозгового редакционного треста. Катитесь, товарищ Малоней. И кстати, не тяните до следующей недели. Одна нога тут, другая там — со всей скоростью, на какую вы способны.

Мопся исчез, и Псмит закрыл за ним дверь. Осмотр выявил, что замка на ней нет. Препятствием она послужить не могла. Чуть приоткрыв ее, Псмит подпрыгнул, ухватился за край люка и подтянулся.

Билли Виндзор удобно восседал на мистере Гуче шагах в двух от края. Возле лежала его тяжелая трость. Псмит подобрал ее и огляделся. Он удовлетворенно кивнул. Попасть на крышу можно было только через этот люк, а от крыши соседнего дома их отделяла широкая пропасть.

— Практически неприступная позиция, — заметил он. — Только одно облачко омрачает наши небеса, товарищ Виндзор. А именно: если у них хватит интеллекта влезть на соседнюю крышу и открыть пальбу оттуда. Однако и в этом случае печные трубы предлагают нам надежное укрытие. Так что все очень недурно. А как ваш пациент? Реагирует?

— Пока нет, — ответил Билли. — Но прореагирует, никуда не денется.

— Он остается под вашей опекой. Я же должен сосредоточиться на охране моста. Жаль, что у крышки нет засова с этой стороны. Не то все было бы идеально. Но его придется оставить открытым. Нельзя же требовать всего.

Билли открыл рот, чтобы ответить, но Псмит предостерегающе поднял руку. Из комнаты снизу донеслось шарканье подошв.

Секунду длилась напряженная тишина. И тут мистер Гуч взвизгнул:

— Сюда! Они на!…

Ладонь Билли крепко зажала ему рот, но было уже поздно.

— На крышу! Они на крышу смылись!

По полу чиркнули ножки стула. Шаркнули подошвы. И, точно чертик из коробки, из люка вынырнула голова и пара плеч.

21. Битва на улице Приятной

Новоприбывшим был молодой человек с копной рыжих волос, вдавленным римским носом и ртом, из которого быстротекущее время изъяло три передних зуба. Упершись ладонями в край люка, он остекленело уставился в лицо Псмита на расстоянии фута от его собственного.

Наступила пауза, в которую вторглось сдавленное ругательство мистера Гуча, все еще подвергавшегося лечению на заднем плане.

— О-о! — благодушно воскликнул Псмит. — Историческая картина. «Доктор Кук открывает Северный полюс».

Рыжий заморгал. Яркий солнечный свет резал ему глаза.

— Попались, — сказал он холодно. — Слазьте!

— И, — продолжал Псмит невозмутимо, — тотчас его верные эскимосы приносят ему дань уважения.

Договаривая, он ударил тростью по пальцам, обезобразившим край люка. Незваный гость испустил вопль и исчез из виду. В комнате послышались шепоты, бормотания, становясь все громче, и что-то вроде связного разговора донеслось до ушей Псмита, который стоял на коленях возле люка, задумчиво прицеливаясь тростью в камушек, точно бильярдным кием в шар.

— Да ладно! Не поджимай хвоста!

— Кто поджимает?

— Ты поджимаешь. Лезь на крышу. Ничего он тебе не сделает.

— А у него дубинка. Большая. Псмит польщенно кивнул.

— Я и Теодор Рузвельт, — прожурчал он.

Атакующие растерянно замолчали. Затем разговор возобновился:

— Черт! А лезть надо! Согласный ропот.

И вдохновенный голос:

— Пусть Сэм лезет?

Идея оказалась удачной. Бесспорно. Снискала почти феноменальный успех. Стройный хор выразил горячее одобрение блистательному решению задачи, которая выглядела неразрешимой. У себя на крыше Псмит не сумел различить голос, который мог бы принадлежать счастливцу Сэму. Видимо, избранник онемел от восторга.

— Верно! Пусть Сэм лезет! — возгласил невидимый хор. А первый оратор (быть может, и без особой надобности, поскольку предложение получило практически единогласную поддержку) в желании убедить единственного, в чьем сердце, предположительно, затаилось сомнение, начал излагать подкрепляющие доводы.

— Сэм ведь черномазый, — доказывал он, — а черномазого никакой дубинкой не пришибить. Вдарь черномазого по башке, ему только хны, правильно, Сэм?

Псмит с интересом ждал ответа, но не дождался. Возможно, Сэм предпочитал не делать общих выводов на основании частных данных.

— Solvitur ambulando [Здесь: устанавливается в процессе (лат.).], — сказал Псмит вполголоса, взвешивая трость на ладони. — Товарищ Виндзор!

— А?

— Можно ли причинить вред черному джентльмену, ударив его тростью по темени?

— Если ударить как следует, то можно.

— Я так и предполагал, что из этого затруднения есть выход, — удовлетворенно вздохнул Псмит. — Как вы там на своем конце стола, товарищ Виндзор?

— Отлично.

— Результаты получены?

— Пока нет.

— Не сдавайтесь!

— Угу.

— Похвальный дух, товарищ Вин…

Его перебило рявканье тяжелого орудия в комнате. Собственно, был это всего лишь револьверный выстрел, но в тесном пространстве эффект получился оглушающий. Пуля, посвистывая, унеслась в небо.

— Мимо, — со сдержанным торжеством констатировал Псмит.

Внизу зашаркали. Псмит крепче сжал трость. Начинался штурм. Револьверный выстрел был, видимо, просто артиллерийской подготовкой перед атакой пехоты.

И действительно, секунду спустя в люке возникла курчавая голова и, вращая глазами, уставилась на питомца Итона.

— Сэ-эм! — почти пропел Псмит приветливо. — Какая встреча! Ведь в тот дождливый вечер зонт ваше заслонил лицо. Именно ваше, не так ли? О, вы намерены подняться выше? Сэм, я крайне сожалею, но…

Раздался вопль.

— Что там еще? — спросил через плечо Билли Виндзор.

— Ваша гипотеза, товарищ Виндзор, была проверена на опыте и найдена верной.

К этому времени спектакль привлек внимание публики. Револьверный выстрел оказался прекрасной рекламой. Крыша соседнего дома быстро заполнялась зрителями. Хотя по причине широкой печной трубы далеко не все толком видели происходящее. Билли Виндзор и мистер Гуч давали пищу для множества догадок. Роль Псмита была яснее. Те, что пришли первыми, успели застать его сцену с Сэмом и со вкусом описывали ее припоздавшим. За Псмитом они наблюдали, словно за терьером у крысиной норы. Они ждали от него развлечения, но понимали, что первый ход — за нападающими. Люди они были справедливые и не требовали, чтобы Псмит предпринял наступательную акцию.

Когда пауза в действии затянулась, жертвами их негодования стали исключительно сыны Три-Пойнтс. В оскорблении лучших чувств, которое испытывают зрители на трибунах, когда игроки тянут время, они устроили кошачий концерт — ошикивали сынов Три-Пойнтс, советовали отправляться домой в кроватку. В толпе на крыше преобладали ирландцы, и такая бездарная вялость вместо начала стоящей драки задевала их за живое.

— Катитесь отсюда, слабаки! — кричал один.

— Три-Пойнтс? Пансион для благородных девиц, вот вы кто! — с испепеляющим презрением сообщал другой.

Третий зритель назвал их недотепами. — Боюсь, товарищ Виндзор, — сказал Псмит, — наши беспечные друзья внизу утрачивают реноме в глазах многоголовой гидры. Если они не хотят окончательно пасть во мнении улицы Приятной, им пора бы показать себя… А-а!

Новый, более продолжительный грохот внизу, и еще несколько пуль бесплодно пронизали свежий воздух. Псмит вздохнул.

— Они меня утомляют, — сказал он. — Разве сейчас время для feu de joie? [Праздничный салют (фр.).] Пора действовать. Таков клич. Действовать! Беритесь за дело, лежебоки!