Операция «Рокировка» - Степан Кулик

Летчик молчал. Похоже, все еще сомневался.

— Эй, Иван! — Корнеев сменил тактику. — Выпить хочешь?

— А ты нальешь? — тут же отреагировал Яков.

— Тому, кто возьмет в плен летчика, положена бутылка шнапса. Так почему бы тебе не сдаться добровольно и не выпить ее самому?

— Заманчиво. А не обманешь?

— Слово офицера.

— Угу… — пилот немного помолчал. — Слово, говоришь? Нет, давай так. Ты мне сперва бутылку брось. Я приму на грудь и сразу в плен. Идет?

— Она же разобьется!..

— А в флягу перелить?

— Хорошо, будет тебе шнапс… — Корнеев повернулся к коменданту. — Оскар…

— Я понял, — кивнул тот. — Сделаем.

Обер-лейтенант хотел отдать распоряжение, но кроме них с Корнеевым рядом никого не было. Сам же отослал солдат.

— Сейчас… Я знал, что русские любят выпить, но чтоб настолько…

Оскар Кринке улыбаясь, подмигнул «адъютанту» и убежал.

— Яша! Сейчас будет тебе шнапс. Гляди, и в самом деле не напейся! Уши оборву и скажу шо так было! А еще, ничему не удивляйся, когда сдашься. Все понял?

— Так точно.

— Ну и славно. Сядешь рядом с Петрухой, он тебе подробнее объяснит. На всякий случай запомни одно, пока я или мой товарищ не произнесем: «Ну все, нам пора!», ничего не предпринимать.

— Есть, ничего не предпринимать…

— В какое окно тебе флягу забросить?

— Да в какое угодно, я ж пить все равно не буду.

— Идиот… — прошипел Корнеев. — Совсем рехнулся? Хоть рот прополощи, и вылей. Они ж проверят потом.

— Извини, друг… Что-то я растерялся.

— Еще вопрос. Ты на еврея сильно похож?

— Как вылитый.

— Тогда изгваздай морду грязью, кровью… Нам час нужен, не больше. Все, фриц обратно бежит. Очень прошу, сыграй правдоподобно.

— Не боись, командир. Яша Гусман не только летать умеет. Яша Гусман еще и в самодеятельности не последний человек.

— Радуйся, Иван! Вот твой шнапс! — опасаясь, что Кринке может расслышать пилота, Корнеев шагнул навстречу немцу. Взял у него флягу, прицелился и точно метнул ее в открытое чердачное окно. Послышался глухой удар, вскрик и брань.

Николай с Оскаром переглянулись и рассмеялись.

— Можно было вместо фляги кинуть русскому булыжник, — сделал вывод комендант. — Интересно, это он такой дурной, или выпить торопился?

— Нам его не в школу сдавать, — отмахнулся Николай.

На чердаке дома опять что-то загремело, а еще буквально через минуту оттуда донеслось совершенно не мелодичное, но задушевное:

— Степь, да степь круго-о-ом…

Путь далек лежи-и-ит…

В той степи-и глухо-о-ой…

Замерзал ямщи-и-ик…

Пауза, какая-то непонятная возня, сопровождающаяся негромким, но забористым матом.

— Держите, фрицы…

Вслед за этим из окна вылетел и глухо шлепнулся на землю пистолет ТТ. А еще секунду спустя через подоконник, до половины высунулась фигура в форме советского летчика и принялась судорожно блевать.

— Дерьмо у вас, а не водка… — в перерывах между позывами, жаловался пилот. — Настоящее дерьмо. И сами вы — свиньи. Грязные немецкие свиньи… Швайнегунд…

— А вот и наши герои!

Штейнглиц первым увидел коменданта гарнизона и довольно улыбающегося Корнеева. Чуть позади них, в сопровождении двух конвоиров, уныло плелся пленный летчик.

Не доходя пару шагов до начальника, Корнеев, взбивая подошвами сапог пыль, перешел на строевой шаг. Вскинул руку в партийном приветствии и громко доложил:

— Господин оберштурмбанфюрер, ваш приказ выполнен. Русский летчик взят в плен живым.

— Спасибо, дружище… — Штейнглиц шагнул к «адъютанту» и обнял его. — Я ни минуты в вас не сомневался. Ганс может подтвердить.

— Да, — кивнул гестаповец. — И сделаю это с огромным удовольствием.

— Господин оберштурмбанфюрер, я обязан отметить, что в поимке опасного диверсанта… — тут Николай слегка запнулся, поскольку притворяющийся пьяным летчик никак не тянул на столь звучное определение. — Самую непосредственную помощь мне оказал обер-лейтенант Кринке. Проявляя при этом мужество и смекалку.

— Рад… — Штейнглиц повернулся к коменданту, и тот немедленно вытянулся перед ним. — Нет, это просто преступление перед фюрером и Рейхом, что такие отличные офицеры прозябают в здешней дыре.

Оберштурмбанфюрер немного подумал, и сменил тон.

— Господа, случай каждому человеку хотя бы раз в жизни предоставляет шанс. И умный от глупца отличается тем, что не упускает свою возможность. Надеюсь, здесь нет глупцов?

Частично подготовленные и Корнеевым, и самим Штейнглицем, оба немца немедленно подтянулись.

— Располагайте нами, господин оберштурмбанфюрер.

— Макс… Друзья зовут меня Макс. Не правда ли, Генрих?

— Так точно.

Штейнглиц подошел ближе к пленному летчику, но уже в трех шагах остановился и презрительно скривился.

— Дружище, вы его из винной бочки выудили, что ли?

— Принял для храбрости… — улыбнулся в ответ Николай.

— О, это надо запомнить… — засмеялся Штейнглиц. — Русские диверсанты храбро сдаются в плен. Группенфюреру понравится. Но, оставим шутки для более удобного времени. А сейчас, господа, предлагаю вернуться к нашему плану.

Штейнглиц намеренно выделил интонацией слово «нашего», подчеркивая заинтересованность в его исполнении всех присутствующих.

— Не будем терять время. Ганс, отдавайте распоряжение, насчет недостающих пленных. Этих двоих, — небрежный взмах в сторону летчиков, — погрузите туда же. Много охраны не берите. Чем меньше посвященных в детали операции, тем меньше свидетелей. Думаю, четверых офицеров для того чтобы кончить два десятка гражданских вполне достаточно. Тем более что у моста нас наверняка уже дожидается моя охрана. Ну и те трое ваших солдат, что парашюты из реки вылавливают.

— Конечно, — кивнул гестаповец. — Возьму только водителя и двух сопровождающих. На всякий случай, чтоб арестанты по дороге не разбежались.

— Отлично. Действуйте. А мы… — Штейнглиц вопросительно посмотрел на «адъютанта», попутно зацепив взглядом коменданта.

— Думаю, господин оберштурмбанфюрер, — немедленно шагнул вперед тот, — нам с вами удобнее всего будет поехать на моем автомобиле.

— У вас здесь личный автомобиль имеется? — восхитился Штейнглиц. — Однако… Удивили.

— У местного ксендза был довоенный «Опель-капитан», - неожиданно покраснел обер-лейтенант и поспешно прибавил. — Не на ходу. Еще и месяца не прошло, как удалось его починить. Вот я и не доложил…

— Бросьте, Оскар, — отмахнулся Штейнглиц. — Не будем придираться к мелочам. Мы же друзья. А могуществу Рейха и вермахта, от того, что кто-то в штабе не досчитается одной легковушки, ничего не угрожает. Показывайте свое сокровище. Надеюсь, кабриолет?

— Так точно, господин…

— Макс, дружище. Ну или Максимилиан, если тебе так удобнее.

— Так точно, — повторил комендант, но так и не решился назвать по имени офицера имперской безопасности, стоящим над ним выше на три звания. Тем более что в табели о рангах и по должности — оберштурмбанфюрер СС весит куда больше, чем простой армейский подполковник. — Прошу за мной.

— Не тушуйся, — Корнеев взял коменданта под руку. — Он, в целом, неплохой парень. Заносчив немного, жуткая зануда, карьерист — но, если ты ему нужен и уже оказал услугу, считай вытянул козырную карту.

Этот маневр Николай проделал не только с целю успокоить обер-лейтенанта. Разведчику не понравилось, что гестаповец, вместо того чтобы заниматься погрузкой арестантов, быстрым шагом возвращается на площадь. В сопровождении пары автоматчиков.

— Что-то случилось, дружище? — немедленно отреагировал Штейнглиц. — У вас взволнованный вид. Сбежали заключенные? Наплюйте. Вон их тут сколько вокруг. И могу поспорить, большинство — партизаны.

— Прошу прощения, господин оберштурмбанфюрер, но я вынужден попросить вас предъявить документы.

— Опять? — Штейнглиц неторопливо расстегнул пуговичку на кармане кителя. — Что же все-таки произошло?

— Я только что разговаривал с дежурным из штаба дивизии! Он ничего не знает о ревизии. И о оберштурмбанфюрере Штейнглице тоже никогда не слышал!

— Удивили, — пожал плечами тот. — Я же не Марлен Дитрих, чтоб меня знал каждый немецкий мужчина. А о секретности проверки мы уже с вами говорили.

— И все-таки, — на этот раз не отступил гестаповец. — Я настаиваю. Мне очень жаль, но служение фюреру и Отечеству прежде всего.

— Вот как? — Штейнглиц шагнул ближе и так, чтоб расслышали оба автоматчика, громко поинтересовался. — Скажите, Лемке, а вы не еврей?

И пока возмущенный гестаповец ловил ртом воздух, не в состоянии что-то вразумительное ответить, Штейнглиц резко ударил его ребром ладони по кадыку. Одновременно с этим, Корнеев приставил дуло пистолета к боку коменданта и прошептал: