Пацаны. Повесть о Ваших сыновьях - Алина Сергеевна Ефремова

не было, кроме подаренных кем-то запылённых бутылок коньяка вкупе с именными рюмками за выслугу лет. Полной семье! Хотя кто знал, что происходит за стенами квартиры?

Что вообще мы можем знать о жизни другой семьи? Мы все живём ничего друг о друге не зная, спрятавшись за стенами своих маленьких квартир, окружив себя десятком близких людей, чья жизнь понятна и ясна, а что до человека далёкого, скажем, соседа по лестничной клетке, или ещё дальше – живущего двумя этажами ниже… Последнего мы не услышим, даже случись вдруг, он будет истошно звать на помощь как-нибудь посреди ночи. «Напился», – подумаем мы и повернёмся на другой бок, зевнув.

В больших городах принято заглядывать в чужие окна, но не принято осуждать происходящее за ними. В больших городах слишком мало места даже для своей собственной жизни, поэтому жизнь другого не имеет совершенно никакой ценности.

Я как-то узнал, что на три этажа ниже нас живёт парень-инвалид. Моя бабушка общалась с его мамой. Когда ему было двадцать два, собрался с друзьями на квартире, ребята напились по случаю окончания универа, и в пьяной драке какой-то чувак дал парню бутылкой по голове. Его почти полностью парализовало. Спустя годы тяжёлой работы он смог кое-как говорить, двигать правой рукой и шевелить пальцами на ней. Работал программистом. Старался хоть как-то облегчить долю своей одинокой матери, но по-настоящему облегчил, лишь когда умер во время пожара – пепел с его же сигареты залетел в окно соседней комнаты. Пламя моментально охватило маленькую квартирку, парень задохнулся в считанные минуты. Я узнал о нём, только когда вернулся однажды из школы и увидел пожарную машину, обгоревшие окна на четвёртом этаже. Я пошёл пешком наверх, и мимо меня пронеслась его мать, воющая как раненая медведица. Я тогда впервые увидел женское горе. Оно очень сильно ранило моё сердце.

Кто знает, что происходило у Сухаря в семье? Отец бил мать, стараясь компенсировать чувство собственной неполноценности от того, что она была на два чина старше него? Вряд ли. Скорее всего, всё куда прозаичней. Родители были заняты долгом службы, а по выходным уезжали на дачу. На сына не то чтобы не было времени или было наплевать, просто, когда он подрос, казалось, что не так уж много внимания ему нужно. Учится хорошо. Не хулиган. Слушается. Он сам не хотел ехать с ними на дачу, ну не тащить же его насильно? Пусть гуляет – потом перерастёт.

Огромное количество семейных трагедий случается без глобальной на то причины, без переломного момента, без крайностей. Просто в какой-то момент люди выпускают из рук нить, которая связывает их друг с другом, а нить эта так тонка, что они даже не замечают, продолжая идти каждый в своём направлении. Будь она толще или держали бы крепче, то почувствовали, спохватились, опомнились, бросились навстречу друг другу, но зачастую все продолжают идти не оборачиваясь, пока кто-то один не упирается в тупик; лишь тогда человек повернёт голову и ужаснётся, как далеко он стоит от тех, кто совсем недавно был ему близок.

Родители Глеба просто много лет ездили на дачу. Глеб просто оставался дома. Возможно, в какой-то момент они почувствовали неладное, но было уже поздно что-то менять. Пройдут годы с того случая, когда Сухаря избили за розовую футболку, мать Глеба позвонит в отчаянии Диме с просьбой прийти, помочь: сын только вышел из первой дурки, три дня держался и снова нажрался в хлам, словил белку, избил её, мать, поднял руку на свою беременную девушку и крушил всю квартиру в беспамятстве.

Димас прибежал с каким-то корешом, скрутили, заломали, успокоили. Но через месяц всё вновь повторилось и вновь закончилось ментами, санитарами и дуркой. Когда Глеб вышел, тёлка его уже родила ребёнка на месяц раньше срока. Это был его первенец и второй её ребёнок. Первой была девочка от первого «брака», которую она родила в семнадцать от кого-то из местных.

Но тогда, в ту ночь, когда мы бухали у Димы, всё это едва ли казалось возможным.

Развлеченьеце

Все летние деньки были похожи один на другой, как капли воды. Грань между ними совершенно стиралась, ведь наши дни и ночи слились в один нескончаемый кутёж, в котором совершенно не было места делению времени на числа, дни недели, месяцы. Всё лето походило на один, праздно проведённый, неспешный день. Мы долбили, гуляли по району, по центру, зависали у Димаса, ездили купаться на водохранилище, по ночам рисовали, ходили по Ваниным впискам на концерты и даже не думали, что рано или поздно веселью придёт конец.

Незаметно листья винограда, опутывающие наше любимое местечко, нашу большую беседку недалеко от дома Роди и Грача, налились багрянцем. День стал короче, вечера стали заметно холоднее, по ночам изо рта шёл пар, а природа начала источать запах увядания: кисло-сладкий аромат листьев, набравшихся солнца до той степени, что можно уже лететь на землю, кружась в порывах пришедшего осеннего дыхания. Ночи были ясные, чёрные, и за городом можно было увидеть, как падает бесчисленное количество звёзд. Пацаны всё никак не хотели менять лёгкие нейлоновые шорты на джинсы, но поверх футболок «поло» уже приходилось надевать толстовки с капюшоном.

В эти последние летние деньки на районе был голяк, и почти каждый вечер мы собирались в беседке пить пиво, водку или дешёвый ирландский виски, разлитый на подмосковном ликёро-водочном заводе. Днём старики играли в шашки и домино, ночью тусовалась молодёжь. Таких беседок по периметру леса было несколько, но наша – самая крайняя, самая заросшая, отдалённая от проходных дорог. За прошедшее лето мы уже так одурели от дудки, что даже радовались её отсутствию на ранчо и «провожали лето» каждый божий день как в последний раз, напиваясь в хлам и ища приключений на задницы, движимые инстинктами. Кровь кипела, глаза горели, кулаки чесались.

По законам джунглей прав тот, кто сильнее. Сила требовала доказательства, и мы шли удовлетворять её требование. Пьяные стычки были маленькие, личные – просто навалять первому встречному, спровоцировать на конфликт, и крупные – когда компания шла на компанию, двор на двор или район на район. Последнее редко. Пацаны о таких рассказывали, но сам я ни разу не участвовал и сомневаюсь, что в наше сытое и ленивое время такие драки были бы возможны. Да попросту не за что было драться.

Раньше на районах дрались за положение, за будущее, которое было туманным, и потому дорогу рубить нужно было «здесь и сейчас», грубой силой. В наше же время перспективы были ясны, пути исповедимы. Школа, институт, частная фирма или государственная структура. Менеджер среднего