Скажи ее имя - Франсиско Голдман

Парня, встреченного на рейве, звали дос Сантос, ему было восемнадцать, на пять лет больше, чем Ауре. Вообще-то это была его фамилия — дос Сантос, но Аура называла его по имени, только когда звонила ему домой и трубку брал кто-то из родителей. В старом кофре, где Аура хранила дневники, я нашел поэмы дос Сантоса, сотни поэм, множество ксерокопий, сложенных в пластиковые папки. Когда они познакомились, дос Сантос закончил работу над шестисотстраничным романом, который дал прочесть отцу. Тот с воодушевлением взялся читать и, закончив, сказал сыну, что это бессмысленное барахло, безнадежное, без единой искры таланта. Несмотря на всю свою внешнюю крутизну, дос Сантос был мальчиком доверчивым и даже наивным, благоговеющим перед отцом, выдающимся экономистом ИТПМ[19]. Морально уничтоженный, парень поклялся никогда больше не писать, хоть и считал, что лишь ради этого стоит жить.

Никогда раньше Аура не чувствовала себя такой нужной кому-то, кроме своей матери. Вот уж чего точно не стоит делать начинающим авторам, сказала Аура дос Сантосу, так это показывать свои труды родителям: здравый совет, которому сама Аура следовала редко. Она прочла творение дос Сантоса, и оно привело ее в ужас. Она ничего не сказала лишь потому, что хотела его поддержать. Страницы необузданного текста с грамматикой собственного сочинения, переполненные дурацкими и непристойными шутками, а все образы настолько странные, что парень должен был благодарить отца, что тот не упек его в психушку! (Этого романа не было среди писанины дос Сантоса, найденной мной в кофре.) Энтузиазм и похвалы Ауры, подкреплявшиеся, вероятнее всего, поцелуями, отрепетированными с датскими мальчишками на кубинском пляже, восстановили веру дос Сантоса в свое литературное дарование, подпитали его мятежный дух и превратили простого тинейджера, восемнадцатилетнего неудачника, встречающегося с тринадцатилетней девчонкой, в Поэта или кого-то вроде того. Аура и дос Сантос стали друг для друга незаменимы. Он был той самой родной душой, по которой так истосковалось сердце Ауры.

Нет в этом ничего ненормального: любовь. Влюбиться, строить любовь юную и невинную, хоть и ужасную. Ничего ненормального нет и в том, чтобы думать, что весь мир против меня: если верить Фрейду, паранойя является естественной реакцией на юношескую любовь. Кстати, в моем случае паранойя была небезосновательной. Она воцарилась в голове моей матери, когда та нахмурила брови, воздела руки к небесам и застонала: к нам наведался объект ее черной ненависти. Мой Первый Бойфренд сидел там — в ее кресле! — спортивные солнцезащитные очки в пасмурный осенний вечер пятницы, очевидно, маскировали затуманенный марихуаной взгляд. Расслабься, ма; где твое чувство юмора? Но у моей мамы, матери-одиночки, нет чувства юмора, когда дело касается ее тринадцатилетней, половозрелой, менструирующей дочери. Ни капли. Моя мать-одиночка переполнена суровыми подозрениями, нашпигована тяжкими опасениями, в основе которых статистика, данные опросов, прогнозы наихудших сценариев. И все это не имеет никакого, или очень отдаленное отношение, хотя, скорее, все-таки никакого, к тому, что ее дочь влюбилась в первый раз в жизни. Вместо поддержки и участия, наказания и запреты посыпались, словно пожелтевшие листья с веток. Эта осень никогда не пройдет: она, запустив цепную реакцию, разрушила будущее до его наступления. Ускоренная перемотка вперед, когда мне хотелось отмотать назад.

Как правило, презрение властной матери к бойфренду дочери-подростка лишает парня шансов, а дос Сантос и Аура вне всяких сомнений не были парой, союз которой могла бы благословить даже нерадивая мать. В конце концов дос Сантос исчез из жизни Ауры, его будто медленно уносило с отливом, волн которого он даже не замечал, пока через пару лет в свои двадцать с небольшим не скрылся с ее горизонта. Но Аура продолжала верить в дос Сантоса, как спустя много лет верила в меня. Каждый раз, заходя в книжный магазин в Мехико, я знал, что именно она надеется увидеть на полке с новинками: только что вышедший роман или сборник стихов дос Сантоса. А я всегда думал, но никогда не произносил вслух, что парню уже за тридцать, и если какой-нибудь его книге суждено было увидеть свет, то это бы давно случилось.

В последнюю нашу встречу Лола, ближайшая подруга Ауры в Национальном университете, тоже росшая с матерью-одиночкой в Мехико, сказала: я всегда мечтала о матери, которая оберегала бы и защищала меня независимо ни от чего. Понимаешь, что я имею в виду? О матери, которая сражалась бы за меня и как мать, и как отец.

Я более или менее понял. Думаю, я тоже не отказался бы от такого родителя, когда был подростком, поскольку мой отец был полной противоположностью человека, способного за меня постоять.

Этот разговор с Лолой состоялся в канун Нового года в нью-йоркском баре на Ладлоу-стрит. Она все еще писала докторскую в Йеле и по-прежнему, как в те времена, когда Аура была еще жива, постоянно ездила в Нью-Йорк на автобусе, чтобы повидаться с Берни Ченом, аспирантом в Корнелле, своим официальным женихом. Однажды, пятью годами ранее, когда в самом начале наших отношений с Аурой я впервые увидел Лолу, она отвела меня в сторону и выдала продиктованное избытком алкоголя предупреждение: если Хуанита одобрит тебя, то Аура будет с тобой. Но если окажется, что мать против, — Лола молча покачала головой, — то ничего не выйдет. Ты ведь понимаешь это, правда?

Ты хочешь сказать, что, если мать Ауры не захочет, чтобы мы были вместе, она сможет нас рассорить? — спросил я.

Хуанита обладает какой-то сверхъестественной властью над Аурой, ответила Лола. Такое ощущение, что она умеет метать громы и молнии прямо из Мехико.

Я встречаюсь с Хуанитой через несколько недель, ответил я. И ты не поверишь где: в Лас-Вегасе.

Лола постаралась приободрить меня. Как только Хуанита увидит, как Аура счастлива с тобой, сказала она, все будет в порядке, ведь, в конце концов, для Хуаниты нет ничего важнее счастья дочери.

С отлучением Кати отпала необходимость оплачивать ее счета, и появилось больше денег на образование Ауры. Аспиранту по сравнительному литературоведению нужно было свободно владеть тремя языками, поэтому следующие три лета Аура провела в Европе, дважды ездила в Париж учить французский, и один раз в Кембридж прослушать курс по английской литературе. За свою жизнь Хуанита и Родриго всего несколько раз пересекали границу Мексики, они изредка ездили в Техас на машине и однажды были в Белизе. Проявить благодарность, достойную жертв, принесенных ее матерью, было невозможно, но Аура все равно старалась. Круглосуточная дочь матери-одиночки — так писала о себе Аура в дневнике. Аура настойчиво называла Хуаниту матерью-одиночкой, поскольку из-за постоянных разъездов Родриго та вынуждена была справляться со всеми делами сама. Даже когда она не могла полностью разобраться в мучивших ее предчувствиях, Ауру часто охватывало глубокое беспокойство за мать. В будни она всегда торопилась из университета домой и сменяла у плиты домработницу Урсулу, чтобы приготовить себе и Хуаните обед, старалась выманить мать из кампуса, чтобы та провела пару лишних часов с дочерью, а не торчала в ресторанах или кафе с преподавателями или коллегами, ведь Аура знала: во время этих застолий мать зачастую не способна отказаться от рюмки-другой текилы, особенно если остальные тоже выпивают. Как и мать, Аура толком не умела готовить — прежде чем отправиться восвояси, ужин им делала Урсула, — но начала учиться по английской книжке рецептов кухонь мира, приобретенной по сходной цене на развале в книжном «Ганди». Чуть ли не каждый день она шла в продуктовый «Суперама» со списком нужных ей ингредиентов. Ауре нравилась рыба, потому что та считалась полезной и быстро готовилась, но названия рыб в ее кулинарной книге отличались от наименований морепродуктового отдела супермаркета. Также большая часть рыбы была слишком дорогой, но в магазине было полно запакованного филе «пунта-де-вента» по вполне приемлемой цене. У нас сегодня «пунта-де-вента», ма! — радостно сообщала она матери по телефону, звоня, чтобы поторопить ее из университета, и когда бы Хуанита ни спросила: «Опять?», Аура уверяла ее, что в этот раз приготовила рыбу совершенно иначе: жареную, запеченную, в томатном соусе веракруз или даже масляном меньер.

Однажды Хуанита сказала: Аура, милая, не нужно каждый день покупать «пунта-де-вента», я дам тебе денег на что-нибудь посвежее, мы можем себе это позволить. Аура сконфуженно спросила: почему? Хуанита поинтересовалась, не считает ли Аура случаем, что «пунта-де-вента» — это сорт рыбы? Конечно это рыба, сказала Аура. Погоди, нет? А что же это? И мать объяснила, что «пунта-де-вента» в супермаркете называют любую уцененную рыбу, которую нужно срочно распродать из-за истекающего срока годности. О-о-о! Когда они обе отсмеялись, Хуанита сказала: ox, mi amor, не нужно готовить для меня каждый день. Повисла тишина. Аура спросила: ты хочешь сказать, чтобы я больше вообще не готовила для тебя? Hija, ответила Хуанита, это ежедневное мотание между домом и работой только для того, чтобы поесть, просто убивает меня, чертовы пробки! Аура издала короткий смешок, подхваченный вымученным хохотом матери, в итоге обе снова рассмеялись, но уже не так залихватски. Hija, родная моя, Хуанита попыталась смягчить ситуацию, ты слишком много на себя взвалила: походы по магазинам, готовка. Ты можешь сберечь столько времени. Разве тебе не приятней будет обедать с друзьями?