Нет жалости во мне - Владимир Колычев

– Ну, он с Сашкой роман крутил... Сашка – это девушка, – спохватившись, уточнил он.

В прежние времена он бы и не подумал вдаваться в такие подробности, но сейчас он в тюрьме, здесь любую мелочь можно расценить превратно, в ущерб ее обладателю.

– Она тебе тоже нравилась? – отвлеченно, без всякого напряжения в голосе спросил вор.

– Ну, тут целая история...

Он вкратце рассказал, как Валек сцепился с Игорьком из-за Сашки, какие события за тем последовали. О собственном грехопадении в Сашкиных объятиях он рассказывать не стал: побоялся прослыть предателем в глазах Касатона.

– Все это, конечно, интересно... Где сейчас эта Сашка?

– Ну, дома... Вы же ничего ей не сделаете? – встрепенулся Алик.

– А что мы можем с ней сделать? – сурово сощурил глаза вор.

– Ну... ничего... Так спросил...

– Думай, что спрашиваешь. Это тебе совет на будущее. Статья у тебя серьезная, срок намотают большой, так что не теряйся, а то, если вдруг косяк упорешь, света белого невзвидишь... А Сашку эту мы не тронем, мы же не беспредельщики какие-то, у нас все по понятиям... Больше ничего про Игорька сказать не можешь?

– Да нет.

– Ничего, мы его по-любому на солнце выставим, никуда он от нас не денется... А тебе еще раз мое доброе слово за то, что сделал... Я слышал, что на хате приняли тебя хорошо.

– Да неплохо, – кивнул Алик.

Блатные освободили для него приличную шконку, мужики приняли его в свою семью. Вчера пришла щедрая дачка от Катьки, так что с харчами был полный порядок. А то, что хреново в тюрьме, так это дело житейское. Главное, с курса не сбиться по неразумению или даже злому умыслу, чтобы дырку в миске не пробили да под шконку не загнали. Но Алик пока на плаву и с каждым днем чувствует себя все уверенней. Хотя по ночам волком выть от безнадежной тоски хочется...

– Ну, тогда держи нос по ветру, чтобы и дальше все путем было... Слышал я, что ты Вячика из «нагана» пришил.

– Из него самого.

Алик еще не знал, к чему клонит вор, но уже насторожился. Следователь на допросе душу из него вынул, все допытывался, откуда у него револьвер. Но так ничего и не добился. Алик мысленно тогда представил покрышку на берегу реки, положил туда револьвер, сам подошел к нему, взял в руку – как будто нашел. Так на допросах и держался – речка, покрышка, находка. А кто бросил там ствол – не его проблемы... Катьку он впутывать в это дело не стал. Может, потому и заслала она ему передачку, из благодарности.

– Ну, тогда кликуха у тебя Наган будет, – решил вор. – Так и скажешь братве, что сам Касатон тебя крестил. А в зону пойдешь, я малявку отпишу, чтобы крестника моего встречали. Если, конечно, под плинтус не опустишься, мало ли что в жизни бывает... Да, и еще, черняховские пока в силе и могут заслать человечка по твою душу. Но ты не бойся, Мигун спец по таким засланцам, он его на раз вычислит и тебя прикроет... Давай, браток, накати на посошок и двигай обратно домой.

– Если бы домой.

– Домой, я не оговорился. Теперь тюрьма – твой дом. Так что привыкай...

Касатон подал шнырю знак, и тот снова наполнил рюмку. Алик выпил, доел бутерброд и под конвоем отправился в свою камеру.

У каждого арестанта в казенном доме была кличка, но далеко не каждый мог похвастаться тем, что его «крестил» сам Касатон. Для Алика это была путевка в тюремную жизнь, только почему-то это совсем его не радовало... Он готов был умереть молодым, лишь бы перед этим еще три-четыре года пожить на воле.

Глава 11

Клонящееся к закату солнце слепило, но Алик не прятал глаза, лишь слегка щурил их. Ему нравился этот привет с воли.

Окно в помещении для допросов значительно отличалось от того безобразия, к которому он привык в камере. Здесь окно закрывали железные прутья, толстые, но редкие, а там чего только не было – и кирпичная кладка на две трети проема, решетки в несколько слоев, одна затейливее другой; «реснички», чтобы света белого не видеть. Воздух сквозь такое нагромождение еле поступал, и редкие солнечные лучи могли пробиться до середины камеры.

Сегодня утром с ним общался следователь, а после обеда его снова привели в этот кабинет, но сейчас здесь был адвокат. Не общественный защитник из тех, которого предоставили ему безвозмездно, не тощий пожилой очкарик с лицом вечного ребенка, а очень даже представительный мужчина. Он тоже был в очках, но с дорогой оправой, холеный, упитанный, в приличном двубортном костюме при галстуке. На столе, словно красуясь, стоял новенький кожаный портфель с каким-то фирменным логотипом на бронзовой застежке.

– Здравствуйте, Алексей Петрович! – На губах адвоката теплилась приветливая улыбка, а в глазах стоял крючок вопроса, от напряжений стремящийся вытянуться в знак восклицания.

– Можно просто Алик. И даже на «ты».

– Что Алик, что Алексей Петрович, в любом случае я буду представлять ваши интересы. Зовут меня Павел Андреевич, я твой новый адвокат.

– А старый куда делся?

– Не было у тебя старого адвоката. Была только видимость...

Павел Андреевич пробежал взглядом по раскрытой странице в папке с материалами уголовного дела.

– Юрий Александрович должен был тебя защищать, но, увы, ничего подобного я не наблюдаю. Вы оба – и ты, и он, – вы шли в поводу у следователя. Ты полностью признаешь свою вину. Полностью! А Юрий Александрович должен был тебя от этого отговорить...

– Ну а какой смысл отрицать свою вину? – удивленно повел бровью Алик. – Ясно же, что это я убил и Клименцова, и Юрыгина, и Планидкина. А чистосердечное признание может смягчить наказание...

– Это верно, нет смысла отрицать очевидное. Но я не вижу оправдательных мотивов, смягчающих твою вину... Вот, достал пистолет, выстрелил в Клименцова, затем был Юрыгин, потом под руку попал Планидкин... Достал пистолет... А кто первым достал пистолет?.. Вот, на месте происшествия обнаружен пистолет системы «беретта», судя по отпечаткам пальцев, принадлежал он гражданину Клименцову... Может, он первым достал пистолет?

– Ну, вообще-то первым пистолет достал я. Но Клименцов тоже достал оружие. И мне пришлось в него выстрелить!

– Вот!.. Ты собирался отомстить гражданину Веткину за убийство своего друга Лепехина. Этот факт отражен в деле, это очень хорошо. А вот последовательность, в которой происходили события, увы, не в твою пользу... Ты собирался убить Веткина, для этого и пришел к нему домой. Только Веткина. Когда он увидел пистолет и побежал от тебя, ты собирался броситься за ним, но Клименцов попытался преградить тебе путь, достал пистолет, чтобы выстрелить в тебя. Разве не так?

– Так.

– Выходит, ты стрелял в него в порядке самообороны.

– Ну, может быть.

– Не может быть, а так и было!.. Ты стрелял в Клименцова, а попал еще и в Юрыгина и Планидкина. Ты не просто стрелял, ты защищался, а это уже совсем другая фабула. Тем более что Веткина ты не убил... Да, покушение на его жизнь было, но это уже совсем другая степень вины... И еще, в материалах следствия я не нашел, кем с моральной точки зрения были Клименцов и Юрыгин. А ведь они были крупными криминальными авторитетами, вели преступный, антиобщественный образ жизни. Доказательств их вины перед законом нет, но есть оперативная информация, и она должна быть приобщена к делу. Судья должен знать, против кого ты применил оружие... В общем, напахано здесь много, – Павел Андреевич закрыл папку и хлопнул по ней ладонью. – А нам с тобой придется все это перепахать... Завтра с утра я буду здесь, и мы подробно обо всем с тобой переговорим, выработаем, так сказать, тактику общения со следователем... Не бойся, парень, от расстрела я тебя спасу. Может, еще годков пять или даже десять от максимального срока скину... А пока с тобой пообщается мой помощник... Да, он официально зарегистрирован в качестве моего помощника, – загадочно улыбнулся адвокат. – Юридической силы это, увы, не имеет, но тем не менее я смог провести его к тебе... Удачи!

Павел Андреевич ушел, и тут же в кабинете появился его помощник. Вернее, помощница. Алик даже протер глаза, думая, что Катька ему померещилась. Но нет, с улыбкой до ушей она шла к нему. Может, и не очень красивая, но модная, ухоженная и, главное, эротично соблазнительная. Летний жакет на ней, бежевый, в нежную клеточку, короткая юбка в тон на широких и аппетитных бедрах... Всего три пуговицы на жакетке, и расстегиваются они легким движением руки. Катька справилась с ними еще по пути к не-му – раз, два, три. На счет «четыре-пять» она вообще осталась без верхней одежды. Бюст у нее не самый высокий и упругий, но это женская грудь. Женская!..

Не успел Алик опомниться, как сам остался без футболки. Оголенной грудью Катька прижалась к его обнаженному торсу, губами потянулась к уху, распаленно прошептала: «Хочу!» А уж он-то как хотел. Две недели в тюрьме – все равно что год на воле. Выходит, у него целый год не было женщины...

Он подхватил Катьку на руки, усадил на стол, задрал ее ноги к своим подмышкам, полез к ней под юбку, а там горячая и свободная дорожка.