Каган русов - Сергей Шведов

В чем будет заключаться эта помощь патрикию объяснил сам монсеньор Гильдеберт, худой и рослый человек, годами, пожалуй, равный Аристарху. Встреча началась с церемонных приветствий и обмена любезностями. Патрикий при этом не ударил в грязь лицом и показал византийскую выучку, чем, кажется, удивил архиепископа, предполагавшего, что судьба свела его с варваром. И хотя монсеньор Гильдеберт прекрасно владел вендским языком, как, впрочем, и все жители Мерзебурга, но Аристарх разговор с ним начал на латыни.

- Я слышал, что ты, благородный Аристарх, долго жил в Константинополе?

- Это правда, - подтвердил посол киевского князя. – С тех самых пор я и ношу титул ромейского патрикия.

Монсеньор Гильдеберт с интересом прочитал письмо каган-бека Аарона, предназначенное для короля Генриха, и выслушал длинный перечень обид, чинимых киевским и новгородским купцам в портах, подконтрольным саксонским легатам.

- Я признаю правоту большинства твоих претензий, патрикий, и очень сожалею, что болезнь короля Генриха помешала твоей с ним встрече. Тем не менее, я обещаю, что передам письмо каган-бека и пожелания князя Ингера либо королю Генриху, либо герцогу Оттону, его наследнику. К сожалению, мы не всевластны на побережье Варяжского моря, как ты уже, вероятно, успел заметить, благородный Аристарх. Мятежи сотрясают некогда мощную Франкскую империю, мешая нормальной жизни и взаимовыгодной торговле.

- Но мне кажется, монсеньор Гильдеберт, что веское слово великого князя Ингера могло бы поспособствовать мирному разрешению конфликта между славянскими князьями и королем, - высказал свое мнение по щекотливому вопросу Аристарх.

- Вне всякого сомнения, - вскинул склоненную было голову монсеньор Гильдеберт. – Ты, вероятно, успел уже заметить, патрикий, в сколь сложном положении мы сейчас находимся. Состояние короля Генриха таково, что не оставляет никаких надежд на его выздоровление. У герцога Оттона много врагов и скрытых недоброжелателей. Недоброжелатели Оттона подбивают к смуте славянских князей и франкских сеньоров. Восточно-франкское королевство, воспрянувшее было под заботливой рукой Генриха Людольфинга, рискует утонуть в кровавых усобицах. Не думаю, что наша слабость пойдет на пользу великому князю Ингеру, каган-беку Аарону и императору Роману. И я очень рассчитываю на твою поддержку, благородный Аристарх.

- И чем же я могу помочь тебе, монсеньор, и королю Оттону?

- Мы собираемся пригласить в Мерзебург славянских князей, дабы заключить с ними полюбовное соглашение, - пояснил архиепископ. – А гарантом этого соглашения мог бы выступить князь Ингер в лице своего посла благородного Аристарха. В этом случае мы сделаем все от нас зависящее, чтобы купцам с Востока впредь не чинилось никаких препятствий на подвластных королю Оттону землях.

Вообще-то королем в этих землях был пока что Генрих, но Аристарх не стал пенять монсеньору Гильдеберту на неточность. Все могло измениться в течение ближайших дней, и они оба, посол и архиепископ, это отлично понимали. Конечно, Аристарх слегка превышал полномочия, данные ему великим князем Ингером, но с другой стороны, почему бы не поспособствовать установлению мира и согласия на этих землях, страдающих от многочисленных усобиц. В конце концов, что выиграет Русь, если безумцам Рулаву и Олегасту удастся развязать войну с саксами? Да ничего! Зато торговле Киева и Новгорода с Европой будет нанесен огромный ущерб. Пострадают, между прочим, интересы и самого Аристарха, и его многочисленных коммерческих партнеров.

- Хорошо, я согласен, - кивнул головой патрикий. – Худой мир лучше доброй ссоры.

Последние слова он произнес по вендски, но архиепископ и аббат не нуждались в толмаче, чтобы уяснить их смысл.

- Так мы можем посылать приглашения князьям не только от имени благородных Геро и Тугомира, но и от твоего имени, патрикий? – вежливо полюбопытствовал аббат Адальберт.

- Разумеется, - пожал плечами Аристарх. – Я с удовольствием обращусь к благородным славянским вождям со словами примирения.

- Приятно найти в посланце далекой земли истинно христианскую душу, - ласково улыбнулся монсеньор Гильдеберт. – Я очень надеюсь, что наша совместная миссия по просвещению умов, погрязших в язычестве, будет продолжена, благородный Аристарх.

- Я тоже на это надеюсь, монсеньор. Более того приложу все усилия, чтобы свет истинной веры засиял по всей Европе.

- Храни тебя Господь, патрикий Аристарх.

Аристарх остался доволен встречей с монсеньором Гильдебертом. И хотя не было подписано никаких договоров и никто не произнес обычных в таких случаях клятв, разговор можно было считать успешным. Конечно, архиепископ это не король Генрих и даже не герцог Оттон, но здесь важно другое. Посланцу великого киевского князя Ингера удалось показать надменным саксам насколько может быть выгодным сотрудничество между Русью и Восточно-франкским королевствам и какие вполне существенные блага оно может принести.

- В лепешку разбейся, - приказал Аристарх Сычу, - но узнай, о чем будут говорить княжич Рогволд и граф Танкмар.

- А если меня прихватят в чужом доме? – струхнул мечник.

- Соврешь, что пришел на свидание к служанке.

Сказать, что Сычу подобные приказы были в диковинку, значит сильно покривить душой. Ему случалось выполнять куда более опасные и щекотливые поручения боярина Аристарха. Но тут уж ничего не поделаешь. Коли хочешь заслужить доверие хозяина и заработать деньги на собственный дом в Киеве – рой носом землю. Ни к боярину Юрию, ни к княжичу Рогволду Сыч не питал вражды. Наоборот, он неоднократно выполнял их деликатные поручения по выслеживанию особ женского пола. В частности и тропинку к дому прекрасной Гертруды первым протоптал он. А уж потом по этой тропе свои стопы направил боярин Юрий. Который, справедливости ради надо заметить, пошел куда дальше расторопного мечника и завершил свой путь в ложнице сеньоры Гертруды. Особого труда это ему не составило. Окно ложницы находилось на втором ярусе большого каменного дома и было открыто по случаю страшной духоты, царившей в Мерзебурге. Сыч с Юрием взобрались на крышу, а уж потом боярин при помощи мечника по веревке спустился к окну и запрыгнул в ложницу. Сыч ждал крика благородной дамы, возмущенной бесцеремонным вторжением, но так его и не дождался, а потому со спокойной душой спустился вниз, вернулся в дом уважаемого Фридриха и нашел отдохновения в объятиях его расторопной служанки Берты, которая не решилась отказать гостю в настойчивой просьбе. Но и мечник патрикия Аристарха тоже не ударил в грязь лицом и одарил свою ласковую подругу шелягом, полученным за труды от боярина Юрия. Ныне Сычу предстояло выполнить куда более сложную задачу, но в успехе он почти не сомневался, тем более что боярин Юрий, привязавший веревку к трубе камина, значительно облегчил ему задачу. Не долго думая, мечник скользнул по веревке вниз и повис между первым и вторым ярусом, опираясь ногами в карниз. Для начала он заглянул в ложницу госпожи Гертруды и убедился, что боярин Юрий уже занял выгодную во всех отношениях позицию. Одеждой влюбленные голубки пренебрегли, и у Сыча появилась еще одна возможность сравнить прелести саксонских и славянских женщин. Особой разницы он не обнаружил и пришел к выводу, что все бабы сложены одинаково и принадлежность к тому или иному племени особой роли не играет. Сеньора Гертруда была очаровательной двадцатилетней блондинкой с большими грудями и крутыми бедрами, а уж стоны, которые она издавала, в минуты страсти могли бы разбудить не только спящего, но и мертвого. Именно эти стоны помещали Сычу разобрать слова, доносившиеся из другого окна, расположенного по соседству. Чтобы подслушать интересующей его разговор, он сместился чуть в сторону и едва не потерял при этом равновесие. К счастью, ему удалось исправить положение и даже заглянуть в открытое окно. Собеседников было двое, они расположились в глубине комнаты у стола, на котором горели свечи и стоял кувшин, видимо с вином. И хотя сидели они в полоборота к Сычу, он без труда их опознал.