Две операции майора Климова - Огнев Владимир Федорович

Глаза Герлица блеснули холодно и жестко. Зандберг подобрался в кресле. Вскинув голову, энергичным движением истинно арийского подбородка подтвердил, что хорошо понимает шефа.

— Со схемой расположения тайника ознакомитесь у Франке. Изучите ее, хорошо изучите, Зандберг. Франке передаст вам и пакет-контейнер для закладки в тайник. Если хотите жить, не пытайтесь интересоваться его содержимым. Франке не зря учился на инженера. При неумелом вскрытии контейнер взорвется в руках любопытного... И помните, Густав, все должно быть сделано чисто. Мы не можем рисковать такими людьми, как «Veilchen».

Герлиц вновь пригубил бокал с коньяком, приподнял его, рассматривая золотистый напиток на свет, затем, совсем не по-немецки, залпом выпил остатки. Помолчав, растянул губы в улыбке, продолжил:

— Второе задание проще. Вы найдете в Долинске некоего Воронцова. Подробности — у Франке, — предупреждая вопросы, Герлиц выбросил вперед пухлую ладонь. — Вы ликвидируете Воронцова. Только после этого вы поедете в Ташкент. Все, Зандберг. А теперь выпьем за вашу удачу...

— Тоже мне, цветовод-любитель, — проворчал Васильев, переворачивая страницы. — Сколько же таких «цветочков» рассадил он в нашей стране?

Затем полковник подчеркнул кличку шпиона «Veilchen» в первом и втором документах, вдруг ставшей плохо слушаться рукой написал на полях:

«Возможно, это случайное совпадение. Однако требует проверки и версия о том, что «Фиалка» вышел на связь после многих лет «консервации». Прошу вновь, более внимательно, изучить обстоятельства убийства Воронцова, все его связи. Если приезд Воронцова в Долинск поставил под угрозу безопасность «Фиалки», значит...»

Острая боль пронзила грудь, ударила в затылок. Выронив карандаш, Васильев, тяжело дыша, сполз с кресла.

Через полчаса тревожно загудело все управление. Врачи, констатировав инфаркт миокарда, уложили Ивана Сергеевича на кушетке в комнате отдыха. А его кабинет, оперативный центр управления, вдруг превратился во врачебно-медицинский пункт, право прохода через который получил только один человек — Анка, бывшая медсестра партизанского отряда, ныне жена Ивана Сергеевича, Анна Николаевна Васильева.

«ИЛ-18» мягко пристукнул колесами шасси о бетон новой, недавно проложенной взлетной полосы, покатился, подрагивая, постепенно снижая скорость. Общее движение пробежало по салонам, заклацали пряжки расстегиваемых ремней.

— Граждане пассажиры, прошу всех оставаться на местах до полной остановки двигателей, — заученно объявила бортпроводница.

— Девушка, помогите, — просительно и нежно улыбаясь, протянул Геннадий Рыбин.

— В чем дело?

— Мечтаю жениться на стюардессе...

— Что же вам мешает?

— Понимаете, как только сажусь в самолет, меня привязывают, — огорченно ткнул пальцем в ремень Геннадий.

— Утешьтесь этим, — девушка бросила на колени Рыбина конфетку и провожаемая веселыми взглядами пассажиров прошла дальше.

...Рыбина никто не встречал. Насвистывая привязавшийся в пути мотивчик, он вышел к стоянке автотранспорта и, игнорируя очередь на такси, занялся поиском «левой» машины. Геннадий имел опыт в таких делах, и поиск не остался безуспешным. Выполняя инструкции Винченцо, Рыбин поехал не домой, а к двоюродной тетке, Серафиме Степановне Наумовой, женщине, по его определению, «экстра класса». Определение не было таким уж неточным, во всяком случае внешне Серафима Степановна выглядела эффектно. Что касается ее кредо, то Симочка (не важно — к месту или не к месту) любила повторять: «Все знакомые говорят, что я создана для любви». Правда, знакомые обычно впервые слышали это изречение от нее самой, но... постепенно привыкали и так думать, и так говорить. Муж вначале хмурился, пытался утверждать, что человек создан для труда, что пора бы выбросить из головы всю эту блажь и идти работать, но занятый с утра до вечера в своем конструкторском бюро в конце концов махнул на все рукой. И то: денег хватало, дома был создан уют, а в редкие свободные вечера появиться в театре, на концерте или просто в гостях с красавицей женой, чувствовать, что они привлекают внимание, слышать за спиной удивленно восторженный шепоток — это было даже приятно.

— Генчик! Какими судьбами? — не по-родственному прижимаясь высоким бюстом к груди Рыбина, прощебетала Серафима Степановна.

— Салют, ma tante[6], — звучно чмокнул ее Геннадий. — С дальних крымских берегов — и к тебе. Моих нет дома, а ключ я не брал. Брошу у тебя чемоданчик, потом сам заберу, а если запрягут в работу (я, говоря по секрету, из отпуска-то опоздал), Жорку попрошу забрать. Лады?

— Лады, лады, миленький.

— Кстати, прими-ка потрясный сюрприз да угости меня рюмашкой за старание. Водится у тебя что-нибудь этакое, симпатичное? Но пусть не «Наполеон», я не избалованный...

Генчик забросил чемодан в стоящий в прихожей шкаф и, пройдя в гостиную, извлек из саквояжа небольшой сверток. Повертев его в руке, небрежно швырнул на диван.

— Шик-модерн. Французское производство. Специально для тебя и с великим трудом добытое. Цени!

Торопливо поставив на стол поднос с бутылкой коньяка, рюмками и легкой закуской, Серафима Степановна развернула сверток и ахнула. Это был действительно сюрприз — туфли из крокодиловой кожи. Рыбин утонул в объятиях тетушки.

Заместитель Васильева был в отпуске, в отъезде, и на Алексея Петровича Климова, которому пришлось временно исполнять обязанности начальника управления, вдруг свалилась масса непривычных забот. Много времени отнимали дела других подразделений, к которым он раньше не имел отношения, а особенно докучали хозяйственные вопросы. Разбирался Климов в этих вопросах слабовато и над разными заявками и сметами подолгу сидел вечерами. Но все-таки розыск «Фиалки» представлялся ему наиболее важным и трудным делом, и мысли майора постоянно возвращались к нему. Климов сам возглавил созданную для работы по этому делу оперативную группу и отобрал в нее хорошо известных ему офицеров — Евгения Гребенщикова и Николая Березкина. В прошлом году они вместе занимались делом «Оборотня», сработались и, как говорится, научились понимать друг друга с полуслова.

Группа только разворачивала работу, когда (случилось это на второй день болезни Васильева) секретарь принес Климову объемистый пакет из Центра. Комитет госбезопасности сообщал: «...из достоверного источника стало известно, что объединенный разведцентр НАТО получил через гамбургский филиал сведения о долинском заводе имени Калинина (достигнутой и проектной мощностях, выпускаемой продукции, заказчиках). Особое значение в указанном центре придается данным о проектировании на заводе принципиально новой ракетной установки. Однако полученные о ней сведения носят общий характер, не конкретизированы и, судя по высказываниям экспертов, в таком объеме малоценны... Имеются веские основания полагать, что доставка информации связана с поездкой в Советский Союз гамбургского «коммерсанта» Штреземанна. Копии материалов Крымского управления КГБ о пребывании Штреземанна в Ялте прилагаются. Для сведения сообщается, что, прибыв из Ялты в Москву, Штреземанн посетил посольство своей страны, где находился два часа. В тот же день он вылетел в Гамбург...»

Далее Центр предлагал: принять все меры к розыску шпиона, не допустить утечки важнейшей информации за кордон.

Прочитав материалы о встрече Штреземанна с неизвестным «пловцом», Климов задумался. Привычным жестом потирая гладко выбритый подбородок, прикидывал пути решения задачи. События торопили, требовали расширения объема работы. Надо было пересматривать намеченные планы, увеличивать состав оперативной группы.

— Мат!

Гребенщиков остановил часы и нарочито бесстрастным голосом произнес:

— Следующий.

— Расхвастался, Евгений Андреевич. Ну держись, экс-чемпион!

Колосков протиснулся через кольцо болельщиков к шахматному столику.