Опасный попутчик - Сергей Иванович Зверев

в скулеж. Мирослав поскуливал, как собака, которой отдавили лапу. И застыл на мосту, смотря на проломленный, красный в свете заходящего солнца лед.

Так он и простоял минут пять. А потом встряхнулся. И стал замечать и поднявшийся ветерок, и кусающий пальцы рук даже через варежки морозец. Понятно, что Родион уже не выплывет. С ним покончено.

Ясность сознания вернулась к Мирославу. Ни раскаянья, ни стыда он не испытывал. Только внутри образовалась зияющая пустота. Которая вскоре заполнилась простой мыслью: «Ты же палач революции. Палач убивает врагов. А нет хуже врага, чем предавший общее дело друг»…

Глава 17

Из радиотарелки на стене бравурно звучало:

— Навстречу XVII съезду ВКП(б) работники ряда предприятий тяжелой промышленности взяли на себя повышенные обязательства… И новости культуры. Постановка в ГАБТ…

Конторщик раздраженно выдернул вилку из радиорозетки.

— Мы вам устроим съезд, — многообещающе произнес он. — Мы вам покажем культуру!

А ведь действительно, стоящая перед нами задача имела непосредственное отношение к грядущему съезду. И к культуре тоже, но уже опосредованно.

Сапер мастерски выводил на криво обрезанном ватманском листе схему объекта, где предполагалось устроить теракт.

— Красиво чертите, — искренне восхитился я.

— Все-таки курс архитектурного отделения Института гражданских инженеров в Санкт-Петербурге я закончил, — произнес мрачно Сапер. — Мечтал стать архитектором. Но в шестнадцатом на Германскую призвали. А потом — Гражданская. Так что стал взрывать здания, а не строить. И это оказалось куда интереснее.

— Не лукавь, Артем, — встрял Шофер жизнерадостно. — Тебе всегда ломать нравилось больше, чем строить. Чем и прославился в нашем родном училище.

— Все мы там чем-то там прославились. В том числе и непотребным, — огрызнулся Сапер, видимо, имея в виду определенный подтекст.

Но Шофер нисколько не смутился, а самодовольно осклабился. Зато Конторщик стиснул зубы так, что желваки выступили, упер глаза в пол. Что у них тут за страсти? Хотя за то время, что они друг друга знают, а это с розовых времен безоблачного детства, наверняка у них накопилось много общих историй, конфузов и секретов.

Вся эта троица — выпускники сиротского дворянского училища в Санкт-Петербурге, рано лишившиеся родителей и взятые под опеку царем-батюшкой. Готовили из них эдаких волчат, которые будут грызть за государя глотки на военном поприще и на гражданской службе. В какой-то мере это оправдалось — глотки грызть они научились и будут грызть, пока их не пристрелят или им не выдерут клыки.

Хоть они все сиротинушки, но все же дворяне. Что подразумевало не только полноценное обучение по гимназическим программам, но и вращение в свете, знакомство с воспитанными девицами из хороших семей. А также поэтические вечеринки, на которые так падки были тогда еще совсем юные Конторщик и Шофер. Там они и познакомились с гимназисткой Авдотьей, экзальтированной, романтичной, мечтающей о высоких чувствах, которые однажды взорвутся китайским фейерверком, сотрясая небеса.

Потом их мир, все их перспективы были разбиты революцией, а затем перемелены в порошок Гражданской войной. Было поспешное бегство из революционного, кипящего, омывшегося кровью Петрограда. Тогда Конторщик, дослужившийся до прапорщика, прихватил с собой Авдотью, с которой успел связать себя узами брака, и рванул на Дальний Восток. Пригрелся у Колчака — сперва в обычной линейной пехоте, а затем, проявив должным образом свои неординарные и аномальные способности, нашел себя в составе карательного отряда. Щедро лил кровь, был безжалостен. Сапер же подался на юг, к атаману Краснову, потом служил у Врангеля и все время что-то взрывал. Шофер тоже мотался где-то в тех же краях, так и не успел на последний белогвардейский пароход из Крыма. Тоже понаделал немало дел и заработал немало проклятий и кровавых долгов.

После Гражданской войны они встретились. В комнатенке в Петрограде, что осталась у семьи Авдотьи после уплотнения их богатого особняка. Тогда эти волки, озлобленные, ненавидящие новую власть, решили, что ничего не закончено. Нужно крепко держаться вместе, в стае. И продолжать праведную борьбу против злобного чудовища, захватившего их страну.

Еще во время Гражданской войны Шофер был завербован белогвардейской военной организацией «Русь Без Хама», фактически находившейся на содержании у французской разведки. Тогда, похоже, где-то на их пути возник и Птицеед, взявший их под крылышко. Но это мое предположение.

Вся стая была обеспечена новыми именами, документами, что нелишне — слишком кровавый след за ними всеми тянулся и слишком много было фактов, за которые до сих пор поставят к стенке не задумываясь.

Так что они сидели крепко на крючке. По заданию «РБХ» колесили по всей России. Выполняли поручения, о которых арестованный нами Француз не знал ничего — ему и не положено. Скорее всего, делали то, чему учили — собирали разведданные, убивали и взрывали. И собирались продолжать это делать и впредь.

Это были настоящие бесы разрушения. Особенно выделялся Сапер, который, по-моему, готов был взорвать хоть Кремль, хоть собор Василия Блаженного. Да хоть бы и Большой театр!

Собственно, схема, которая лежала перед ним, и была схемой Государственного академического Большого театра. Который мы и планировали рвануть между делом. Так сказать, внести свою лепту в великую русскую культуру. Притом незабываемую лепту. Сама эта вандальская идея приводила присутствующих в какое-то радостное возбуждение.

Кстати, хоть это и странно звучит, но я сам поддался общему безумному настроению. От перспективы рвануть нечто большое и вечное как-то пьяно шла голова ходуном. Кажется, я начинал понимать славу Герострата. Ему, скорее всего, больше хотелось даже не прославиться в веках, а ощутить свою причастность к великому, к основам культуры, разрушив их и разметав в прах. Приобщаться можно ведь не только созиданием, но и разрушением. Разрушением — легче. Всего-то нужна сотня-другая килограмм тротила.

Судя по всему, такие же мысли, но куда в большей степени, овладевали и моими «соратниками». Во всяком случае, они были воодушевлены и лихорадочно возбуждены, глаза нездорово поблескивали. Слова «взорвать Императорский театр», обозначение ГАБТ здесь категорически не использовалось, оказывали на них колдовское влияние. Тем более если еще недавно это была просто пустая абстракция, голубая мечта, то теперь действо переходило в сугубо практическое русло. И это завораживало.

Только взрыв предполагался без принесения в жертву всяких пошлых балерин и оперных див. В ГАБТ будет проходить собрание московских трудящихся к XVII съезду. В этот момент и должна взлететь на воздух сцена вместе с несколькими видными деятелями нашего государства. С кем именно? А с кем получится. Любому результату наши заказчики работ будут рады. Потому что им нужно не конкретное политическое убийство. Они жаждут хаоса.

Так что Большой театр для нас теперь не