Цыц! - Екатерина Вильмонт

— Да ладно…

— Честное слово! Сама слышала!

— Значит, звонила тебе скорее всего какая-нибудь незнакомка из больницы, которой он запудрил мозги. Мол, у него великая любовь, а ты, мерзавка, довела его до самоубийства… Кто знает, что он сожрал, несвежие суши или пачку-другую снотворного. Мог и кого-то из персонала разжалобить… Фу!

— Да уж! Не зря я его выгнала… Вот тварь! Мужик называется. Кстати, это очень женский способ свести счеты с жизнью.

— Да, мужики или стреляются, или, на худой конец вешаются. Так что успокойся, подруга. Все путем. Жив твой Ванька, но без тебя ему, похоже, хреновато.

— А мне плевать! Ненавижу! Манипулятор чертов! Да еще с такой мамашей… Видишь ли, это сокровище достойно только чистой невинной девушки. Воображаю, сколько он таких девушек перепортил, козел! Лилька, пошли в «Полосу», мне напиться надо.

— Мил, время первый час!

— Правда? Обалдеть… У тебя есть выпивка?

— Дома есть, но мне завтра на работу. И вообще, с какой радости напиваться?

— Тоже верно. Из-за такого дерьма не стоит. А ведь небось ждет, что я ночью кинусь к нему в больницу, буду прорываться через все кордоны, рыдать у него на груди, а утром увезу к себе и буду в слезах умиления его выхаживать… Нет, ты скажи, они все, что ли козлы?

— Все. Минус один.

— Ахметшин, конечно, не козел?

— Нет, он тигр, но это куда опаснее.

— Ох, Лилька, опять?

— Да, да, да! Умираю от любви! Аж в горле давит.

— Ты матери-то призналась?

— Да.

— А она что?

— Сказала: если любовь, кидайся с головой в этот омут, только не сломай шею. Примерно так.

— А он где?

— Уехал куда-то по своим делам. Вернется на той неделе.

— Лиль, оставайся у меня ночевать, а я тебя утром довезу до работы.

— Мил, ну мне ж переодеться надо…

— Утром переоденешься, тебе же к одиннадцати, все успеешь. А мы сейчас чайку попьем, поговорим про татаро-монгольское иго…

— Только если не станем говорить про Ваньку. Противно.

— Да о чем там говорить? Он просто еще раз расписался в своем говнячестве. Лиль, а как надо наверное презирать бабу, чтобы попытаться ей впарить такую дешевую туфту?

— Да, подруга…

— Он что ж, думал…

— Мил, ты обещала!

— Все, молчу! Если еще раз упомяну о нем, то ты, пожалуйста, поработай шестикрылым Серафимом.

— Вырвать грешный твой язык, что ли?

— Именно! Кстати я тут в твое отсутствие кое-что придумала.

— Насчет чего?

— Насчет тебя.

— Интересно!

— Слушай, если ты собираешься со своим Чингисханом продолжать играть в дурочку с девичьей фамилией Удалова, то в следующий раз, когда он захочет подвезти тебя до дома, соглашайся. Пусть подвозит ко мне. Я дам тебе ключи.

— Но я же ляпнула, что живу на Юго-Западе…

— Ничего. Он приедет, спросит, как дела, а ты расскажи горестную историю, как тебя залили соседи, пришлось начать ремонт и ты перебралась в квартиру подруги. Поэтому врать тебе придется все-таки меньше…

— А сколько будет длится этот ремонт?

— О! Можно подумать ты не в курсе, что ремонт может длиться годами. А если ты живешь у подруги, то для утех он должен будет вести тебя к себе. Ты ведь не откажешься?

— Откажусь! — твердо заявила Лиля.

— Почему это?

— Пусть он добивается меня.

— Ишь чего захотела!

— У таких мужиков как он, препятствие только разжигает страсть. Я это уже видела.

— Ты решила женить его?

— Нет, но я не желаю стать для него легкой добычей.

— А вдруг он надорвался на истории с твоей матерью и больше не захочет долгой канители?

— Тогда и мне ничего не нужно! Он со мной переспал, исчез черт знает на сколько лет, а потом даже не узнал! Нет уж. Я хочу ему запомниться!

— А выдержишь?

— Постараюсь, — дрожащим голосом сказала Лиля.

— Надолго ли твоих стараний хватит… Он небось не дурак… Знаешь, эта позиция срабатывает, когда ты мужика не любишь и не хочешь, они это чувствуют, и начинают подарки метать, на уши становиться, а если чувствуют, что ты вся таешь, но не даешь, думают — она хочет меня женить и корчит из себя недотрогу. А уж если он тебя вспомнит…

— Тогда что?

— Тогда уж совсем глупо…

— Да, это правда… А вдруг действительно вспомнит?

— Ладно, Лилька, давай спать, я что-то вдруг издохла…

Ровно в восемь утра их разбудил телефон.

Мила схватила трубку:

— Алло, Милочка, — раздался слабый голос Ивана. — Милочка, я в больнице…

— Знаю. Меньше надо жрать суши!

— Какие суши? О чем ты! Я хотел свести счеты с жизнью, я не могу без тебя жить, а ты…

— Вань, я на такую дешевку не покупаюсь и прекрасно живу без тебя. В следующий раз бери больше васаби!

— Какая ты циничная!

— Это я трахалась на чужом кресле с чужой бабой? Все, Ванечка, финита ля комедиа!

— Мила, побойся Бога!

— А почему я должна его бояться? Это тебе следует пересмотреть свой образ жизни, а то Боженька накажет. Все, катись колбаской по Малой Спасской!

И она в сердцах швырнула трубку.

— Вот гад!

На работе Лиле сказали:

— Тебя Ахметшин искал. Свяжись с ним!

— Странно, я звонка не слышала. — Лиля выхватила из сумки телефон. Ну, конечно, он был разряжен.

— Девчонки, у кого зарядник для «Ноки» и есть?

— У тебя дырочка большая или маленькая?

— Маленькая.

— Спроси у Шевцовой в соседней комнате.

— Шевцовой сегодня нет, — сказала Таня.

— Господи, как назло… — расстроилась Лиля. Ей ужасно не хотелось звонить Ринату из комнаты.

— У Анчутки такой же мобильник, как у тебя. Сходи к ней, — посоветовала Таня.

— Ой, правда!

— Лиль, я теперь знаю, что тебе подарить на день рождения! Второй зарядник! — засмеялась Таня.

— Да ладно, я сама куплю!

Лиля спустилась вниз на два этажа, рванула дверь редакции и чуть не вскрикнула. У стола Анчутки сидел Ринат, держа в руках листы рукописи.

— Ой! — вырвалось у Лили.

— Лилечка! Я вам обзвонился вчера!

— Ох, Ринат, я же была в Питере, и приехала, у меня дома такое… Соседи сверху залили, ужас просто, паркет дыбом, тапки плавают, как в «Двенадцати стульях». Теперь придется делать ремонт, а я пока у подруги поживу… Я вчера вещи собрала и к ней. Вгорячах даже забыла мобильник зарядить… Простите, я как раз искала Анну Евгеньевну, у нее может быть есть зарядник… Где она, кстати?

— Сейчас придет. Сядьте, успокойтесь. Что, серьезные повреждения в квартире?

— Не то слово.

— Ремонт должны оплатить соседи.

— Да-да, конечно!

— Вы хоть вызвали кого-то акт составить?

— Да-да, конечно, — лепетала Лиля. Черт, вот завралась!

Он смотрел на нее со скрытой усмешкой. Казалось, он прекрасно понял, в чем дело.

— Я могу вам чем-то помочь?

— Да чем же тут поможешь. Ничего. Я справлюсь.

— А где живет ваша подруга?

— В Графском переулке.

— Да?

— Да. А что?

— Ничего, просто когда-то в Графском переулке жила женщина, которую я безумно любил. А в каком доме?

Лиля с величайшем облегчением назвала номер Милкиного дома.

— Нет, дом другой…

— Ринат, вы меня искали?

— Да. Нам надо будет еще разок спокойно все обсудить, у меня возникли кое-какие соображения. Может, поужинаем вместе, а?

— В котором часу?

— Ну после работы, часов в семь, годится? Надеюсь, вы сегодня позволите мне отвезти вас домой к подруге?

— Конечно, — с облегчением улыбнулась Лиля. Какая я дура и какая умница Милка, хотя тоже дура.

— Так я вам позвоню и заеду за вами.

Тут в комнату влетела запыхавшаяся Анчутка.

— Коллеги, я в цейтноте! — выкрикнула она свою коронную фразу. — Простите, Ринат.

— Ничего страшного, мы тут с Лилей пока кое-что обсудили.

— Анна Евгеньевна, у вас есть зарядник? — взмолилась Лиля.

— Конечно, деточка. Вот, возьми. Только не забудь вернуть. А то я вас, вертихвосток, знаю!

— До встречи, Лиля! — крикнул ей вслед Ринат.

— Хорошая девочка, — сказала Анна Евгеньевна.

— Да, кажется, — улыбнулся Ринат. А про себя добавил: только страшная врушка. Причем врать совершенно не умеет. — И хорошенькая, — сказал он вслух.

— Да, ну, конечно, не такая красавица как мать.

— А кто ее мать? — как ни в чем не бывало спросил Ринат.

— Актриса. Полина Беркутова, вы, вероятно, не знаете.

— Увы, не знаю, — не повел бровью Ринат. Ага, вот и все твои тайны, Лилёнок. Но если ты хочешь играть, что ж, поиграем, так даже интереснее.

— Лиль, привет!

К Лилиному столу подсела девушка лет двадцати семи, образец гламура.

— Здрасьте, — кивнула Лиля.

— Лиль, ну объясни мне, почему по городу развешаны типа щиты рекламные этой старой коровы Васильковой, а я, молодая и красивая, в пролете?