Сын повелителя сирот - Адам Джонсон

Вскоре опухоль сошла, но глаза заволакивал гной. Женщина сидела рядом, промывая ему глаза тряпкой, смоченной в горячей воде.

– А вот и он, – сказала она, когда зрение, наконец, вернулось. – Тот, кто любит Сан Мун.

Чон До приподнял голову. Он лежал на тюфяке, на полу, голый, под тонким желтым покрывалом. Он увидел окна со шторками, какие обычно бывают в многоэтажках. В комнате, словно белье, на веревках сушились окуни.

– Мой отец думал, что если его дочь выйдет за рыбака, то ей никогда не придется голодать, – сказала жена второго помощника.

– На каком мы этаже?

– На десятом.

– Как ты меня дотащила?

– Было не так уж тяжело. По рассказам моего мужа выходило, что ты намного больше. – Она приложила теплую тряпку к его груди, и он постарался не вздрогнуть. – Бедная твоя актриса, у нее все лицо в синяках. Она выглядит такой старой, будто ее время уже прошло. Ты видел ее фильмы?

Чон До покачал головой, шея отчаянно болела.

– Я тоже не видела, – призналась она. – В этом унылом городишке такого не покажут. Я смотрела только один фильм – иностранный, про любовь. – Она снова смочила тряпку в горячей воде и обмыла все его шрамы. – Про корабль, который столкнулся с айсбергом, и все погибли.

Женщина забралась к нему на тюфяк. Обеими руками она перевернула его на бок и поднесла банку так, чтобы его умкиун оказался внутри.

– Давай, – сказала она и пару раз шлепнула его по спине. Он вздрогнул от боли, и появилась струя. Женщина забрала банку и поднесла ее к свету. Жидкость оказалась мутной, цвета ржавчины.

– Уже лучше, – произнесла она. – Скоро сможешь прогуляться по коридору до туалета на нашем этаже, как большой мальчик.

Чон До попытался самостоятельно перевернуться на спину, но не смог, и остался на боку, скрючившись. На стене, под портретами Дорогого Вождя и Великого Руководителя, висела небольшая полка, на которой стояли «американские ботинки» второго помощника. Чон До не понимал, как тот сумел привезти их домой, когда на глазах у всей команды они полетели в воду. Напротив висела большая карта Корейского пролива с маршрутом «Чонма». Именно по этой карте составлялись все остальные карты на борту. Они-то думали, что карта сгорела вместе с другими во время пожара. На ней кнопками были отмечены все промысловые районы, где они побывали, а карандашом – координаты нескольких северных пунктов.

– Это курсы гребцов? – поинтересовался Чон До.

– Гребцов? – удивилась она. – На этой карте отмечены те места, где он побывал. Красные кнопки – города, о которых он слышал. Он всегда рассказывал о тех местах, куда хотел отвезти меня.

Она посмотрела Чон До в глаза.

– Что? – спросил он.

– Он действительно это сделал? Он действительно бросился с ножом на американского солдата, или это вранье, которое вы сами придумали?

– С какой стати ты должна мне верить?

– Потому что ты из разведки, – ответила она. – Потому что тебе наплевать на всех в этой глуши. Когда ты выполнишь свое задание, ты вернешься в Пхеньян и никогда не вспомнишь о рыбаках.

– И какое же у меня задание?

– На дне океана зреет война, – произнесла она. – Наверное, мужу не следовало говорить мне об этом, но он сказал.

– Не глупи, – возразил он. – Я всего лишь радист. А твой муж действительно бросился на американского морпеха с ножом.

Она покачала головой в немом восхищении.

– У него было столько безумных планов, – вздохнула она. – Думаю, если бы он выжил, то действительно осуществил бы какой-то из них.

Она помогла Чон До выпить ложку сладкого рисового отвара, затем перевернула его на спину и снова накрыла. В комнате темнело, скоро отключат электричество.

– Слушай, мне надо выйти, – сказала она. – Если что-то случится, кричи, и придет консьержка. Она тут как тут, стоит кому-то воздух испортить.

Она стала обтираться мокрой губкой возле двери, где он не мог видеть ее. Ему было слышно только, как она раздевалась, как вода капала с ее тела в таз, где она стояла, согнувшись. Он подумал, может, именно от своей одежды она оторвала кусок для него.

Прежде чем уйти, она подошла к нему в платье, складки которого говорили о том, что его выжали вручную и повесили сушиться. Хотя перед глазами у него все расплывалось, было очевидно, что она настоящая красавица – высокая, с прямыми плечами, кожа мягкая, еще по-детски пухлая. Большие загадочные глаза на круглом лице, которое обрамляли короткие черные волосы. В руках она держала английский словарь. «Я видела, какие тяжелые травмы получали люди на консервной фабрике, – сказала она. – Ты поправишься. Затем по-английски добавила: «Сладких снов».

Утром он проснулся, вздрогнув, – кошмар закончился обжигающей вспышкой боли. Простыня пахла сигаретами и потом, и он понял, что она спала рядом с ним. Возле тюфяка стояла банка с мочой, будто окрашенной йодом. По крайней мере, уже не мутная. Он дотронулся до банки. Холодная. Он с трудом сел на кровати и огляделся, ее в комнате не оказалось.

Утренний свет вперемешку с бликами моря наполнял комнату. Он стянул покрывало. Синяки и ушибы покрывали грудь, на ребрах виднелись кровоподтеки. Швы покрылись корочкой, и, принюхавшись, он понял, что они нагноились. Репродуктор приветствовал его: «Граждане, сегодня было объявлено о направлении нашей делегации в Америку для обсуждения проблем, стоящих перед нашими грозными странами». Затем пошла обычная болтовня: свидетельства всемирного восхищения Северной Кореей, пример божественной мудрости Ким Чен Ира, новые методы, призванные уберечь граждан от голода, и, наконец, предупреждения из различных министерств.

Из окна подул ветерок, раскачивая сушеную рыбу, плавники которой напоминали бумажные фонарики. С крыши послышались визг и лай, кто-то царапал когтями бетон. Впервые за много дней он почувствовал голод.

Дверь распахнулась, и, тяжело дыша, вошла жена второго помощника.

Она тащила чемодан и два пятилитровых кувшина с водой. Женщина обливалась потом, но на лице ее играла загадочная улыбка.

– Что скажешь о моем новом чемодане? – спросила она. – Пришлось меняться, чтобы его заполучить.

– Что ты отдала?

– Не будь занудой, – попросила она. – Представляешь, у меня никогда не было чемодана.

– Видимо, ты никуда не ездила.

– Видимо, я никуда не ездила, – повторила она сама себе.

Она налила в пластиковый стакан немного рисового отвара для него.

– На крыше собаки? – спросил он, беря стакан.

– Все это прелести жизни на верхнем этаже, – ответила она. – Лифт сломан, крыша течет, запах канализации. На собак я перестала обращать внимание. Их разводит жилищный комитет. По воскресеньям спасу нет от них.

– А зачем их разводят? Подожди, а что по воскресеньям?

– В караоке-баре говорят, что собаки в Пхеньяне вне закона.

– Так говорят.

– Цивилизация, – произнесла она.

– На заводе тебя не будут искать?

Она не ответила. Опустившись на колени, женщина принялась рыскать по карманам чемодана в поисках следов прежнего хозяина.

– Ты получишь выговор, – предупредил ее Чон До.

– Я не вернусь на завод, – ответила она.

– Никогда?

– Нет, – сказала она. – Я еду в Пхеньян.

– Ты едешь в Пхеньян.

– Точно, – кивнула она. В подкладке чемодана оказалось несколько просроченных проездных с отметками на каждом контрольном пункте между Кесоном и Чхонджином. – Обычно на это уходит несколько недель, но я жду его со дня на день.

– Кого? – удивился Чон До.

– Нового мужа.

– И ты думаешь, что он живет в Пхеньяне?

– Я жена героя, – возразила она.

– То есть вдова героя, – поправил он.

– Не произноси это слово, – потребовала она. – Ненавижу его.

Чон До допил рисовый отвар и медленно стал ложиться.

– Слушай, – вновь заговорила она, – то, что случилось с моим мужем, ужасно. Не могу даже думать об этом. Серьезно, каждый раз, когда пытаюсь представить себе это, что-то внутри меня переворачивается. Мы были женаты всего несколько месяцев, и почти все это время он провел на корабле с вами.

Ему пришлось сделать неимоверное усилие, чтобы сесть, и теперь, когда голова снова коснулась тюфяка, он, измученный, почувствовал такое облегчение, что даже забыл о боли. Болело почти все, однако по телу растеклось ощущение приятной усталости, словно он весь день трудился бок о бок с товарищами. Чон До закрыл глаза, и в ушах загудело. Когда он проснулся, был уже вечер. Чон До показалось, что его разбудила захлопнувшаяся за ней дверь. Он перевернулся на бок, чтобы рассмотреть угол комнаты. Там стоял таз, в котором она мылась. Жаль, он не может дотянуться до него, чтобы проверить, теплая вода или нет.

Когда спустились сумерки, его зашел проведать капитан. Он зажег несколько свечей и сел на стул. Чон До заметил, что тот принес сумку.