Мутные воды - Алёна Дмитриевна Селютина

устроит всех. Просто выслушай меня. Ты выносишь и родишь ребенка. И отдашь его мне. Я воспитаю его сам.

Какое-то время Женя молча смотрела на него. Потом начала смеяться.

— Ты точно сошел с ума!

— Я уже все спланировал, — не дал сбить себя с мысли Клим. — Ты родишь в конце мая или в начале июня. С первого июня я уйду в отпуск на два месяца. После этого сразу же возьму отпуск по уходу за ребенком. Я все узнал. Так можно. А ты продолжишь работать.

Женя села на кровать. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, и было неясно, чего в них больше: надежды или ужаса.

— Все будет нормально. Мы со всем справимся. Найдем самого лучшего врача. Тебе ничего не будет угрожать.

— Клим…

— И я все время буду рядом. Все будет отлично.

— Ты что, серьезно?

— Серьезнее некуда. Я сегодня бросил курить. Так что, договорились? Жень, ответь.

Но вместо того, чтобы ответить, Женя легла на кровать, подтянула колени к груди, уткнулась в них лицом и тихонько завыла.

— Аборт — плохой выход, — прикусил губу Клим.

Она замотала головой так яростно, что собрала под собой покрывало. А потом вытолкнула из себя:

— Я должна.

— Кому должна?

— Себе! Я не создана быть матерью! Мне не нужен этот ребенок! Я испорчу ему жизнь! А он — мне!

— Но он нужен мне, — возразил Клим.

— Ты не представляешь…

— Я очень хорошо представляю. Нас у родителей одиннадцать. Я старший. Они все прошли через меня. Когда я уходил, Любава только родилась. Я знаю, что такое ребенок. И со всей ответственностью заявляю: я хочу этого. И я справлюсь.

— А если ты меня обманешь…

— Как я могу тебя обмануть?

— Не заберешь его…

— Прекрати. Зачем мне тебя обманывать?

— Не знаю…

— Жень. Я тебя когда-нибудь обманывал?

Она покачала головой. Всхлипнула.

— Всего девять месяцев, — попросил Клим. — Пожалуйста. Хочешь, я буду умолять… Хочешь, встану на колени…

— Я хочу все отмотать назад!

И разревелась. Клим помог ей перелечь и уложил под одеяло, где она снова свернулась клубочком. Подумал, лег поверх одеяла и обнял, не встретив сопротивления. Потом до поздней ночи лежал рядом и гладил Женю по спине. Ему казалось, это ее успокаивает.

А на следующее утро, после еще одного разговора, Женя согласилась оставить ребенка.

Глава 6

О переправе через реку Климу удалось договориться быстро. Затребованную сумму отсчитал не задумываясь: сейчас он был готов отдать любые деньги и куда больше волновался о том, согласится ли местный шаман помочь.

Незаходящее полярное солнце на воде обожгло руки, шею и лицо. Этого Клим тоже не заметил. Он смотрел, как моторная лодка разрезает носом воду, и пытался подобрать правильные слова для предстоящего разговора. Но в голову лезло совсем другое.

Семнадцать лет назад, прося Женю не прерывать беременность, он думал только о ребенке. Предложенный им вариант казался ему безупречным. Но чем это все в итоге обернулось для Жени? А ведь, по правде говоря, тогда он был уверен, что рано или поздно материнский инстинкт в ней проснется: когда беременность станет заметной, когда ребенок в первый раз пошевелится, когда возьмет на руки, когда приложит к груди, когда он протянет к ней руки, когда назовет мамой… Но шло время, шли годы, а Женя сохраняла по отношению к их сыну холодную отчужденность, не пыталась наладить с ним контакт и между Максимом и работой всегда выбирала работу. Будто боялась, что сын станет непреодолимой помехой на пути к ее целям. Что любое промедление, любая растрата сил и времени на стороне остановят ее. Или, быть может, опасалась, что, один раз позволив себе чувства и интерес к сыну, уже не сможет не замечать его. Из истинной любви к нему или из того же чувства ответственности, что не позволило ей когда-то рассказать отцу правду что об их браке, что о ее материнстве. А Женя никогда не умела делать что-то вполсилы, делить пополам. Либо все, либо ничего.

Но ведь она никогда ни на что не жаловалась. Они жили как жили, как привыкли жить. Клима все устраивало, и ему казалось, что всех вокруг все устраивает так же, как и его. Казалось ему так ровно до последнего отъезда Жени, когда Максим неожиданно закатил им скандал. Успокоившись, Клим списал все на переходный возраст: гормоны шкалят, во всем, конечно же, виноваты родители. По его мнению, Максим действительно не понимал, что говорит, просто хотел задеть, и не стоило обращать на его слова особого внимания. Он, конечно, с сыном потом еще раз побеседовал, предложил вернуться к этой теме позже, лет через двадцать, когда тот сам попробует жизнь на вкус, велел извиниться перед матерью и на том успокоился, но Женя, видимо, восприняла всю эту историю куда хуже. Ее хаотичные записи в блокноте, отказ от еды и то, что она открылась перед чужим человеком. Быть может, Александр Юрьевич в какой-то момент напомнил ей ее отца, и все же…

Почему за все эти годы Женя ни разу не пришла к нему? Если ее действительно так волновала ситуация с Максом? Если ей было не все равно? Они бы что-нибудь придумали. Или он переоценил степень их доверия друг к другу? Сам Клим, не задумываясь, мог рассказать ей обо всем, что тревожило, и делал это периодически, если чувствовал, что в одиночку уже не справляется. И Женя ни разу не отказала ему в поддержке. А сама, выходит, все это время молчала. Копила. И, судя по всему, в итоге не справилась.

А ведь он обещал о ней заботиться. Так где же недоследил? И была ли в этом действительно его вина?

Когда-то давно Клим пришел к мнению, что подобные рассуждения и измышления приносят лишь вред, не заключая в себе никакой пользы. За его спиной тоже были вещи, которые он не мог себе простить: уродство брата, пара серьезных нераскрытых дел, человек, который невинно просидел у него в подозреваемых полгода… Однако практика показывала, что постоянный возврат к прошлому и попыткам придумать способ его переиграть ведет лишь к новым ошибкам. Уж лучше думать о том, как правильнее распорядиться настоящим.

Но вот сейчас, на середине медленной величественной реки, когда вокруг была только вода, и некуда было бежать, и не на что было отвлечься, и так или иначе все заставляло замедлиться, остановиться, заглянуть в себя, прошлое захватило его целиком.