Самое таинственное убийство(Терра) - Владимир Михановский

Даниель

Закончив исследование вещественных доказательств, Сванте Филимен приступил к расшифровке дневника убитого физика. К этому времени он почувствовал себя достаточно подготовленным с помощью ментора, формулы больше не отпугивали, как поначалу. За каждым буквенным обозначением он прозревал, пусть не совсем ясно, глубинный смысл, связанный с пространством, временем, энергией, прочими физическими категориями. И это было интереснее, чем поглощение самой захватывающей информации. Никогда не думал Сванте, что сухая абстрактная наука может так захватить его. То, что он начал ради следствия, теперь приобрело самостоятельное значение.

За эти дни он успел привыкнуть к обитателям виллы, а они — к нему. Дом и обширную прилегающую территорию, покрытые защитным силовым куполом, он знал теперь назубок. Что касается невольных пленников виллы, то они смирились со своим положением, а въедливого и дотошного Сванте воспринимали как стихийное бедствие, ниспосланное небесами, вроде града или грозы.

Впрочем, Филимен служил и единственной надеждой, что тягостное заточение когда-нибудь кончится, и участники злосчастного юбилейного торжества — не все, разумеется, а с некоторым исключением — вновь обретут свободу.

Изменилось поведение белковых. Все более строптивые по отношению к гостям и хозяйке, они беспрекословно слушались команд Филимена.

Помимо общих завтраков, которые проходили в гостиной, гости были предоставлены сами себе.

— Если не будем встречаться все вместе, хотя бы раз в день, совсем одичаем, — убеждала Сильвина.

Что касается Филимена, то ему три раза в день один и тот же шарообразный приносил на растопыренных щупальцах раз и навсегда сделанный заказ: в выборе еды сыщик был, по всей видимости, неприхотлив.

Время шло, и люди нервничали, шушукались в коридоре, глядя вслед Филимену. Сыщик, однако, держался невозмутимо.

— Как успехи у твоего подшефного? — спросил однажды марсианин у Делиона.

— Не знаю, как с расследованием убийства, он меня в это не посвящает. Да и сам я некоторым образом, э-э… подозреваемый. Но в физике у Сванте — прогресс, и немалый. Такое впечатление, что его мозг обладает огромными неиспользованными возможностями. А вообще, странный он человек.

— Странный, странный… — проворчал марсианин. — Этот термин мало что выражает. Странным мне показался и Завара, когда я приехал к нему с месяц назад. Дружеского общения, к которому я привык, не получилось. Он смотрел на меня, как удав на кролика. Все время намекал на что-то — я так и не понял, о чем речь. Был подозрителен сверх всякой меры. Всюду ему мерещились скрытые заговоры, недоброжелатели. Все, видишь ли, собирались похитить то ли его бумаги, то ли будатор.

— В психиатрии такое известно и называется сверхценной идеей. Потом, Арни смешивал фантазии с реальностью, у него даже видения бывали.

— Откуда это известно?

— Он сам мне рассказывал. Под большим секретом. И почему-то всегда — близ будатора.

— Это бывало не только у него. Ну, а когда мы из заточения выйдем? — круто изменил марсианин разговор на тему, наиболее популярную среди обитателей виллы. — Мне кажется, у него значительно большие успехи не в расследовании убийства, и даже не в освоении науки — впрочем, об этом не мне судить, а на третьей стезе.

— Не понимаю.

— Я имею в виду его успехи у прекрасного пола, — пояснил марсианин.

— Не замечал.

— Ты не наблюдателен, Атамаль. А я все подмечаю, как старый экспериментатор-хроноскопист… Короче, Даниель весьма красноречиво посматривает на нашего сыщика.

— Ну уж!

— Ей богу.

— Да, дела, — протянул Александр. — Быстро же она забыла своего кумира. Как говорится, тех сапог еще не износила.

— Башмаков, — поправил Рабидель.

— Тем более. А ведь Арнольд столько для нее сделал, из ничтожества поднял.

— Благодарность не характерна для женщин.

— Верность — тем более.

Едва ли кто-либо из гостей виллы, изнывающих от безделья и дурных предчувствий, мог догадаться, что в мозгу беспечного на вид сыщика идет напряженная работа, возникают версии, которые оцениваются с математической точностью.

С утра Филимен совершал обход виллы, наблюдая за жизнью гостей. Не пустовали развлекательные устройства, игротеки, спортивные манежи, на которые покойный хозяин не пожалел затрат. Кое-кто пользовался тиром, стреляя, правда, не из регельдана, который хранился у Сванте, а из другого оружия, которого на вилле хватало.

Потом до обеда Филимен занимался допросами.

В это утро он первым столкнулся с Эребро. Жених Мартины сделал вид, что не заметил Филимена, и юркнул в спортивный зал. Сыщик не стал его окликать: зачем? Когда Эребро понадобится, он снова пригласит его к себе. К если у молодого безработного физика что-то скрывается за душой — оно обязательно проявится. Если не с помощью прямого вопроса, то с помощью десятка косвенных.

Где-то неподалеку должна быть Мартина — эта пара неразлучна. Интуиция не обманула сыщика — за поворотом у окна он увидел девушку, которая поджидала возвращения Эребро.

Останавливаться, однако, Филимен не стал — не было времени: его ждала Даниель.

Сванте внимательно проштудировал досье и выслушал мнение других о Радомилич, но не сумел пока составить о ней четкого мнения. Поначалу, когда Даниель его встречала ищущим взглядом, Филимену становилось смешно. Потом привык. Молодая женщина увлеклась красивым сыщиком — дело житейское. Что касается Сванте, для него важно одно: в какой мере красотка причастна к убийству Арнольда Завары, ну, а чтобы выяснить это, все средства хороши. И пофлиртовать немного не грех…

До прихода Даниель оставалось время, и он принялся перелистывать дневник Завары.

«…Позднее чувство — не выдумки стихоплетов. Оно есть, и оно мучительно. Не с кем поделиться: высмеют, затопчут в грязь. Дети? У них свои проблемы. Мишель совсем ребенок. Игрища да дискотеки ему подавай. Чтение? Опять же дурацкие детективы, с убийствами, трупами и проницательными сыщиками. К логопеду никак не заставлю его обратиться: „Таким остаюсь, каким Господь меня создал“. Обижается, видите ли… С фертачниками ему лучше, чем с отцом и матерью. С Сильвиной ему тяжело. Как и мне».

«С Мартиной никак не найду общий язык. Девочка на меня смертельно обиделась за то, что уволил ее Эребро. Ну, как ей объяснишь, что Эребро бесталанен, на широкой спине тестя хочет въехать в рай. Главное же — я раскусил его! — на будатор заглядывается, может бумаги мои стащить. Что-то недоброе у него на уме…»

«Весь мир готов вцепиться в мое открытие. Но я ни с кем не собираюсь делиться. Всем от меня что-то нужно. Но есть один человек, которому не нужны ни мои деньги, ни моя слава. Это ты, В.! Поистине, Бог свел нас».