"Одноклассники.ру" и другие рассказики Ильи Криштула (СИ) - Илья Криштул

Д О Б Р Ы Е Л Ю Д И

В России много добрых людей, это всему миру известно. Недобрых редко встретишь, а добрые буквально на каждом шагу попадаются. Правда, не утром в понедельник и не в Москве. Утром в понедельник в Москве люди злые, лица у них угрюмы, кулаки сжаты, глаза кровью налиты, так и сверлят тебя, подлости ждут. И своей, и от тебя. Спустишься в понедельник в метро – как к голодным пираньям в аквариум попал. Или к тиграм в клетку. Даже бразильцы – я сам видел! - уж насколько жизнерадостная нация, вечно поют, улыбаются, танцуют, с детишками возятся, а приехали зачем-то в Москву и… На «Курской», ещё улыбаясь и фотографируя, в метро сели, одну остановку до «Комсомольской» проехали, всё – из вагона вышли мрачные, матерятся, перегаром воняют, дети у них орут, бабы друг друга толкают, сумками на колёсиках цепляются… Зараза, видно, какая-то в метрополитеновском воздухе витает. Не может же такого быть, что бы человек ещё в воскресенье вечером жену целовал, собаку гладил, с детьми уроки делал, даже телеканал «Культура» посмотрел во время рекламы по нормальным каналам, а утром в метро спустился и растерзать всех готов, особенно женщин и людей пожилого возраста. И какие диалоги в понедельник в метро услышать можно! «Мужчина, вы зачем девушку ногами бьёте?» «А она меня локтём задела!» «Вот мразь! Дайте я тоже ей в морду дам, твари этой!»

А часам к восьми утра заразный воздух из метро на поверхность выходит и дышат им, надышаться не могут, автомобилисты с пешеходами. Которые, кстати, когда до работы доберутся, наденут белые халаты врачей. Или сядут в свой кабинет в собесе. Или зайдут в аудиторию к студентам. Но пока врач-хирург с искажённым ненавистью лицом орёт из своей машины на женщину-пешехода: «Куда ж ты, сука старая, прёшь! Я ща выйду, ноги тебе оторву и в задницу засуну! Сдохнешь у меня, зараза!» И отвечает ему женщина-пешеход, воспитательница детского садика для одарённых детей: «Пасть заткни, козёл! И харю свою ублюдушную убери, а то кадык вырву!» И бежит она дальше на свою маршрутку, отталкивая конкурентов и не сортируя, кому из них три годика, а кому восемьдесят. Они все для неё сейчас, утром в понедельник, даже не конкуренты – враги. И всё меньше и меньше в Москве одарённых детей. И плавает, плавает в отравленном злобой воздухе тополиный пух. И несётся из каждой машины мат вперемежку с шансоном. И плачет девочка в беленьком платьице, которую выкинули из автобуса на асфальт, потому что внутрь залезала медленно, только мешалась всем. И говорит она фразу, от которой ещё в прошлом веке барышни падали в обморок, и соглашается с ней её молодая мама, которая в понедельник утром выглядит лет на шестьдесят – глаза злые, руки трясутся, лицо красное, волосы растрёпаны…

Но, к счастью, во вторник утром злоба из Москвы уходит. Люди смирились с тем, что выходные прошли, что работать ещё четыре дня, что пиво пить нельзя, что начальник идиот, а стрелять из травматического пистолета в глаз незаконно, даже если вам на ногу наступили. Можно обойтись и ударом в пах. Добрыми людьми жители Москвы, понятно, не стали, но это так быстро и не случается. Просто на место злобы пришло равнодушие. Не дай вам Бог умереть во вторник утром в метро! На вас обратят внимание только ночью, когда начнут убираться. А весь день через вас будут перешагивать, вас будут брезгливо обходить, о вас будут спотыкаться спешащие куда-то люди. И никто – никто! – не сообщит о вас дежурной по станции, а если кто и сообщит, то дежурная всё равно до вас не дойдёт. И как красиво смотрится спящий в автобусе мужчина, над которым навис живот глубоко беременной девушки! Когда автобус дёргается, мужчина просыпается, равнодушно смотрит на живот и снова уходит в дремоту. Потому что мужчина знает – он заплатил за проезд столько же, сколько и эта беременная, но едет один, а она в животе безбилетника провозит. Или безбилетницу, и хорошо, если одну. Справедливости ради надо сказать, что во вторник в Москве можно встретить и приличных людей, в понедельник их вовсе не было. Приличный человек отличается тем, что где-нибудь в трамвае очень неуклюже оттесняет старушку от освободившегося места, присаживается и, вместо того, что бы сразу притвориться спящим, начинает ёрзать. Стыдно ему, и опыта ещё нет, и четыре поколения интеллигентов возмущаются у него в сердце, но уж больно стоять не хочется. Потом приличный человек отгораживается от старушки томиком Бродского и спокойно доезжает до своей школы, где служит учителем. И также спокойно-равнодушно взирает на курящих второклассников…

А в среду утром Москву покидает и равнодушие. Но на смену ему приходит не доброта, нет. Приходит недовольство. В среду утром жители Москвы недовольны всем – президентом, правительством, мэром, дворниками-узбеками, погодой и вообще жизнью. Именно в среду вся Москва пишет жалобы, кляузы и заявления, и именно на среду приходится пик семейных ссор и преступлений на бытовой почве. А что вы хотите, середина трудовой недели, люди устали, нервы на пределе, всё дорожает, машина в сервисе, у соседей ремонт, в магазине обсчитали, пока жалобу писал ещё и оскорбили, водосчётчики протекают, любовница достала, жена надоела… Кто-то своё недовольство матом проорёт и успокоится, кто-то синяк жене поставит и спать пойдёт с недовольным видом, кто-то до полиции дозвонится или до суда дойдёт, но остальным-то что делать? Только за нож хвататься, он всегда под рукой лежит. А когда разрешат иметь боевое оружие, о чём уже давно говорят, вот тогда недовольство можно будет высказывать более результативно, со стопроцентной гарантией смерти объекта недовольства. Пока таким правом обладают только полицейские и представители Кавказа, но скоро, скоро, скоро… На президента с мэром, разумеется, не замахнёшься, на погоду с правительством тоже, но остальное-то всё рядом. Конечно, армию охранников придётся увеличить в два-три раза, каждому гражданину РФ охранник понадобится. Ведь как будет: «Почему у вас колбаса просроченная?» - семь трупов, «Девушка, мы уже полчаса сидим и к нам никто не подходит» - три трупа, «Извините, персики почём?» - семнадцать трупов, «Марат Владимирович, готовы ли вы взять в жёны Круглову Елену Анатольевну?» - один труп. Причём Марата Владимировича, за неправильный ответ.

Но в четверг от московского недовольства не остаётся и следа. В четверг Москва выхолощена, жители погружены в себя и на внешние раздражители не реагируют. Два дня! Осталось простоять-продержаться два дня и… Дачи, шашлыки, боулинги, караоке, клубы, рестораны, сауны, «Ашаны», реже кино и обязательно пиво. Поэтому в четверг московские люди молчаливы, задумчивы и заторможены. Они уже в предвкушении. На любой, даже на самый простой вопрос можно получить совершенно неадекватный ответ. «Скажите, пожалуйста, который час?» - спрашиваете вы. «Ох и нажрусь же я завтра…» - отвечает сосед по эскалатору. И ведь нажрётся же…

И – пятница! Кульминация рабочей недели, её жирная точка или даже восклицательный знак. В пятницу уже никто не работает. Люди закупают мясо, заказывают сауны и караоке, собирают по телефону компанию, обсуждают количество водки на человека и куда заныкать пиво на утро. В пятницу утром на лицах московских жителей можно заметить даже некое подобие улыбок, но, к сожалению, улыбки эти обманчивы. На самом деле в пятницу в Москве процветает хамство. При входе в метро вас с улыбкой ударят многотонной дверью. В троллейбусе улыбнутся и посоветуют сидеть дома, «с таким-то лицом». На почте со смехом ткнут носом в табличку «Окно № 3 не работает никогда». Потом вас укусит собака без намордника и обматерит её улыбчивый хозяин, потому что «смотреть надо, куда идёшь, а то понаехали и ходят везде, как бараны». А если в пятницу у вас что-нибудь сломается и вы позвоните в службу технической поддержки, вам сначала скажут, что «Ваш звонок очень важен для нас», потом заставят в течении часа слушать весёленькую мелодию, а уже потом отключатся навсегда. Такое вежливое улыбчивое хамство…

И наконец – суббота! Свобода, равенство, пьянство! Крутятся в стиральных машинах белые рубашки и тёмные брюки, сушатся форменные юбки и блузки, валяются где-то бейджики с именами «Светлана», «Игорь», «Азиза» и «Охрана». В субботу Москва вымирает и замирает. Куда-то исчезли истеричные тётки из трамваев, наглые нищие из метро и хамоватые владельцы дорогих машин. Полупустые улицы, полупустой транспорт, не видно недовольных лиц, нет злых и равнодушных. Есть только агрессивные. Да, в субботу Москва малолюдна, но агрессивна, и в этой агрессии и обида за бесцельно прожитые пять рабочих дней, и накопившаяся за эти дни ненависть к другим людям, и нехватка денег на что-нибудь, и зависть к тем, кому на что-нибудь хватает… Поэтому в субботу жители Москвы на почве внезапно возникших личных неприязненных отношений бьют и режут всех, кто им почему-то не нравится. Особо отличаются в этом плане москвичи из южных республик, которые внезапно возникшую личную неприязнь всосали с молоком матери. И гремят по субботам в Москве выстрелы, и достаются металлические пруты с бейсбольными битами, и бьют русские нерусских, а пьяные – непьяных, бьют таксисты нетаксистов, а полицейские - неполицейских. А ведь есть ещё болельщики и неболельщики, самбисты и несамбисты, строители и ломатели, торговцы и покупатели, просто сумашедшие и около миллиона тех, кто не поделил место на парковке. И плещется по всей субботней Москве агрессия, и выплёскивается иногда даже за МКАД, и тогда студент колледжа в Химках вдруг бьёт в лицо идущего ему навстречу мужчину. «Зачем?» - спрашивают студента уже потом. «А что б не гавкал, урод…» - отвечает тихий по будням студент. А урод и не гавкал, он просто улыбнулся. В субботу вечером. В Химках. Студенту колледжа. Который уже выпил своё субботнее пиво «Охота»…