Спустя тысячелетие. Лунная дорога - Александр Казанцев

Некоторое время все ели молча. Голод, пройденные расстояния и волнения наконец дали себя знать.

Мать, подперев рукой полную щеку, с любовью наблюдала за уплетающими похлебку молодыми людьми.

— Владеть логикой убеждения важнее, чем управляться с дубиной, — заметила наконец Эльма, кладя ложку.

— Да разве нашего Урун-Буруна можно в чем-то убедить?- вздохнул Анд и внимательно посмотрел на мать.- Вот чего понять не могу, так это снисходительности его к сыну твоему, мать. Не схватили его за встречу с вешнянкой в Доме до неба, более того, послали первым плыть во время набега, а потом… после бегства с вешнянкой, доставили в дом матери, очевидно, чтобы вразумила она их…

— Вразумлять надо не нас, а вождя. И если вождь так благоволит к Анду, будь тот настоящим мужчиной, он отстоял бы несчастных предков-пленников и уж во всяком случае ни в чем не повинного мальчика с другой планеты, — опять горячо произнесла Эльма.

— Легче течение реки остановить опущенной в воду ладонью, чем заставить вождя не послушать Жреца, — повторил Анд когда-то уже сказанное и с особым значением посмотрел на мать.

— Знаю, — внезапно заговорила и она, — знаю, что имеет в виду Анд. Куда отлучилась мать после того, как застал Жрец в Доме до неба сына с вешнянкой?

Анд опустил глаза.

— Да, мать отлучалась недолго после той ночи. Эльма настороженно вглядывалась и в мать и в сына.

Мать вздохнула.

— Вот красавица наша говорит о «настоящем мужчине», который может делу помочь. Но, видно, нужна тут настоящая женщина.

И после этих слов стала собираться.

— Подожди, красавица, не убегай к матери на тот берег до моего возвращения. Может быть, поймешь тогда, каково стать матерью.

И она ушла, тяжело переваливаясь при каждом шаге.

— Куда она? — спросила Эльма. Анд пожал плечами.

— У нас заведено не спрашивать.

Дверь снова открылась, и мать заглянула снаружи.

— Страж ушел, — коротко сказала она и скрылась.

Анд оживился.

— Мать подсказывает, что теперь ты можешь бежать.

— Но как раз теперь я не могу! — непоследовательно ответила Эльма.

— Боишься, что гнев вождя падет на меня?

— Или на мать, — добавила Эльма.

И ушла в отведенную ей комнату. Когда Анд попробовал открыть дверь, она оказалась запертой.

Он не стал стучать. В волнении долго расхаживал по комнате, потом взял кувшин с водой. Вымыл углубления в столе, вынув пробку из отверстий, спустил грязную воду в другой кувшин и отправился к реке, чтобы сделать «женскую» работу — принести чистой воды, грязную же выплеснул козам под ноги на улицу.

Она образовала там небольшую лужицу, из которой лохматая коза принялась пить.

Перед уходом Анд сказал через запертую дверь, что идет за водой.

Ответа он не получил.

До вечера сидел он в полной растерянности и унынии, уронив голову на руки и не зная что придумать.

Куда пошла мать? Неужели к Урун-Буруну? Разве тот может понять хоть одно человеческое слово? В сельве не сохранилось былых зверей, но и те, пожалуй, больше бы поняли.

Вечером дверь открылась и появилась Эльма с заплаканными глазами.

— Твоя мать не вернулась от Буруна. Теперь я сама пойду к нему. Я открою ему нашу тайну, расскажу, что я- прямая прапраправнучка командира корабля, и потребую казнить меня вместе со всеми ними вместо мальчика. А вы с матерью возьмете его и воспитаете, но только не бурундцем. Когда-нибудь познакомь его с моей матерью; скажи ей, что это мой сын.

— Твой сын? — удивился Анд, не успев отговорить Эльму от безумной затеи.

Бурундцы ни во что не ставили похищенных вешнянок и не стеснялись в средствах, когда хотели избавиться от них, а тут сама она выбирает себе конец…

Эльма, конечно, ждала протеста Анда и, конечно, услышала его горячую речь о безумии своего плана.Сегодня же ночью он сам переправит ее к вешним, а если нужно, отведет к матери, вождю вешних, готовый ответить за злодеяния своих соплеменников.

Эльма горько усмехнулась:

— Неужели твой замысел с самопожертвованием разумнее моего? Я хоть мальчика хочу выручить, а ты… хочешь проверить кровожадность вешних? Лучше проверяй ее на мне.

— Хорошо. Я только провожу тебя до острова Дома До неба, до нашего с тобой островка.

— Я готова, — объявила она.

— К чему готова? — удивился Анд.

— Плыть на тот берег под покровом ночи.

— Тогда уже пора, — решил Анд, скрывая горечь.

— Нет, — отрезала Эльма. — Я дождусь возвращения матери.

— Ты дала ей обещание?

— Нет. Она пообещала дать мне почувствовать долг матери.

— Что она могла иметь в виду?

— Конечно, вряд ли это случится так быстро,- сквозь набежавшие слезы произнесла Эльма.

Анд был еще слишком наивен, слишком недавно почувствовал себя мужчиной, чтобы понять скрытые в каждой фразе двух женщин намеки.

Ему оставалось только ждать.

Они ждали долго и готовы были ко всему, кроме того, что случилось…

Дверь открылась, и в комнату, тяжело дыша, вошла мать Анда, ведя за руку с любопытством озирающегося вокруг маленького мальчика.

— Никитенок! — воскликнула Эльма и бросилась к малышу, взяла его на руки.

— А ты черная, — сказал он, слегка отстраняясь. — Не умываешься? У нас на корабле все умываются.

Эльма стала покрывать поцелуями его личико.

— А где мама? Толстая бабушка сказала, что мама здесь.

Эльма с надеждой взглянула на мать. Та потупила взор.

— Это я буду твоей мамой!- воскликнула Эльма.- А вот он, — указала она на Анда, — твоим папой.

Анд удивленно смотрел на происходящее, не веря ушам.

— Да, да, — подтвердила мать. — Вы и будете ему отцом с матерью. Правильно рассудила, настоящая женщина.

— А где мои мама с папой? — спросил малыш, готовый заплакать.

— Они улетят к другой звезде, куда нельзя маленьким.

— Хочу с ними. Хочу снова как птичка. Так всегда бывает на корабле, — закончил он и плакать не стал, припав головой к Эльме.

— Как она правильно все поняла, красавица с того берега! Любуюсь на тебя! И Анда верно определила.

— Как матери удалось это сделать? — спросил Анд. — И что с остальными?

Мать беспомощно развела руками:

— Это все, что могла сделать настоящая женщина.

Глава 2

МИЛОСТЬ

Ты значишь то, что ты есть

на самом деле.

Каменный настил притвора оскверненного храма «Креста и Добра» был холодным и шероховатым. Крутые стены и низкий облупленный свод как бы придавливали маленького жреца-соглядатая к полу, по которому он полз, дыша пылью и страшась даже поднять глаза на «Друга Божества».