Одесса в эпоху войн и революций (1914 - 1920) - Виктор Файтельберг-Бланк

К началу 1919 г. в Одессе установился бандитский террор. В знак протеста против вымогательств и грабежей, неспособности власти покарать бандитов, часть одесских предпринимателей закрыли свои магазины и отказывались продолжать бизнес в Одессе. Генерал А. Гришин-Алмазов в интервью «Одесским новостям» признался: «Одессе в наше безумное время выпала исключительная доля: стать убежищем всех уголовных знамен и главарей преступного мира, бежавших из Екатеринослава, Киева, Харькова. В Одессе полицейский аппарат, со всеми его вопиющими недостатками, порожден гнилой гетманской властью…»

Уголовники Одессы неоднократно устраивали покушения на Гришина-Алмазова, но его личная охрана — особый конвой, состоявшая из 70 татар-кавалеристов, сумел сохранить жизнь диктатору. В.Шульгин писал об этом конвое: «…они все во главе с Масловским принесли на Коране присягу защищать Гришина-Алмазова. И все время, пока он был у власти, за ним неотступно, тесно за спиной, шел татарин с винтовкой, который убил бы всякого, кто бы покушался на Гришина-Алмазова». Вместе с тем татарский отряд ротмистра Бекирбека Масловского стал «…самым подходящим исполнителем бессудных приговоров, которые генерал предпочитал окружать атмосферой таинственности. Он мог делать дела, для которых название было подобрано позже большевистскими газетами. Называлось это «бессудные убийства». Таких убийств насчитывалось одиннадцать» — вспоминал В. Шульгин. На улицах часто находили трупы с приложенными записками «труп неизвестного». Часто это были политические арестованные, так сводились бессудные счеты с неугодными режиму.

Старший адъютант генерала, подпоручик Б. Зернов, запишет: «Много шума сейчас вокруг имени Масловского по случаю расстрелов без суда. По ликвидационным спискам отправлено на тот свет немало людей. Одесса все видит, все знает, и вокруг этих событий, естественно, поднялся страшный шум со стороны «демократии». Горы протестов, особенно потряс Одессу «расстрел 11-ти». Это группа большевиков, переданная татарами для ликвидации французской к-р (контрразведке — авт.)».

Для обуздания уголовной преступности власть пошла на использования военно — полевых судов в Одессе в делах «бандитизма» и на расстрелы бандитов на месте преступления. Но бандитский террор продолжался под началом анархиста Мишки «Япончика» (Мойши Винницкого).

Леонид Утесов в книге «Спасибо, сердце!» так описывает «Япончика»: «У Япончика недурные организаторские способности. Это сделало его королем уголовного мира в одесском масштабе. Смелый, предприимчивый, он сумел прибрать к рукам всю одесскую блатную шпану… Белогвардейцев он не любит и даже умудрился устроить «на них тихий погром». Л. Утесов, добавляет, что Япончик очень неохотно шел на «…мокрые дела» (убийства), а вид крови его смущал».

Во французской Одессе нашли прибежище самые богатые люди развалившейся Российской империи — миллионеры Манташев, Путилов, Лианозов. Одесса только казалась островком видимого благополучия и обеспеченностисредибурлящеймагмы гражданской войны. В городе открывались шикарные магазины и рестораны, игорные и публичные дома, снимались фильмы и работали десятки театров и кабаре. Богатые люди со всей «вчерашней» империи проматывали тут деньги. И бандитам работы хватало. Они так обнаглели, что совершали налеты средь бела дня прямо на Дерибасовской.

Левоэсеровский подпольщик Алексеев-Небутев так описывает положение Одессы начала девятнадцатого: «Несмотря на такое количество властей, а может быть и благодаря ему, город находился во власти анархии. С пяти часов вечера обыватели прятались по квартирам. Если же находились смельчаки, которые рисковали после этого времени выходить на улицу, то их раздевали у дверей квартиры. Никогда так не торжествовала одесская «малина», как в эти месяцы. Грабила «малина», грабили чины государственной охраны, грабили восемнадцать контрразведок».

В одесских газетах тогда промелькнуло сообщение, что за неделю февраля 19-го в одесском морге появилось 70 трупов, в большинстве своем с огнестрельными ранами.

Тех, кто ослушался Япончика и не заплатил дань, ждала смерть. Так был убит купец Масман, не выплативший по «мандату» 10 тысяч рублей, купец Литейман, отказавшийся платить 50 тысяч, купец Энгель, «задолжавший» бандитам 25 тысяч… Все торговцы не только предместий, но и района Старого базара, Привоза, Малой Арнаутской, были обложены данью от 10 до 50 тысяч рублей, в зависимости от величины их предприятия. Одесский градоначальник Марков сообщал газете «Одесские новости»: «…большинство устрашающих вымогателей — это юнцы 19–20 лет, иногда невооруженные…»

Известный куплетист Владимир Коралли вспоминал: «Знаменитый «король» одесских налетчиков Мишка Япончик был одной из ярчайших личностей старой Одессы. Это был колоритный тип романтического разбойника и афериста…

О Мишке Япончике рассказывали разного рода романтические истории. Говорили, что он не грабит врачей и артистов, любит ходить в театр, кино и на дивертисменты. А его «мальчики» работают очень картинно: на вечерах и маскарадах появляются в смокингах, ничем по облику не отличаясь от господ, и вежливо просят дам и кавалеров расстаться с драгоценностями. Никакой грубости, хамства, а тем более насилия не допускают, только поигрывают своими никелированными браунингами. Для маскировки налетчики иногда облачались и в студенческую форму…

Я жадно рассматривал Мишку Япончика. Ему было лет тридцать. Брюнет, широкие смуглые скулы. Обращали на себя внимание неспокойные раскосые глаза. Они мгновенно и как-то незаметно перебегали с предмета на предмет, казалось, что он смотрит на всех и на все сразу. Он часто оглядывался. А одет был богато и несколько мрачновато. Пальто украшал черный каракулевый воротник, шапка того же меха лежала на коленях, едва придерживаемая рукой. Пальто было расстегнуто и виднелся черный костюм и того же цвета косоворотка».

Генерал Гришин-Алмазов, объявил войну бандитам. В предместья были введены воинские подразделения и броневики. Начались широкомасштабные облавы на окраинах города, во время которых «отстреливали» подозрительных.

Так 27–29 декабря 18-го произошло «разоружение Сахалинчика» (изъято 30 винтовок и револьверов), и облава на Молдаванке (ок. 40 арестованных)э 12 февраля 19-го произошел расстрел 8 налетчиков обнаруженных на месте преступления — на улице Госпитальной.

Япончик направил губернатору Одессы письмо-просьбу. В нем были такие строки: «Мы не большевики и не украинцы. Мы уголовные. Оставьте нас в покое, и мы с вами воевать не будем». Но молодой, амбициозный губернатор не принял предложения и война продолжалась. Для широкомасштабных облав использовались французские и греческие солдаты. Было закрыто 44 притона бандитов, которые назывались паштетными, буфетами, трактирами…

Япончик приторговывал оружием и снабжал им подпольные отряды большевиков и анархистов. Так, Одесский ревком получил от него 80 револьверов и 200 гранат. Большевик Ф. Анулов-Френкель вспоминал, что «большие услуги штабу ВРК (военнореволюционного комитета) в доставке оружия оказывал Мишка Япончик за сравнительно небольшую плату…». Япончик помогал революционному подполью выкупать за большие деньги революционеров из тюрем. Большевистское подполье прибегало к помощи союзника — Япончика, для уничтожения провокаторов Алеева и Ройтмана (выдали французской контрразведки лидера подпольного комитета большевиков Ласточкина). Большевики призывали Япончика громить полицейские участки.

Участник тех событий Надежда Улановская вспоминала «В подполье уголовники оказывали нам кое-какие услуги. Однажды мы хотели с их помощью освободить наших осуждённых к смерти товарищей по дороге из городского суда в тюрьму… Мишка Япончик серьёзно уверял Алёшу (анархиста И. Улановского — авт.) за выпивкой: «У нас с тобой одна цель — бороться с капиталистами, только средства разные. Считалось, что в Одессе действуют 30 тысяч организованных уголовников, армия Мишки Япончика… В 1917 году, перед первомайской демонстрацией, они заявили, что не будут в это время воровать, и вели себя по-джентльменски».

Япончик распространял слух о том, что имеет «бандитскую армию в десять тысяч человек». Скорее всего, это преувеличение, в лучшем случае он мог собрать одну треть названной цифры. Но и это было немало. Прибавим сюда 300–400 боевиков революционного подполья и увидим, что «городская партизанская война», в Одессе начала 1919 г., была опасна для белогвардейцев и очень выгодна большевикам.

Япончик близко сошелся с авантюристом Борисом Ржевским-Раевским, который появился в Одессе в августе 1918 г. Ржевский-Раевский прославился как военный корреспондент, организатор первого в Российской империи Союза журналистов в Петрограде, участием в подготовке покушения на Гришку Распутина. В начале 18-го Ржевский-Раевский работает судебным следователем в уголовном отделе ВЧК. За должностные злоупотребления, взяточничество и помощь в побеге Мануйлову (секретарь Распутина) Ржевский-Раевский был арестован своими коллегами, но ему удалось бежать из застенков ЧК в Одессу. В Одессе вчерашний чекист предлагал свои услуги одесской полиции в качестве знатока сыска, хотел занять пост помощника начальника уголовного розыска. Ржевский-Раевский дружил с Япончиком и помог ему избежать ареста. Уже после гибели афериста, обыск в его квартире дал поразительные результаты: была обнаружена его переписка с «блатным миром» и револьвер с золотой монограммой: «От благодарных Мишки Японца и Суконика».