Невидимые миру слезы. Драматические судьбы русских актрис. - Людмила Соколова

— Когда мы в 37 году «получили» чуть живого отца, он был от макушки до пят покрыт мокрой экземой. С тех пор я не выношу запаха мази Вишневского. И траурный марш Шопена, так как мимо нашего дома, что был рядом с кладбищем, чуть не каждый день шли похоронные процессии.

От отца дочь унаследовала цельность натуры, внутреннюю силу и способность к самообразованию. Танечке не было и пяти, когда перед ней как-то разбросали кубики с буквами. Она сразу уловила связь между звучащей буквой и ее графическим символом, и через несколько минут стала спрашивать, а как составить слова «корова», «коза»?.. А спустя несколько дней уже читала книжки.

— Я начала читать «Муму». Но получалось медленно, а мне хотелось побыстрее узнать, что там в конце. Бабушка мне читала, а я сидела у ее ног и рыдала. Вскоре так увлеклась чтением, что готова была укусить маму за то, что она не давала читать, все время отвлекая домашней работой.

Анастасия Денисовна была помешана на чистоте, целыми днями крутилась по хозяйству, стараясь и дочь приобщить к делу. Но иногда она бунтовала и, заломив руки за голову, непедагогично голосила в отчаянье: «Не будь рабой, как я!» Ее пример поначалу сослужил дочери плохую службу: она фанатично боролась «за равенство» в доме, отчего ее первый брак по молодости и неопытности оказался суперскоротечным.

— В детстве мама беспощадно лупила меня за то, что я бегала по глиняным крышам, пробивая в них пятками дыры. Ей всегда на меня жаловались соседи, потому что я была заводилой у окрестной ребятни. И мама в наказание не выпускала меня на улицу. Я сидела, как птица в клетке, за дувалом. Но когда кто-то к нам приходил, дверь отпиралась, и я в момент, как ящерица, выскальзывала, — и нет меня! И вот уже лечу, пыль столбом, как Чапаев на коне, несусь впереди ватаги ребят… Меня нельзя было ни «перескакать», ни переиграть в лапту и другие игры. Честолюбивая была, всегда хотела быть лучшей, причем дома меня всегда ругали, никогда не хвалили, мама порола, как сидорову козу. Но и в действительности я, как потом выяснилось по восточному гороскопу, — Коза.

Я была такая подвижная!.. Папа играл на гитаре, а я могла часами плясать, до посинения. Это мне пригодилось потом в институте: я могла часами отрабатывать какое-то упражнение, с упоением занималась акробатикой, танцами. Поэтому в 40 лет мне ничего не стоило сыграть в мюзикле Дурочку.

Она там не только танцевала и без перехода сразу пела, что под силу не всем артистам оперетты, но даже совершала головокружительное переднее сальто.

— Когда я в первый раз это сделала, весь оркестр вскочил в ужасе: музыканты думали, что я на них лечу, на их пюпитры и скрипочки. А я остановилась на самом кончике помоста. И это происходило на каждом спектакле. Потом они привыкли, но все равно, наверное, каждый раз вздрагивали.

Наш театр всегда был пасынком на фоне театральной жизни столицы, и, к сожалению, ничего из его репертуара не записывалось на пленку. Как-то на спектакль пришел мэтр кино, выдающийся режиссер Юткевич с супругой. Сергей Иосифович сказал: «Вы — чудо! Вы — актриса Мейерхольда! Он бы гордился вами». А его жена, профессиональная балерина, солистка Большого театра, спросила: «Деточка, какое хореографическое училище вы кончали?»

И вот однажды в маленьком уютном ресторанчике странная женщина, актриса загадочной и очень драматичной судьбы Валентина Караваева, стала вдруг рассказывать Конюховой такие вещи о ней самой, что та не переставала поражаться.

— Она сказала: «Танечка, я за вами давно наблюдаю. Вы мне нравитесь. Я очень хочу с вами работать». Она долго-долго пробивала «Чайку», в которой когда-то потрясла всех в роли Нины Заречной. Это была сенсация! Говорили, когда на сцене на нее находило вдохновение, то равной ей не было. И кому посчастливилось увидеть ее в звездные минуты творчества, тот не забудет никогда. Она мне сказала: «Что вы делаете с собой? Ваша интуиция родилась на десять лет раньше вас, а вы ее все время обижаете, спорите с ней и поступаете ей наперекор. Вы очень за это поплатитесь».

Но я тогда не придала ее словам никакого значения: я была в фаворе, у меня все получалось. Я играла на телевидении, на радио, в Малый театр пригласили, и сын у меня родился, как я этого хотела, и муж у меня был замечательный, красавец невозможный и умница к тому же. Мне было с ним безумно интересно, страшно и весело. Это была не жизнь, а какой-то полет. Как сказал один человек, который увидел нас вдвоем с Володей: «Вот теперь я понял: что такое влюбленная Конюхова. У вас так сверкали глаза! Я сказал, посмотрите на Конюхову, и вам станет ясно, что такое счастье».

И какое ей было дело тогда до «каких-то Скорпионов», до предостережений!.. Ей казалось, что это она, без влияния далеких планет, управляет своей жизнью. Правда, замечала за собой:

— Если что-то у меня должно пойти одним путем, то я своим умишком разворачиваю в обратную сторону.

Потом она узнает, что это свойственно всем Скорпионам, впрочем, так же как и проницательность и интуиция, которыми наделены все знаки водного тригона.

И если уж продолжить эту «зыбкую» тему, стоящую на грани науки и мистики, можно сказать и о том, что спустя годы она узнала, что по 32-летнему гороскопу она — Белый медведь. И поняла, почему с первого взгляда, как увидела занесенные снегом леса и домишки из окна поезда, в 1946 году увозившего ее семью из жаркого Узбекистана в Прибалтику, так и «влюбилась на всю жизнь в „белые снеги“».

Мать мечтала видеть дочь в белом халате — степенным человеком нужной и уважаемой профессии врача. Но у Татьяны были свои планы. С раннего детства она то перед игрушками, то перед бабушкой или дворовыми приятелями устраивала представления: пела, читала стихи, что-то изображала. И едва видимая пунктирная линия ее жизни уже нацелилась в самое сердце страны.

Семья много кочевала по СССР. Отец пошел на фронт в 1942-м и закончил войну в Кенигсберге. Когда Георгия Степановича перевели и назначили начальником «какого-то интендантского заведения в бывшей Восточной Пруссии», семья засобиралась из Прибалтики, где тогда жила, на новое место его службы. А вот дочь проявила фамильный характер:

— Я сказала: «Все, никуда не поеду!» И это притом, что родители всегда командовали мной жутко! К примеру, идет школьный вечер, танцы в разгаре. А ровно в десять часов папа появляется в дверях зала и делает «кхе-кхе». И я безропотно семеню на выход.

В 1949 году после окончания школы Татьяна Конюхова приехала в Москву и подала документы во ВГИК, чтобы учиться «на артистку». Ее зачислили на курс В. В. Ванина.