Бегство мертвого шпиона - Джон Сток

Он осмотрел комнату и увидел в углу раковину. Умывшись, он взглянул на себя в зеркало, капли воды стекали с его небритого подбородка, мысленно он снова оказался в Старе-Кейкути. Марчант заставил себя отвлечься, подумать о чем-то другом. Очевидно, он стал причиной очередного раздора между МИ-6 и МИ-5, которые передали его ЦРУ прямо из конспиративного дома. То, что люди Прентиса ворвались на секретную базу, говорило о небезразличии Филдинга к его судьбе, и это внушало некоторый оптимизм. Но Прентис ясно дал ему понять, что МИ-6 не собирается все время помогать ему. Паспорт и деньги (тысяча американских долларов), авиабилет в Дели и его легенда — вот и все, что смог сделать для него Филдинг. Остальное зависело от Марчанта.

Марчант лежал на кровати, упершись ногами в рюкзак, и снова думал о своей новой жизни: Дэвид Марлоу (у него даже инициалы были точно такие же, как у Марчанта) совершал кругосветное путешествие. Он начал с Европы, после того, как получил диплом историка в Тринити-колледже, в Кембридже, где когда-то учился и сам Марчант. Он знал, что МИ-6 имеет соглашение с различными колледжами и университетами в Оксфорде и Кембридже, и они готовы были подтвердить запрос по телефону или по электронному адресу. Поэтому, если кто-нибудь позвонил бы в Тринити и спросил, учился ли там Дэвид Марлоу, ответ был бы утвердительным. Если бы в колледж отправили письмо с запросом, его тут же переправили бы в Леголенд.

После окончания колледжа Марчант посещал Польшу, но останавливался здесь совсем ненадолго. Теперь ему предстояло решить, какие места посетил здесь Марлоу (в легенде подобных деталей не указывалось). Скорее всего, он провел неделю в Кракове, где с удовольствием посещал местные джаз-бары, потом заехал на несколько дней в Варшаву. Сначала он планировал продолжить свое путешествие по этой стране (его путеводитель по Польше имел весьма потрепанный вид), но затем решил отправиться в Индию, потому что ему надоел холод — в баре хостела туристы только и делали, что жаловались на погоду.

Марчант сел и посмотрел на свой рюкзак, от которого исходил неприятный запах. Прентис отдал ему рюкзак час назад, в посольстве. Он был большой и потертый, сверху к нему был привязан оранжевый спальный мешок.

— Он валяется здесь уже несколько месяцев, так что можете забрать его себе, — небрежным тоном сказал Прентис.

— А чей он? — спросил Марчант, разглядывая наклейки на рюкзаке: Париж, Прага, Мюнхен.

— Он принадлежал одному парню, который по окончании университета путешествовал по Европе. Он умер шесть месяцев назад.

— Неужели?

— Да. От передозировки наркотика. Мы отправили его тело домой, а рюкзак оставили. Сохранили как улику. Полиция считает, что он был наркокурьером, звеном в одной длинной цепи. Его вещи обнюхали собаки, но так ничего и не нашли. И все равно проверьте их еще раз.

— Сколько ему было лет?

— Он был немного моложе вас, примерно одного с вами роста, только выглядел намного хуже. Правда, я видел его только в гробу.

— А его семья?

— Родители — типичные представители среднего класса, из Хэмпшира. Они практически отреклись от него. Даже не попросили вернуть его личные вещи.

Марчант стал распаковывать рюкзак с осторожностью таможенника. Как он и предполагал, одежда скисла. Она почти ничего не говорила о своем владельце, за исключением того, что за время своего путешествия он не пользовался услугами прачечной. Марчант решил, что выбросит большую часть толстовок и свитеров — в Индии ему понадобится только легкая одежда, — но подумал, что стоит постирать хлопковые брюки и рубашку без ворота в стиральной машине хостела. От путеводителя по Польше также можно было избавиться. А вот браслеты серфера могли пригодиться ему в Индии. Хотя они были и не такими стильными, как те, что он носил в свое время.

Марчант снова посмотрел на свой паспорт и едва узнал себя на фотографии. Бритая голова, темно-оранжевая вылинявшая футболка, сережка-гвоздик в левом ухе, ожерелье из ракушек на шее. Фотография выглядела подлинной — отдел Леголенда, специализировавшийся на подделке документов, превзошел сам себя. Он казался здесь взрослее, чем на фотографии, которую сделал после окончания колледжа, когда ездил в Индию. Однако Марчант знал, что в реальной жизни он выглядит еще старше, но был уверен, что по-прежнему сможет выдавать себя за студента. Фокус заключался скорее в походке, поведении, ритме речи, нежели в чертах лица.

Год после окончания колледжа был для него самым беспечным временем в его жизни. Когда на последнем курсе его мать покинула этот мир, он даже почувствовал некоторое облегчение. Ее смерть позволила ему свободно путешествовать по свету и ни о чем не беспокоиться. Она страдала от рака восемнадцать месяцев, но ее здоровье было подорвано еще за десять лет до этого, когда умер Себастьян. Ее подкосили тяжелые приступы депрессии, от которых теперь страдал и сам Марчант.

В последнюю ночь перед отъездом отец едва не сорвал ему все путешествие. Сидя за кухонным столом их лондонской квартиры в Пимлико, он сказал Марчанту, что ему пора расслабиться и пожить немного для себя. Со стороны это могло показаться страшной родительской ошибкой. Но за время болезни матери они очень сблизились, отец налил ему стакан виски «Брукладди» и рассмеялся.

— На всякий случай, если ты все-таки вдруг захочешь поступить в разведку, постарайся избегать двух вещей, — продолжал отец, — героина и шлюх.

— Серьезные ограничения для журналиста.

— Ты все еще хочешь работать на этом поприще?

— Кто-то ведь должен разобраться с коррупцией в правительстве? — усмехнулся он.

— Твоя мать всегда хотела, чтобы в нашей семье был врач. Ты помнишь об этом?

Марчант наблюдал, как отец пьет виски, его всегда твердая рука слегка дрожала.

— Она считала, что Себби можно было спасти?

— Врач сразу сказал нам, что ничего невозможно сделать. Она всегда винила в аварии себя.

Марчант смутно помнил годы, последовавшие за смертью Себастьяна. Но это было странное время, полное ощущения неопределенности, сильно отличавшееся от его прежней жизни. Доброта окружавших людей, сближение с отцом, с которым он стал проводить больше времени, странная отстраненность матери, горевавшей по Себастьяну. Однажды отец намекнул на то, что у нее было какое-то психическое заболевание, но он никогда не говорил с ним на эту тему. Боль Марчанта с годами лишь усиливалась: чем больше времени проходило со смерти Себастьяна, тем сильнее он тосковал по нему.

Марчант снова подумал о своем брате, пока перечитывал легенду. Сведения о родителях (отец-англичанин, мать-ирландка), об учебе в школе — все это было так похоже на его собственную жизнь. Разве что Марлоу, в отличие от него, решил путешествовать по ирландскому паспорту, но Марчант понимал, что это было сделано в оперативных целях (ирландский паспорт привлечет меньше внимания, чем британский). Его огорчало, что теперь он уже не мог точно сказать, какое воспоминание в действительности принадлежало ему, а какое сформировалось в его сознании после просмотра семейного альбома. Он помнил Себастьяна, игравшего во фруктовом саду в Тарлтоне, бросающего яблоками в отца, который спал в гамаке; он все еще помнил, как они сидели скрестив ноги в своей комнате под самой крышей коттеджа и неистово колотили в индийские барабаны, стараясь создать как можно больше шума. Такой фотографии у него не было.

В легенде говорилось о смерти отца и матери Марлоу, а также о его увлечении алкоголем (составители учли даже этот малоприятный факт), только отец Дэвида Марлоу работал в британском консульстве. Но Марчант проклял авторов легенды за отсутствие воображения, когда стал читать о первых годах жизни Марлоу. Тот потерял своего брата после аварии в Дели, где работал его отец. Даже имя у брата было точно таким же: Себастьян. Но никто не знал, переживал ли Марлоу так же сильно боль этой утраты, не отпускавшей его, Марчанта, ни днем ни ночью? Марчант смял бумагу в плотный шар. Единственное воспоминание, которое ему хотелось бы навсегда стереть из памяти Марлоу, — это воспоминание о смерти Себастьяна. Но теперь, по крайней мере, ему не нужно было притворяться.

Он сложил одежду в полиэтиленовый пакет, спустился вниз, купил жетон и немного стирального порошка. Молодая женщина на ресепшн увидела мешок и улыбнулась его домовитости. За ухом у нее был цветок, она представилась как Моника, а затем пошутила, что у ирландских туристов всегда самая чистая одежда. Марчант знал, что сильно рискует, вступая в беседу с незнакомыми людьми, но она сама спровоцировала его на разговор, и если бы он промолчал, то вызвал бы еще больше подозрений. К тому же Моника — хорошенькая, богемного вида девушка двадцати с небольшим лет, — была как раз в его вкусе.

— Красивый цветок, — сказал он, улыбаясь ей в ответ. У Марчанта был легкий дублинский акцент, как и у его матери.