Маг. Новая реальность - Вячеслав Железнов

В конце концов огромная, обманчиво-грузная туша кота воздвиглась в узком тупичке между дровяником и складом. Больше бежать было некуда. Загнанная жертва, подобно зажатой в углу крысе, решила в последний раз огрызнуться и выставила короткое копьецо поверх опрокинутого стола, почти полностью прикрывшись им, лишь шлем торчал над стругаными досками. Взрыкнув, Кучинга мощным толчком лап послал свое тело вперед. Он даже не уворачивался, что ему, могучему, какая-то палочка с железкой – только на зубочистку. Смести, растоптать, разорвать! Ему изрядно надоело это кружение в лабиринте за чересчур шустрой добычей, раны в спине и боку болели и потихоньку кровоточили, болты из них он вырвал, но боль осталась. Сейчас все кончится, и можно будет заняться ими.

И все кончилось. Когда полутонная туша кота смела хлипкое препятствие, он еще успел осознать, что в узкой щели между столом и шлемом не видно безумно испуганных глаз жертвы, даже начал какое-то движение на уклон – и тут граненый бронебойный болт вошел ему в основание шеи, ломая позвонки и разрывая спинной мозг. Мгновенно обмякшая туша безвольной массой прокатилась до самой стены, где наконец исчерпала свой могучий разгон.

Я едва не выронил тяжеленный арбалет, но все-таки нашел силы бережно положить верно послужившее оружие. На толстенной дуге с двойным прогибом было выгравировано «1600» и стояло клеймо мастера. Благодарю тебя, неведомый оружейник, ты сделал хорошую вещь. Сил не было ну никаких. Свесившись со стены, куда запрыгнул за минуту до этого, я смотрел на обездвиженного, но все еще живого Кучингу под ней и думал о том, что надо бы пойти и добить, иначе он, чего доброго, еще регенерирует. Организм со всей настойчивостью просил подождать хотя бы пару минут, но ум говорил совсем обратное. Подчинившись последнему, я с огромным трудом сполз еще дальше и рухнул вниз, на кота. Все же я был несколько не в своем уме – после неимоверно напряженного, смертельного часового поединка два раза подряд заигрывать с гравитацией, когда даже один вычерпывал меня, полного сил, до донышка… Неудивительно, что, когда, буквально насилуя деревенеющие мышцы, мечом дружинника я отрубил коту голову, сознание тут же померкло и я распластался прямо на исходящей паром туше. Мрак…

В себя меня привел изумительный запах шкварчащей на сковороде печени. Умм… ррр – немедленно заурчал желудок и доложил о космической пустоте в его недрах. Я открыл глаза, уясняя обстановку и попутно отыскивая какое-нибудь оружие. Оно обнаружилось рядом, ножны с мечом были аккуратно отстегнуты и лежали на лавке, кинжал все так же висел на поясе. Я был в своей одежде, находился на кухне жилого дома. У растопленной плиты хлопотала девушка, ловко мешала, переворачивала и посыпала чем-то большие ломти свежей печенки. Двигалась она с трудом – после массивной кровопотери как на ногах-то стояла вообще! – однако вот перетащила меня на кухню, выпотрошила котяру, печи растопила и хозяйничает. И успевает еще во второй печи крутить шампуры с длинными толстыми штуковинами на них. О-о, вот за это я готов был спасти ее еще пару раз. В окружении жара рдяно шаящих[10] углей доспевало восхитительное, обожаемое мной с детства блюдо – печень в рубашке. На шампур насаживаются куски вперемешку с нужной зеленью, посыпаются специями, и все это дело плотно заворачивается в сеточку нутряного жира, после чего обжаривается при постоянном покручивании, чтобы ни единой капли не упало в угли, а, наоборот, все впиталось вовнутрь, придавая содержимому неповторимый аромат и нежность… Губами бы ел!

Услышав шевеление за спиной, она обернулась, задумчиво посмотрела на меня – а глаза у нее зеленые-зеленые, как пролитые свежим дождем листья лезвийника, – и кивнула головой в сторону стола. Я собрал и распустил мышцы, ожидая великих трудностей при попытке сесть, но ничего подобного не обнаружил, только правое колено чуть давало о себе знать – видимо, повредил при рывках. Хорошо-то как! Выжившим после серьезной опасности мир кажется таким чистым и ярким, словно с него мокрой тряпкой стерли всю пыль. Быстро помыв руки и лицо, я вернулся и сел за стол, где уже стояло большое блюдо с шампурами, лежала горка мелко нарубленной зелени, стояла исходящая брызгами жира сковорода и наличествовала сама виновница всего этого кулинарного беспредела.

Хороша-а-а! В смысле не девушка, а жареная печень. Нашим изможденным организмам было не до разглядывания друг друга, мы набросились на еду с аппетитом ста индейцев и продолжали пиршество до тех пор, пока не исчез последний кусок, а сковородка не была досуха промокнута ломтями когда-то черствого хлеба. Отец, она успела даже хлеб распарить! В смысле не печень, а девушка. Только теперь я смог обратить внимание на компаньонку, продолжая, впрочем, усердно впихивать в себя остатки горячей нежнейшей рубашки.

Девушка была красива строгой и чуть холодноватой красотой, так великолепно оттенявшей изумительный вкус жаренной в жиру лайде кошачьей печени… Тьфу! Стоп! Будь человеком! Я вынырнул из гастрономического полузабытья – и немедленно пожалел об этом. Огромные изумрудно-зеленые глаза хоть и были невероятно красивы, мгновенно включили в мозгу сигнал тревоги. Ахтунг, Нематори Морэтанн!!![11] Впрочем, я столь же быстро успокоился. Паранойя паранойей, но иметь отношение к ушастым некромантам девушка не могла. Вернее, могла, но с таким количеством нулей после запятой, что… Э-э, а кто это сказал? Я ведь так и не выяснил пока, куда меня занесло, и пусть в книге со сказками не было никаких упоминаний о всяких нелюдях, кроме Колобка? – а вдруг это людской мир под пятой какого-нибудь клана ушастых? Однако тогда было бы…

От в очередной раз закольцевавшихся размышлений меня отвлек взгляд девушки. Откинувшись назад, она рассматривала меня открыто и прямо, без малейших ерзаний и виляний, очень внимательно, не пропуская ни одной мелочи вроде того, как держу вилку с ножом, или маленького шрама под челюстью. Я отвечал встречной любезностью. А посмотреть было на что. Она не переоделась и сидела в той же одежде, что я в спешке оставил в комнате, то есть в повседневной одежде обслуживающего персонала замка. Неплохо тканное и даже крашеное немаркое полотно, удобный крой – но сразу чувствовалось, ей пошла бы одежда совсем иного толка.

Лицо почти треугольное, заострившееся от испытаний. Узкий твердый подбородок, четко очерченные губы, не бледные бескровные полоски, как совсем недавно, а розовые, упругие. Большие блестящие глаза с миндалевидным разрезом век, высокие скулы и, гм, синие волосы в каре до плеч, соболино-густые синие брови и едва-едва заметный синий пушок по светлой коже, придающий ей особенную белизну и чуть потусторонний оттенок. А что, даже хорошо вышло. Странноватое сочетание синего и зеленого – из человеческой девушки получилась практически мультяшка. Красивая высокая грудь, еще чуть приподнятая сложенными руками, развернутые плечи, прямая спина, не знавшая поклонов, глубокая грудная клетка, развитый плечевой пояс, изящные кисти рук с длинными гибкими пальцами, твердые предплечья с хорошо прорисованными мышцами… Ну вот, опять съехал, блин. Но по виду – не изнеженная барышня, а тренированная охотница-аристократка. Теперь понятно, как сумела вот это вот. Там, где простой человек давно упадет, эта будет упорно идти и идти, ковылять, ползти – но дойдет до цели.

– Дарзин.

Вот как… Голос звонкий, четкий, и имя под стать: как стрела в яблочко – дар-р, как взмах отточенной косы – зин-н. И на конце буквы «а» нет, что характерно. Владетельное имечко-то. Но дальше молчать невежливо.

– Рэндом.

– Шун Рэндом.

Она не спрашивает, а утверждает. Значит, видела жетон, пока меня перетаскивала. У самой жетон тоже есть – и это не финтифлюшка типа той, что была у Мисины. Мне известно, что у шуна Торра жены в последнее время не было, так что это не шунья. Дочь, племянница, другая родственница… Стоп, она что, признает меня шуном? Не пытается, гм, против ветра? Или по факту принятия меня замком утверждение, скажем, верховным или каким-нибудь собранием шунов не требуется?

– Шуньята-хэ Дарзин.

Ну вот, глазами-то как сверкнула! В самом деле: «хэ» означает «экс» – бывший, предыдущий. А теперь кусочек икры:

– Шуньята-эл Дарзин?..

Длинная пауза. Я предлагаю ей много, очень много. Историю ее даже выспрашивать нужды нет, и так все ясно. Дочь где-то долго носилась по своим делам, наконец возвернулась – а вокруг замка Печать. Какой-то из соседних шунов ее перехватил, или сама пришла чего-нибудь требовать-просить, в итоге все ее люди превратились в анатомические пособия, а сама в полной мере отведала шунского «гостеприимства». Удивительно, но не сломалась, хотя даже после кресла ходит, чуть расставляя ноги. Сильная, очень сильная. Тот шун – идиот, таких людей нужно убивать в личном присутствии, чтоб отрезанную голову самому в руках подержать. Только тогда можно считать мертвым, да и то лучше еще сжечь тело.