За глянцевым фасадом - Катрин Панколь

Кроме того, ей докучают журналисты: всем хочется сделать репортаж о ней, о ее доме, о секретах ее красоты, о ее коллекции обуви… Вторжение в личную жизнь она тоже воспринимает как покушение на свою безопасность. Они не вправе ничего от нее требовать, и ей незачем заключать с ними сделки. Она посылает во все газеты письма с отказом, прося принять во внимание ее огромную усталость. «Прошу вас, не мучайте меня, не заставляйте опять фотографироваться! Мы с Джеком Лавом[11] уже провели три сеанса, без конца меняли костюмы, меняли освещение, подыскивали красивый пейзаж, заставляли малышку улыбнуться, — не сомневаюсь, что он так же мало расположен снова в это ввязываться, как и я!» Или еще: «Как бы мне хотелось сообщить вам, что меня похитили или что я попала под автобус, — короче, что меня нельзя будет фотографировать в течение месяца. Вы написали обо мне чудесные статьи, но, с вашего позволения, в ближайшее время я бы не хотела давать новое интервью и шокирующие секреты моей красоты и недостатки моего гардероба. Мне постоянно приходится вместе с Джоном позировать фотографам для политических статей, и всякий раз я чувствую себя неловко; если бы у меня был талант манекенщицы, я обожала бы фотографироваться, но такого таланта у меня нет; и, надеюсь, вы меня поймете, если я скажу, что не горю желанием экспериментировать…»

Она безропотно приняла на себя обязанности Первой леди, но не хочет, чтобы ее любезностью злоупотребляли. Как-то раз один из ее друзей сказал ей: «Когда ты станешь женой президента Соединенных Штатов, то уже не сможешь прыгать в машину и охотиться на лис.

— Ну вот еще! От этого я ни за что не откажусь!

— Но тебе же придется пойти на какие-то жертвы!

— Да, конечно, придется… Я начну носить шляпы».

За три недели до того, как у нее, по прогнозам врачей, должны начаться роды, Кеннеди решает отправиться с приятелями во Флориду. Когда она узнаёт, что он вновь оставляет ее, причем на этот раз перед самым рождением ребенка, ее охватывают страх и ярость. Она устраивает ужасную сцену, кричит, ругает мужа последними словами, но Джон не обращает на нее внимания и принимается укладывать вещи. Он уже на пути во Флориду, когда ему приносят сообщение: у Джеки начались преждевременные схватки и ее увезли в больницу. Когда ее несли на носилках, она проявила редкое самообладание: попросила ничего не говорить мужу. Джон немедленно разворачивает самолет и бормочет: «Почему каждый раз, когда она во мне нуждается, меня рядом с ней нет?..»

Двадцать пятого ноября 1960 года, на три недели раньше срока, на свет появляется Джон Фицджеральд Кеннеди-младший. Джеки сияет от счастья. Ей удалось во второй раз преодолеть заклятие! Рассорившиеся супруги снова заключают мир над колыбелью своего отпрыска, который при крещении получил имя Джон, а дома прозвище Джон-Джон. Так или иначе, думает Джеки, но время супружеских перебранок закончилось, началась жизнь в Белом доме. Хотят они или нет, но то, что связывает их теперь, несоизмеримо выше их самих: это называется Историей. И Джеки намерена оставить в Истории свой след. Пребывание ее мужа на посту президента должно стать для Америки эпохой преобразований.

Первый этап на новом пути: Белый дом. Джеки приезжает туда по приглашению госпожи Эйзенхауэр. Впечатление ужасное. «Он похож на отель, обставленный мебелью с оптового склада незадолго до распродажи. Там уйма работы!» — жалуется она своей секретарше. Действительно, после того, как там восемь лет хозяйничали супруги Эйзенхауэр, вполне равнодушные к красоте интерьеров, резиденция выглядит далеко не блестяще. Личные апартаменты в удручающем состоянии, побелка осыпается, ковры в пятнах, обои отстают, драпировки обветшали.

Второй этап: сама Джеки. Она хочет быть такой элегантной, как если бы «Джек был президентом Франции». Поручает младшей сестре Ли отыскать у французских кутюрье все самое лучшее и доставить ей. А пока она проводит смотр американской моде и выбирает себе личного портного: Олега Кассини.

Третий этап: сделать Белый дом центром притяжения для художников и писателей всего мира. Пусть у Джеки и нет интереса к политике, зато у нее есть историческое чутье, и она хочет сделать всё, чтобы президентство Джона запомнилось людям надолго. Она — словно режиссер, заботящийся о каждой мелочи в грандиозной мизансцене, которую перенесут на полотно, запечатлев для вечности.

Все три месяца, оставшиеся до принесения президентской присяги и вступления в должность, Джеки будет без устали работать, составляя свою программу. Уединившись у себя в комнате, на вилле семьи Кеннеди в Майами, она пишет приглашения на бал по случаю инаугурации, составляет расписание приезда и отъезда автомобилей и автобусов, которые должны доставить гостей, читает и перечитывает историю Белого дома, достает и изучает редкие документы, посвященные этому зданию, набрасывает планы интерьеров, которые должны вернуть ему былой престиж, и рисует эскиз платья, которое наденет на бал.

Однажды, когда Роз Кеннеди барабанит в дверь, приглашая невестку к обеду, Джеки не отзывается. Обиженная свекровь идет к секретарше Джеки и спрашивает: «Вы не знаете, встанет она сегодня с постели или нет?» Но Джеки не валяется в постели и не тратит время на болтовню по телефону. Она просто не хочет отвлекаться: сидит и составляет список того, что ей еще надо сделать. Как и свекровь, она будет повсюду оставлять записки и памятки. Эта маниакальная забота о мелочах, кроме прочего — прекрасный способ сосредоточиться.

А Джон со своими советниками проводит консультации по формированию будущего правительства, работает над проектом инаугурационной речи, над концепцией «новых рубежей». И над своей фигурой. За время предвыборной кампании он сильно прибавил в весе. Перед стайкой секретарш, глядящих на него с обожанием, он заявляет, что ему придется либо похудеть, либо отменить все церемонии, связанные со вступлением в должность.

И вот наступает двадцатое января 1961 года. Странный день. Стивену Бирмингему он даже показался каким-то зловещим, полным скрытого напряжения. На улице страшный холод, десять градусов ниже нуля. Накануне на Вашингтон обрушилась снежная буря, и жизнь в городе замерла. Кроме церемонии принятия присяги, Джеки предстоят еще официальный обед, потом семейное чаепитие, и напоследок — шесть балов. И на каждом мероприятии она должна выглядеть ослепительно, излучать радость и очаровывать гостеприимством. На празднике семья Джона встретится с семьей Джеки. Этим людям нелегко найти общий язык. В семье Джеки все республиканцы, за Джона не голосовал никто. А для Кеннеди это семейный триумф. Они не упустят случая выказать свое превосходство и будут обдавать всех презрением. При одной мысли об этом Джеки становится не по себе.

День и вправду получится невеселый, изматывающий. И виной тому не только семейство Кеннеди, которое держится вместе и замкнулось в надменном молчании. Родня Джека Бувье воротит нос от родственников Дженет Ли и от семьи Кеннеди, Очинклосы ненавидят всех Кеннеди и всех Бувье, а те, в свою очередь, обижены на Очинклосов… Так бывает во многих семьях, но сегодня они собрались не на обычную семейную встречу. Здесь полно любопытных глаз, кругом бродят журналисты в надежде подметить какую-нибудь пикантную деталь.

Утром Джон произносит яркую, блестящую речь и приносит президентскую присягу, забыв, правда, согласно традиции сразу после этого поцеловать жену. Военный парад происходит под ледяным дождем, и Джон шесть часов выстаивает на трибуне, без пальто и без шарфа. В какой-то момент Джеки незаметно исчезает и едет в Белый дом. Там она принимает снотворное, чтобы немного поспать перед балами.

Тем временем собравшиеся в гостиной родственники недоумевают, куда же подевалась «Принцесса». Ведь она должна была пить с ними чай. Они съехались со всей страны, чтобы поздравить ее. Но Джеки спит; прислуге Белого дома приказано ни в коем случае ее не тревожить. Однако ее матери удается провести бдительную охрану. Дженет входит в спальню дочери: «Ну что же ты, Джеки, они там тебя заждались! Сегодня для них великий день!» Но у Джеки сегодня тоже великий день. Она не спустится к ним, ей необходим отдых перед испытанием, которое ждет ее вечером. Поэтому она натягивает на голову одеяло и засыпает снова.

Джеки так и не объяснит причину своего тогдашнего странного поведения. Быть может, ее сморила усталость? Ведь с рождения Джона-младшего прошло всего полтора месяца, а роды были долгими и тяжелыми (пришлось даже делать кесарево сечение). Быть может, она сознательно позволила себе разрядку? Или у нее произошло неприятное объяснение с Джоном? Утром ей успели сказать, что его последнее увлечение, Энджи Дикинсон, находится в городе и приглашена на церемонию инаугурации. Не вспомнились ли ей отцовские наставления? «Заставь их помучиться, радость моя, пусть не думают, что ты всегда к их услугам…» Или она попросту побоялась встретиться с ними со всеми — с Ли, Очинклосами, Бувье и Кеннеди, не желая вновь окунуться в семейные дрязги?