У собачьего древа - Валерий Квилория

– Как же они заявят о своих правах, когда они безголосые и вообще могут находиться только в воде? – справедливо заметил слон.

В зале заседаний стало шумно, все принялись обсуждать выдвинутое слоном замечание. Чтобы утихомирить депутатов, льву пришлось долго и громко рычать – никакого результата. Помог слон. Подняв кверху хобот, он так громко и воинственно протрубил, что все тотчас притихли.

– Представлять океанических существ могли бы мы – черепахи, – выступила в наступившей тишине морская черепаха.

– У вас нет жабр! Вы не рыба!

– Но и не млекопитающее.

– Рептилии! – презрительно оттопырила губу обезьяна.

– Эй-эй, поделикатней! – встал тут во весь свой трёхметровый рост депутат от крокодилов. – Крокодилы тоже рептилии. И мы, между прочим, появились на Земле двести миллионов лет назад. А вы, приматы, – процедил он сквозь зубы, – только семь миллионов. Как думаешь, кто умнее?

– Мы! – стукнула себя в волосатую грудь обезьяна. – Природе понадобилось более совершенное существо, и она из вас, отсталых, создала нас, продвинутых.

И обезьяна посмотрела на человека, ожидая поддержки. Но человеческий депутат неопределенно пожал плечами, и поэтому было неясно, кого он поддерживает – крокодила или обезьяну.

Лев послюнявил свою лапу, выпустил когти и зачесал назад растрепавшуюся в пылу дебатов[100] гриву.

– Слово предоставляется гостям Лиги, – объявил он, – восьмикласснику Александру Захарьеву и его другу восьмикласснику Валерию Стопочкину.

Под пристальными взглядами тысяч депутатов друзья вышли к трибуне и, дополняя друг друга, рассказали о встрече с золотым солдатом и его бесчисленным войском.

– Рыбы требуют равноправия, свободы и неприкосновенности личности, – заключил Шурка.

– Как же вы с ними разговаривали, когда они говорить не умеют? – вновь поинтересовался слон.

– С помощью телепатии, – пояснил Лера.

– Ишь ты! – прошипел питон. – Я известный гипнотизёр, но даже я не умею передавать мысли на расстояние.

– М-да, – согласился носорог, – на земле это никто не умеет делать.

– Но рыбы же умеют, – напомнил Шурка.

– Невероятно! – крикнул с верхнего ряда пеликан. – Безголосые и безголовые существа чего-то требуют! Я – против!

– Мы тоже против, – поднял ласт тюлень. – Разработка и выпуск оборудования для производства рыбьего мяса потребует чрезмерно больших затрат. Я, как представитель ластоногих, категорически против.

Обсуждение рыбьего вопроса

– Всю жизнь лопают рыбу, поэтому и против, – посмотрел на пеликана, а затем на тюленя депутат от носорогов.

Покрутил задумчиво головой и повернулся к председателю: – Я только одного не пойму. В случае принятия рыб в Лигу, где мы их разместим? Они же жабрами дышат, им водоём потребуется.

Лев в свою очередь посмотрел на человеческого депутата.

– Тут как раз проблем нет, – заверил тот. – На месте арены устроим бассейн. Рыбьи представители разместятся в нём, как и в зале заседаний, но только по подводным рядам.

– Разместятся! Разместятся! – не поняв, о чём идёт речь, крикнул сверху попугай. – Я «за»!

– А трибуну куда? – не согласился лев. – И вообще, где тогда будет находиться председательствующий? А депутатам как выступать, с места?

– Трибуну можно сделать плавающей, – парировал человек. – Вроде островка посреди бассейна.

– Позор! – простонала чайка.

– Ганьба! – поддержал её белый аист.

Депутаты вновь закричали, заспорили и принялись наперебой обсуждать рыбий вопрос. Прислушиваясь к разговорам в нижних, средних и верхних рядах, друзья вскоре поняли, что большинство депутатов не желают давать рыбам никаких прав и свобод. Это и понятно. Уж слишком много животных любит полакомиться обитателями океанов, морей, озёр и рек. Даже Потапыч, выступающий за рыбье равноправие, слыл заядлым рыболовом, когда лососевые[101] идут в верховья рек на нерест. Что уж говорить об остальных. К примеру, пеликаны только рыбой и питаются. У них даже специальный мешок под клювом имеется, которым они, как сачком, выуживают рыбу из воды.

– Что же мне прикажете с моим клювом делать?! – кричал в отчаянье розовый пеликан. – Может, обрезать, приклеить клювик, как у какой-нибудь синицы, и червячков из-под коры выковыривать?! Не желаю!

– А мы?! А мы?! – ревели хором депутаты морж, тюлень и пингвин. – У нас строение тела самой природой рассчитано на то, чтобы рыбу добывать! Что же нам теперь, против природы идти?! Мы можем физическую форму потерять, заболеть!

– Прямо-таки и заболеть! – фыркнул на это лев. – Вот мы, львы, в своё время отказались охотиться на травоядных, и, как видите, ничего с нами плохого не случилось.

Но слова председателя никого не убедили. Возмущаться продолжали и чайки, и аисты, и орлы, и коты, и лисы, и ужи, и даже бегемот, который обещал голосовать за рыб.

– А что, – мычал он, – и я не прочь одну-другую рыбку проглотить, когда она мимо проплывает!

Депутаты спорили так долго, что слону пришлось трубить в свой хобот во второй раз.

– Кто желает выступить? – осмотрел присутствующих лев.

Слова опять попросила черепаха.

– По данным учёных, – объявила она, – все животные на Земле произошли от кистепёрых рыб, которые относятся к двоякодышащим.

– Это как?! – крикнули из рядов.

– У них есть жабры, чтобы дышать под водой, и есть лёгкие, чтобы дышать атмосферным воздухом. Роль лёгких играет плавательный пузырь, – пояснил крокодилий депутат.

– Верно, – обрадовалась поддержке черепаха. – Около трёхста восьмидесяти миллионов лет назад плавники кистепёрых рыб начали превращаться в конечности. А триста семьдесят пять миллионов лет назад из воды вышло первое сухопутное животное – ластоногий крокодил.

– Что же получается, – оглядел присутствующих слон, – мы все в прошлом рыбы?

– Ага, – с видимым удовольствием подтвердил крокодил, – рыбы и крокодилы.

– Коллеги! – крикнул с трибуны Потапыч. – Как видите, рыбы вполне заслуживают того, чтобы быть равноправными!

– Начинаем предварительное голосование, – объявил Лев и посмотрел на первый ряд.

– Я за вступление рыб в Лигу, – сказал слон. – Надо их спасать. Раньше на слонов тоже охотились. Убивали ради наших бивней и чуть было всех не уничтожили. Представляете, в 1979 году в Африке проживал один миллион триста тысяч слонов. А через десять лет осталось меньше половины. Убили семьсот тысяч слонов, слоних и слонят! Настоящий геноцид[102]!

Если бы на Земле не ввели запрет на торговлю слоновьей костью, нас бы уже и в помине не было. А сейчас с рыбами похожая история. Надо это прекратить.

– И я согласен, – кивнул носорог. – На носорогов тоже охотились и тоже убивали.

Следующим дал согласие депутат от жирафов, а бегемот воздержался.

Лев перевёл взгляд на второй ряд. Там большинство, вместе с человеком и обезьяной, поддержало рыб. Человек, понятное дело, дал согласие из гуманных[103] побуждений, а обезьяна проголосовала с ним за компанию. Что касается тигров, буйволов, антилоп и прочих обитателей саванн, то они никогда не питались рыбой. Потапыч, как инициатор рыбьего вопроса, тоже был «за», чем удивил остальных депутатов. Все знали, что медведи любят рыбу, а белые медведи, так те вообще ею только и питаются. Когда очередь дошла до верхних рядов, там едва ли не все поголовно проголосовали против.

– Итак, – обернулся лев к человеку, – предварительное голосование закончено. Каков итог?

– Пятьдесят на пятьдесят, – объявил человек. – Половина Лиги за вступление рыб, половина – против.

– Что делать? – растерялся лев.

Человек и сам не знал. Тогда к председательствующему подошли слон, носорог, морж с тюленем, а с верхних рядов слетел розовый пеликан. Они долго спорили между собой, размахивали ластами, крыльями и хвостами. Потапыч, топтавшийся в сторонке, не выдержал и тоже подошёл. Наконец, лев рыкнул, и животные вернулись на свои места.

– Итак, – начал он громовым голосом. – Вот наш вердикт[104]: рыбы могут иметь право голоса…

При этих словах верхние ряды недовольно зашумели.

– Но! – ещё громче зарычал лев, и в зале заседаний наступила гробовая тишина.

– Но, – повторил он, – только после того, когда рыбы сами за себя попросят.

– Пусть сами за себя скажут! – крикнул попугай.

Обезьяна в очередной раз скорчила рожу и показала язык.

– Объявляется перерыв, – стукнул лев лапой по трибуне. – В следующем отделении мы заслушаем представителя от рыб, если, конечно, он соизволит что-либо сказать.

Обескураженный Потапыч подошёл к друзьям.

– Похоже, мы проиграли, – вздохнул он. – Ни одна рыба не сможет заявить о своих правах в полный голос.

– А рыба-жаба? – встрепенулся Лера.