Запретный плод - Марта Поттерс

— Что-нибудь случилось? — спросила она, присаживаясь за стол.

Джейк долго молчал, и Кэрол уже решила, что он, уйдя в свои мысли, не слышал вопроса. Но внезапно Джейк заговорил.

— Я был у отца и пытался поговорить с ним начистоту. Однако он и слышать ничего не хочет… — Джейк покачал головой.

— Новые проблемы в супермаркете? — Кэрол не совсем понимала, о чем Джейк собирался поговорить с отцом и что Майклу не понравилось в словах сына.

— Нет, о делах в супермаркете мы можем говорить часами и всегда в конце концов приходим к взаимопониманию. Он внимательно слушает меня, дает советы и чаще всего одобряет мои планы и задумки. Но, как только я заговариваю о матери, отец сразу же замыкается. Он не желает, чтобы я обращался к этой теме.

В голосе Джейка слышалась боль.

— Может быть, со временем… — начала было Кэрол, но Джейк с досадой перебил ее.

— О чем ты говоришь! Прошло уже девять лет! Сколько времени еще надо, чтобы перестать упрекать сына в грехах, которых он не совершал? — Джейк замолчал и, немного успокоившись, виновато взглянул на Кэрол. — Прости, я вспылил, не обижайся на мою горячность. Просто у меня сдают нервы.

Кэрол пожала плечами, стараясь сохранять спокойствие и оставаться безучастной к проблемам Джейка.

— Вы девять лет не говорили о Рут, поэтому твоему отцу так трудно, когда речь заходит о ней. Кстати, сколько лет твои родители были женаты? — спросила Кэрол, полагая, что беседа о матери поможет Джейку облегчить душу.

— Она умерла накануне тридцатилетней годовщины их свадьбы. Мама очень любила отмечать семейные праздники — дни рождения, юбилеи, годовщины важных событий. Помню, какое торжество состоялось у нас по поводу юбилея дня закладки нашего дома. Родители всегда мечтали иметь свое гнездышко. Матери особенно нравилась их супружеская спальня на первом этаже. Она сама выбирала обои и мебель для этой комнаты и гордилась, что все в ней подобрано со вкусом.

— А-а, теперь я понимаю, почему… — промолвила Кэрол и замолчала.

— Что — почему? — насторожился Джейк. — Договаривай.

— Дело в том, что, выписавшись из больницы, твой отец настоял на том, чтобы его положили в комнате на втором этаже, в то время как внизу есть прекрасная просторная спальня. Но он и слышать ничего не хотел о ней. Более того, Майкл запретил мне переступать порог этого помещения. Теперь я понимаю, что это и есть супружеская спальня, которую с такой любовью обставляла Рут.

— Да, по всей видимости, он ни разу не входил туда с тех пор, как умерла мама, — грустно заметил Джейк.

— Очень жаль, что он обосновался наверху, — продолжала Кэрол, — если бы он занял комнату на нижнем этаже, то смог бы передвигаться на инвалидной коляске, обедать с нами в столовой, смотреть телевизор в гостиной, проводить, в конце концов, все свое время в нашем обществе.

— Думаю, что с супружеской спальней у отца связано слишком много воспоминаний, которые причиняют ему боль, поскольку его любимой женщины больше нет на свете. Я рассказывал тебе уже, что, когда врачи сообщили нам о близкой кончине матери, отец не хотел в это верить. Я никогда не видел его в таком состоянии. Он был в бешенстве, отказывался понимать, как можно говорить о том, что человек умирает, и ничего не делать, чтобы спасти его.

— Вообще-то такая реакция родных и близких находящегося при смерти больного совсем не редкость, — тихо сказала Кэрол, вспоминая подобные случаи из своей профессиональной практики.

— Я знаю, но отец не смирился с приговором врачей. Он показывал мать разным специалистам, возил по больницам, приглашал светил медицины, которые, по его мнению, могли бы вылечить ее или, по крайней мере, сказать, что мама не обречена, что все поправимо… — Джейк в сердцах стукнул кулаком по столу, и Кэрол вздрогнула от неожиданности. — Черт возьми! Ему следовало привезти ее домой, в привычную обстановку. А он заставил мать в последние дни ее жизни скитаться по больницам.

Сердце Кэрол разрывалось от жалости к Джейку. Она положила руку на его сжатый кулак.

— Не надо, Джейк, успокойся.

— Я же говорил ему, чтобы он взял маму домой, она умерла бы здесь среди родных и близких. А он обвинил меня в том, что я не хочу ее выздоровления, что я в конечном счете хочу ее смерти.

Джейк замолчал и закрыл глаза. Кэрол чувствовала, как напряглась его рука, как пульсирует его кровь. Слезы готовы были брызнуть из глаз Джейка. Однако он взял себя в руки и, откинувшись на спинку стула, продолжал:

— За неделю до смерти мамы я был очень занят на работе: расследовал очередное дело, работал под прикрытием. Отец пытался дозвониться до меня. И однажды, когда я вышел на связь, мне сообщили об этом. Я нашел возможность связаться с ним по телефону, и он мне сухо сообщил, что мать умирает в больнице…

Джейк на мгновение закрыл лицо руками. Затем, немного успокоившись, снова заговорил:

— Я позвонил в отделение, где она лежала, однако приятный женский голос ответил мне, что моя мать чувствует себя неплохо и сейчас отдыхает. Отец больше не отвечал по телефону, я не мог до него дозвониться! И я вернулся к своей работе. Что еще мне оставалось? Не мог же я все на свете бросить и ринуться в эту проклятую больницу! Думаю, что именно эти обстоятельства дали отцу серьезный повод обвинить меня в равнодушии к семейному горю. Позже у меня не было возможности связаться с ним, операция находилась под угрозой провала.

Джейк тяжело вздохнул. Кэрол удивленно взглянула на него.

— И все же ты нарушил конспирацию и пришел в больницу.

— Да, я не мог поступить иначе. Я должен был увидеть маму. Однако меня чуть не уволили из-за этого.

— Чуть не уволили?! — ужаснулась Кэрол.

— Я же сказал, что работал под прикрытием. Я не имел права появляться в больнице, меня могли разоблачить, я нарушил все инструкции. — Джейк опустил голову. — Но я не мог поступить иначе. Я взял такси и попросил повозить меня по городу, чтобы убедиться, что за мной никто не следит. Около полуночи я вышел у больницы, в которой лежала моя мать. Никем не замеченный, я прошел в ее палату. Отца там не было. Мне показалось, что мама спит. Я присел на стул у кровати и взял ее руку в свои ладони.

Голос Джейка стал хриплым от волнения, и Кэрол почувствовала, как на ее глаза наворачиваются слезы.

— Я ждал, что в палату вот-вот войдет отец, — продолжал Джейк, — но так и не увидел его той ночью… Минут через двадцать мама открыла глаза. От слабости она не могла говорить, но на ее губах появилась улыбка, и она легко пожала мне руку. А потом… потом она умерла… — Джейк с трудом произнес последнее слово, как будто в его горле застрял комок, мешавший ему говорить.