Сага о Тимофееве (сборник) - Евгений Филенко

– Предрассудок, – протянул Тимофеев.

– Сам ты впередрассудок! – напыжился Мамонт. – Тебя, умника, хоть где постанови, ты ни рожна не наловишь!

Тимофеев пристыженно смотал удочку, подобрал ведро и побрел восвояси.

– Эй, студент! – рявкнул ему вдогонку Мамонт.

– Что еще?

Дед нагнал его косолапой трусцой и сунул в ведро охапку страдальчески щерившихся рыбин.

– Спасибо, дедуля, – растроганно произнес Тимофеев, мигом проникшись к нему симпатией.

– Ничо, – миролюбиво ответил тот. – Я себе еще натаскаю. А вам рыбка надобнее, околеете там… с этаким добытчиком.

– Ох, дед, – ухмыльнулся Тимофеев. – И все же я тебя обловлю!

В лагере его встретили на ура и даже хотели качнуть пару раз, но Тимофеев отказался от незаслуженных почестей.

– Теперь я знаю, что мне с тобой делать, – умиленно сообщила Стихия. – Будешь у нас промысловиком. Будешь рыбу ловить, грибы собирать… Я лицензию достану, лосятинки принесешь. Талант у тебя!

– Не надо лицензии! – взмолился Тимофеев. – Я хочу исследовать культурный слой!

– Какой тут, к свиньям, слой, – пожала плечами Стихия. – Обманство сплошное. Просто кому-то надо выгнать в поле этих дармоедов, чтобы место не занимали, – она кивнула в сторону своих подчиненных, всей ордой пытавшихся подступиться к огрызавшимся щукам на предмет их чистки и потрошения. – Нет здесь никаких городищ и могильников. Нет и не было. Вот южнее километров на сто… – она мечтательно зажмурилась. – Ты вот металлоискатель нам давеча собрал, а что он показывает? Одни ржавые консервные банки образца второй половины двадцатого века…

Ошеломленный подобными откровениями, Тимофеев укрылся в палатке, чтобы собраться с мыслями, обдумать перспективы и заодно решить, чем же утереть сизый пористый нос деда Мамонта. Ему было до такой степени обидно за поруганный прогресс, что он даже ненадолго позабыл о своей тоске по девушке Свете, затерянной среди сырых и заплесневелых инкунабул Дядьевского монастыря.

Ближе к закату, когда запах щучьей ухи заполонил собой всю округу, умытые и благостные археологи собрались у костра. Выполз на огонек и Тимофеев, хотя он и с трудом ориентировался в окружающей действительности: его посетили кое-какие соображения насчет рыбной ловли…

От сытости на всех накатило лирическое настроение. Захотелось негромких песен и умных бесед. Тимофеев грыз жесткую рыбью боковину и с любовью размышлял обо всех ближних и отдаленных, включая девушку Свету, начальницу Стихию и деда Мамонта.

Из сумеречных зарослей на костер с разных сторон одновременно вышли двое. Они чем-то походили друг на друга – крупные, кряжистые, краснолицые, в непромокаемых и непродуваемых куртках, в болотных сапогах с отворотами.

– Здорово, орлы! – провозгласил один. – Привет передовой землеройной науке от тружеников лесов, полей и вод!

После чего он безошибочно угадал в Стихии Вяткиной администрацию и церемонно приложился к ее загрубевшей, истрескавшейся руке. Стихия немедленно пошла красными и белыми пятнами.

– Прошу к ухе, – застенчиво сказала она.

– Пеньков, – назвался пришлый ухажер. – Праздношатающийся. Но, заметьте, явился с гостинцем.

В темноте что-то забулькало в алюминиевую кружку. Стихия поморщилась, но от протеста воздержалась.

– Дубняк, – коротко представился второй, и его рука непроизвольно дернулась под козырек пятнистой кепки. – Инспектор рыбнадзора.

– А мы ничего такого не нарушаем… – заголосили археологи.

– Знаю, – сказал Дубняк. – Щука – хищник, бич молодняка. Лов ее на Шиш-озере разрешен круглогодично.

Ему тоже поднесли и ухи, и пеньковского гостинца.

– При исполнении не употребляю, – Дубняк отодвинул кружку.

– Хороши щурята, – промолвил Пеньков, наворачивая свою порцию. – Кто ловил?

– Это наш Витя, – не без кокетства пояснила Стихия.

Тимофеев обнаружил в руке кружку, не глядя плеснул в себя теплую гадость и тут же пожалел об этом. В моментально поплывшей голове столбом поднялся туман.

– Молоток, – еще раз одобрил гость. – Видел я твою снасть. На нее и ерша не подцепишь. А ты, гляди-ка, щук таскаешь!

– Это не я, – в порыве откровенности объявил захорошевший Тимофеев. – Это местный житель дед Мастодонт… то есть как его…

– Мамонт, – подсказал неприметный Дубняк.

– Как же, знаю! – воскликнул Пеньков жизнерадостно. – Большой спец… Но щука – это не рыба. Так, баловство. Наше славное Шиш-озеро богато истинно ценными породами, которые в значительной мере скрасили бы ваши грядущие трапезы.

– Правда? – обрадовалась Стихия. – Завтра же пошлю Витю!

– Не советую, – вставил Дубняк и многозначительно покашлял.

– Да шут с ними, – сказал Пеньков. – Пусть он у вас попробует сома взять. Как, инспектор, на сомов охота разрешена?

– Не возбраняется, – ответил тот.

– Каждому свое, – продолжал резвиться Пеньков. – Кому сомы да щуки, а кому что… Так ведь, рыбнадзор?

– Не так, – промолвил инспектор. – И я тебя, Пеньков, все одно поймаю. Как ту щуку.

– Сердитый же ты, – удивился Пеньков, а Стихия с неодобрением посмотрела на Дубняка. – Ну, лови, лови…

– А правда, что в заводи под ракитами водяной живет? – вмешался пьяненький Тимофеев.

– Это кто сказал? – осведомился Дубняк.

– Дед Динозавр… то есть как его?..

– Вряд ли, – уклончиво произнес инспектор. – Но ловить не советую.

– А рыба там, доложу я вам… – мечтательно закатил глаза Пеньков.

– Ловил? – с подозрением спросил его Дубняк.

– Что ты, как можно! – замахал руками тот.

Они покончили с ухой одновременно, поблагодарили хозяев за угощение и степенно разошлись – каждый в свою сторону.

– Странные они, – сказал кто-то.

– Да уж, – согласилась Стихия, с сожалением глядя вслед видному и веселому Пенькову. – Эх… Разливай по последней!

Тимофееву нелегко было угнаться за привычными ко всему археологами, и его сморило прямо у костра. Он спал и видел разлюбезную его сердцу девушку Свету, блуждающую при тусклом лунном свете среди темных от времени дубовых полок Дядьевского монастырского архива, густо заваленных усатыми ослизлыми сомами ин-фолио. Высоко над ним витали стаи жадных до интеллигентской кровушки комаров, опасавшихся подступиться из-за едкого хвойного дыма, что стлался понизу – к непогоде.

Далеко за полночь Тимофеев внезапно проснулся и сел. Его слегка покачивало на месте, однако мозг уже работал в привычном режиме – четко, ясно, без сбоев. На неверных ногах Тимофеев добрался до своей палатки и выволок оттуда вещмешок, набитый преимущественно предметами, не имеющими ни малейшего отношения к археологии. В первую очередь его внимание привлек паяльник. Тимофеев немедля вздул костер и сунул жало инструмента в искрасна-белые уголья. Затем ему под руку подвернулся пустой корпус миниатюрного репродуктора, который также пошел в дело. Обратив одухотворенное лицо к черным небесам, Тимофеев на ощупь вытаскивал из мешка то поношенный конденсатор, то щетку от электробритвы и ничего не возвращал обратно. Он снова чувствовал себя умным, изобретательным, настоящим народным умельцем, потому что теперь хорошо представлял, как подкузьмить зловредного деда Мамонта.