Волшебный дневник - Ахерн Сесилия

— Куда ты? — тихо спросила она.

— Просто… куда-нибудь.

Она перевела взгляд на дневник. Это случилось помимо ее воли.

— Собрать тебе какой-нибудь еды? Ты умрешь от голода.

Умереть от голода. Жаркое солнце. Долгое прощание. Совсем мертвый.

— Есть свежий черный хлеб, цыпленок, картофельный салат и маленькие помидорчики…

— Спасибо, не надо. Я еще сыта после завтрака. И попыталась пройти к двери.

— Может быть, возьмешь каких-нибудь фруктов? — чуть громче спросила Розалин. — Или сэндвич с сыром и ветчиной. Еще остался салат с капустой…

— Розалин, нет. Спасибо.

— Ладно. — У нее был обиженный вид. — Ты там поосторожней. Не заходи слишком далеко. Будь поблизости. Не упускай из виду дом.

То есть чтобы она не упускала меня из виду.

— Я отправляюсь на войну, — рассмеялась я. — Конечно… поблизости…

Находясь в замкнутом пространстве дома, где всем и всегда было известно местоположение остальных, я жаждала хотя бы нескольких часов свободы.

— Хорошо.

— Не расстраивайтесь, — попросила я.

— Просто я не уверена… — Она опустила голову и разжала пальцы, чтобы провести ладонями по юбке, как будто разглаживая ее. — А мама отпустила бы тебя?

— Мама? Да мама отпустила бы меня на луну, лишь бы я не крутилась у нее под ногами.

Не уверена, что у Розалин полегчало на душе. Наоборот, мне показалось, что она сделалась еще более озабоченной. Неожиданно до меня дошло, и я вздохнула едва ли не с радостью. Розалин не была моей матерью, а тут вдруг, поскольку мама впала в блаженную дремоту, в тихом доме Розалин и на ее попечении оказались мы обе.

— Ой, я все понимаю, — ласково произнесла я и потянулась к ней, но Розалин была до того напряжена, что я бессознательно отдернула руку. — Не надо обо мне беспокоиться. Мама и папа никогда не запрещали мне уходить когда и куда вздумается. Почти целые дни я проводила со своими друзьями. Даже в Лондон ездила с подружкой. Мы вернулись вечером. У ее папы собственный самолет. Вот было здорово. Там всего шесть мест, а были только мы с Эмили, то есть с девочкой, у папы которой есть самолет. А на ее семнадцатилетие родители разрешили нам слетать в Париж. С нами была ее старшая сестра, ну, чтобы все-таки приглядеть за нами. Ей девятнадцать лет, она учится в колледже, ну и все прочее.

Розалин напряженно вслушивалась в мои слова, даже слишком напряженно, слишком взволнованно, слишком внимательно и, уж точно, слишком испуганно.

— Ах, как чудесно! — воскликнула она радостно, пока ее зеленые глаза жадно следили за каждым движением моих губ. Мне даже показалось, будто я вижу, как она торопливо глотает произнесенные мной слова. — И твой день рождения совсем скоро. Тебе хочется чего-нибудь особенного? — Она огляделась, словно рассчитывала увидеть самолет в коридоре. — Конечно же самолет нам не по карману…

— Да не нужен мне самолет. Не поэтому я рассказала. Просто… ладно, не имеет значения, — поспешно произнесла я. — Пожалуй, я пойду. — И направилась к двери. — Все равно спасибо.

Перед тем как закрыть дверь, я успела заметить озабоченность на ее лице, словно она сказала что-то не то. Или глубоко задумалась о том, что новая жизнь могла или не могла предложить мне. Если сравнивать с моей прежней жизнью, то тогда возможностей у меня было, несомненно, больше. Словно безрассудный любовник, жизнь предлагала мне луну и звезды, хотя не могла мне их предоставить. А я, как дура, верила. Привыкла думать, будто лучше брать больше, чем меньше. Теперь же мне кажется, что если не было предназначено «больше», то надо брать свое, а остальное пусть подождет. Скромность Артура и Розалин всегда будет к моим услугам. И если я не зарвусь, то мне не придется ничего никому возвращать.

Я шла по садовой тропинке, когда увидела почтальона, и от неожиданности расплылась в широкой улыбке.

— Привет, — сказала я, преградив ему дорогу.

— Добрый день, мисс.

Он притронулся к шляпе, что показалось мне довольно старомодным, но любезным приветствием.

— Меня зовут Тамара, — произнесла я и протянула ему руку.

— Приятно познакомиться, Тамара.

Он решил, что я протянула руку, желая взять почту, и положил мне на ладонь несколько конвертов.

Тотчас у меня за спиной хлопнула дверь, и появилась Розалин.

— Джек, доброе утро, — сказала она и решительно зашагала по тропинке. — Я возьму почту. — С этими словами она буквально вырвала у меня из рук письма. — Спасибо, Джек.

Розалин твердо смотрела на него, пряча письма в карман фартука, словно в сумку кенгуру.

— Ладно. — Он наклонил голову, как будто ему указали на дверь. — Эти через дорогу, — проговорил почтальон, отдавая Розалин еще несколько писем, после чего повернулся на каблуках, сел на велосипед и скрылся за углом.

— Я бы их не съела, — несколько удивленная, произнесла я. Розалин рассмеялась и ушла в дом. Час от часу не легче.

Было только одно место, куда я могла пойти, чтобы заняться своим дневником. Едва касаясь шлепанцами прокаленной тропинки, я направилась к замку и радостно улыбнулась, когда деревья расступились, словно раздвинулся театральный занавес перед первым актом.

— Привет, — сказала я.

С превеликим почтением я прошествовала по комнатам. Трудно было поверить, что в здешнем разрушении виноват только пожар. В комнатах не было ничего, совершенно ничего такого, что предполагало бы живую жизнь, по крайней мере, в течение столетия. Ни каминов, ни изразцов, ни обоев. Не было совсем ничего, кроме кирпичей, сорной травы и лестницы, которая вела на несуществующий верхний этаж; собственно, она как будто вела на небеса, и я могла бы, сделав один гигантский прыжок, оказаться на облаке. Лестница на небеса.

Усевшись на нижней ступеньке и положив дневник на колени, я взяла в руки тяжелую ручку, которую стащила с письменного стола дяди Артура, и уставилась на закрытый дневник, пытаясь придумать, о чем стоит написать. Мне хотелось, чтобы первые слова стали значительными, и очень не хотелось ошибиться. Наконец я решилась и открыла дневник.

И у меня буквально отвалилась челюсть. Первая страница до последней строчки оказалась заполненной аккуратным почерком… моим почерком.

Ничего не понимая, вся напрягшись, я вскочила, и дневник скатился на пол. У меня громко стучало сердце. Я огляделась, пытаясь понять, не сыграл ли кто-нибудь со мной злую шутку. Осыпающиеся стены тоже смотрели на меня, и вдруг вокруг меня началось какое-то движение, послышался шум, которого я прежде не слышала. Ветки и травинки зашуршали, камни задвигались, за моей спиной и внутри стен кто-то ходил, однако я ничего и никого не видела. Наверное, у меня разыгралось воображение. Да и заполненная страница дневника тоже, скорее всего, подлила масла в огонь.

Тогда я несколько раз глубоко вдохнула воздух и подняла с пола дневник. Поцарапанный камнями переплет был весь в пыли, и я попыталась вытереть его о шорты. Первая страница немного помялась при падении, однако записи были на месте — и на первой странице, и на второй, — и когда я стала судорожно перелистывать дневник, то они были и на других страницах, причем все сделанные моим почерком.

Как такое могло случиться? Я сравнила дату в дневнике с датой на своих часах. В дневнике стояло завтрашнее число и завтрашний день недели — суббота. Сегодня была пятница. Наверное, у меня сломались часы. Мне сразу же вспомнилась Розалин, как она утром посмотрела на дневник. Неужели это ее записи? Не может быть. Дневник все время пролежал под матрасом. У меня закружилась голова, и я, опустившись на ступеньку, прочитала первые строчки. Слова прыгали у меня перед глазами, и мне пришлось несколько раз вернуться к началу.

4 июля, суббота Дорогой дневник! Наверное, это правильное начало? Никогда прежде я не вела дневников и поэтому чувствую себя абсолютной дурой. Ладно, дорогой дневник, признаюсь, что я не в восторге от своей жизни. Если коротко, то дела обстоят так. Папа покончил жизнь самоубийством, после чего мы потеряли дом и вообще всё. Я потеряла свою жизнь, мама потеряла память, и теперь мы живем в захолустье с двумя социопатами. Совсем недавно я провела день с очень красивым парнем по имени Маркус, который работает вице-президентом странного учреждения — передвижной библиотеки. Два дня назад познакомилась с монахиней, которая держит ульи и ломает замки, а вчера я почти до самого обеда пробыла на руинах…