Березовский и Коржаков. Кремлевские тайны - Дмитрий Гордон

Такие споры происходили у нас неоднократно, и я всякий раз спрашивал: «Какой же, по-вашему, предельный для политика возраст?». Ельцин всегда отвечал одинаково: «Шестьдесят пять лет», и настолько себе эту мысль внушил… Как бы там ни было, встретив Бориса Николаевича утром 2 февраля девяносто шестого, на следующий день после шестидесятипятилетия, я его не узнал. Передо мной был страшно постаревший и подурневший человек с явными признаками если не маразма, то какого-то дебилизма. Спустя время он смог постепенно встряхнуться, но, видимо, это было только частичное восстановление. Впоследствии Борис Николаевич был лишь марионеткой в руках Семьи, Чубайса, Юмашева, Березовского и кого хотите еще, но сам уже ситуацией не владел.

— Вы написали книгу, которая стала бестселлером и разошлась фантастическим тиражом, если не возражаете, позволю себе на нее ссылаться и приводить оттуда цитаты. Ну вот, для начала: «На службу охраннику было положено выходить подготовленным — со свободным кишечником, пустым мочевым пузырем… Я мог днями не есть, — пишете вы, — часами стоять на ногах и целый день не пользоваться туалетом». Как человеческий организм выдерживал столь изощренное издевательство?

— Помогал тренинг.

— Вы принимали какие-то специальные препараты, лекарства?

— Нет, что вы — просто был молодой, крепкий… Сейчас такие нагрузки мне уже не под силу.

— А если в неподходящий момент требовалось отправить, простите, естественные надобности?

— Для этого существуют кафе, рестораны… В крайнем случае можно было вызвать начальника смены, чтобы он подменил.

— Длительная работа в охране первых лиц не отразилась на вашем здоровье, не сделала вас инвалидом?

— В советском государстве, когда год службы засчитывали за полтора, два или три, последствия определяли и с медицинской точки зрения, так вот, имея такую выслугу, люди и жили так же: год за полтора, два, три. К сожалению, я уже потерял многих своих ровесников (немало ушло и тех, кто моложе). Что интересно, когда пацаном я пришел в органы, сорокалетние старшие товарищи казались мне глубокими стариками.

— В книге вы утверждаете, что Борис Николаевич спал по четыре-пять часов в сутки и вы волей-неволей тоже — не могли себе больше позволить. Неужели этого времени хватало ему, чтобы отдохнуть и восстановиться?

— Так было в первые месяцы его пребывания на посту первого секретаря Московского горкома, когда своим, так сказать, примером он решил показать окружающим, как надо руководить. Москвичам с их столичным форсом Ельцин хотел утереть нос: мол, хоть и приехал с периферии, но умнее, работоспособнее и это докажет. Действительно, доказывал, но дорогой ценой. Какое-то время он еще мог в подобном режиме пахать, а потом по месяцу и больше лежал в больнице, поскольку сам таких запредельных нагрузок уже не выдерживал. Поначалу с ним постоянно был врач, затем — целая бригада медиков. Организм можно безнаказанно эксплуатировать на полную катушку лет до пятидесяти пяти, но дальше — простите. Есть просто физические резервы, а есть предел…

— Вам, Александр Васильевич, и до Ельцина доводилось охранять VIP-персон, вплоть до лидеров государства, — этот период ярко, грубо и зримо описан в ваших воспоминаниях, причем некоторые подробности меня, признаюсь, шокировали…

— В КГБ нам внушали, что охраняемые лица идеальны, но оказалось, такие же люди, как все, а некоторые даже хуже. Помню, брели мы однажды с одним уважаемым многолетним членом Политбюро по дорожкам, и вдруг он стал звучно испускать газы, будто я для него пустое место. Ужас, я был готов провалиться сквозь землю…

— Речь, уточните, о ком?

— Ну, если не указал его фамилию в книге, сейчас тем более не назову — этого деятеля уже нет в живых.

— Любопытно, а как вообще относились партийные вожди к собственным телохранителям?

— Если честно, не все наверху были такие, не все! Юрий Владимирович Андропов, например, был носителем высочайшей культуры: не то что грубого слова ни разу не произнес — голос ни на кого не повысил.

— Сегодня в России идет некая переоценка личности Андропова, и все чаще ему дают положительные характеристики. Говорят, в частности, что это был прогрессивный реформатор и, если бы не его преждевременная смерть, страна могла пойти по совершенно иному пути…

— Согласен, ведь если Китаю это удалось, то чем мы хуже? Видимо, государству нужно было повернуться к человеку, как у нас говорили (но не делали!), лицом.

— Вы испытывали к Андропову уважение?

— Безмерное. Одно всегда вызывало у меня тревогу: он чересчур доверял своим людям, и многие беззастенчиво этим пользовались. Яркий пример — доктор Архипов, который был специалистом нижайшей квалификации, но Юрий Владимирович вверил себя в его руки, и тот был с ним до конца, до последних минут. Ну, хорошо, Андропов скончался, и где оказался Архипов? Его, личного врача Генерального секретаря, никто на работу не взял, даже не предложил трудоустроить. По идее, он должен был получить хорошую должность в Четвертом управлении Минздрава (так было заведено), но его тихо убрали и тут же забыли…

— Как же так получилось, что врач столь невыcокого, по вашим словам, уровня стал лейб-медиком руководителя огромной страны?

— Когда-то Андропов с ним просто сдружился, а к людям Юрий Владимирович очень привязывался — таким уж он был. Начальнику Службы охраны КГБ СССР Плеханову, скажем, доверял безоговорочно, его шефу Крючкову — тоже, хотя тот же Плеханов Андропова сдал — по-другому его поступок назвать не могу.

— Это правда, что умирал Андропов на ваших глазах и фактически вы присутствовали при агонии?

— В принципе, было ясно, что это конец, но смерть не при мне наступила — позже. Агония могла продолжаться несколько месяцев — на эвтаназию права никто не имел, но приехали Черненко с Плехановым…

— …при вас?

— При мне… Виктору Иванову, начальнику подразделения охраны Андропова, они приказали сдать ключи от сейфа и все, что положено, а ведь больной был хоть и без сознания, но еще живой. Увы, его выдвиженец Плеханов, обязанный сохранять и охранять Юрия Владимировича до последнего вздоха, оказался одним из тех, кто тут же решил выслужиться перед Черненко.

— Мне приходилось слышать, что Андропов не своей смертью умер, дескать, его кончину приблизили — это так?

— Ситуация несколько странная… У Юрия Владимировича, когда он лежал в ЦКБ, постоянно дежурили три реаниматора, но если два из них настоящие профессионалы, выбрали эту специализацию еще в мединституте и с первых лекций готовились вытаскивать больных с того света, то третий был терапевт (может, и неплохой), который всего лишь соответствующие курсы закончил. Именно в его дежурство Андропов скончался, причем сменщики в один голос твердили, что, если бы там находились, не дали бы ему умереть…