Февраль - кривые дороги - Нина Артёмовна Семёнова

И, неизвестно почему, Андрюше вдруг' так весело на душе стало, как будто ему пощекотали сонному пятки. Он засмеялся, но тут же перестал смеяться и спросил серьезно:

«Ты и меня любишь, Мояника?»

«Больше неба, больше солнца, больше, чем папу», — ответила она, и в глазах ее блеснули слезы, Но тут на берегу появился Вовка Каплин и закричал истошным голосом:

«Туча иде-ет!»

Андрюша в страхе прижался к Моянике, но грянула гроза — сверкнула молния и затрещал гром.

— Го-юшко ты мое! Сейчас же ма-ш обедать!

«Это не гром, — догадался Андрюша, — а Мария Сидоровна».

Она подхватила его на руки и понесла в столовую, а ему казалось, что он все еще плывет по реке. Только где же отец и Мояника? Ведь только что были рядом… Андрюша открыл один глаз и сразу вспомнил, что все это было только во сне.

— А моя лодка?! — крикнул он.

— Здесь она, твоя лодка.

Воспитательница положила ему лодку на живот, а из лодки вдруг выпала записка. Андрюша быстро схватил ее и зажал в кулаке.

За обедом мальчик развернул записку, там было что-то написано, но ведь он еще не умел читать, если не по-печатному.

«Попрошу Марию Сидоровну, — решил он, — вот обед кончится, и попрошу».

«По-про-шу-у, по-про-шу-у», — передразнила его муха с зеленым брюшком и огромными, навыкате, глазами. Она хотела вылететь на улицу, билась в оконное стекло и никак не могла догадаться взлететь к открытой форточке. «Глупая муха, а еще дразнится». Андрюша отодвинул гороховый суп, стал на стул и выпустил муху в форточку.

— Опять это Анд-юша Хохлов безоб-азничает! — услышал он за своей спиной и почувствовал, как у него мгновенно пропал всякий аппетит. Правда, гороховый суп все же пришлось доесть, а манную кашу он отдал Вовке Каплину.

После обеда, лежа в кровати, он все время думал про записку. Что там написано? И кто это написал? А наверное, Мояника. Это ж она ему всегда подарки присылает. А что она написала? И почему просто не сказала папе, ведь он сегодня приедет! И вдруг Андрюшу словно палкой по голове стукнули: значит, отец не приедет? Он вскочил с кровати и подбежал к окну: не идет ли отец? Или хотя бы мама. А мама в самом деле идет. Андрюша даже своим глазам не поверил. Но вот ее красная сумка, шляпа с большими полями. Мама! А в сумке, конечно, конфеты, хоть, признаться, он не очень-то любит их. Вот если б мама паровоз ему привезла! Но она никогда ему ничего не дарит, кроме конфет и мармелада. Однажды он даже объелся мармеладом и теперь смотреть на него не может, а мама все равно приносит, и он, чтобы не обидеть маму, ест.

Занятый думами о ненавистном мармеладе, он и не заметил, что вместе с мамой шел по дороге мужчина. Но это не был отец, Андрюша сразу узнал, и сердце у него куда-то упало.

После заправки кроватей и полдника ребят наконец-то выпустили к родителям. Андрюша бочком протиснулся в калитку и поискал глазами маму. Она сидела под смолистой сосной — с этой сосной у него еще были старые счеты — и неизвестно почему хмурилась. А мужчина стоял перед ней и что-то быстро-быстро говорил руками. На нем были темные очки и белый костюм, а больше Андрюша не успел разглядеть. Он подошел и солидно сказал:

— Здравствуйте!

Мама притянула сына к себе и стала целовать. Он как мог отбивался: ему было стыдно целоваться на виду у незнакомого человека, но мама, вздохнув, представила:

— А это, Андрей, твой новый папа.

«Как это «новый»?» — чуть было не спросил Андрюша, но, взглянув на мужчину, осекся. В самом деле, и белый костюм, и очки, и желтые туфли на толстой подошве, и даже зубы — все было новым, будто только что из магазина. Андрюша даже поискал глазами, нет ли где этикетки.

— Но у меня ведь есть папа…

Мать не дала ему говорить.

— А про того забудь! — закричала она. — Не стоит он того!

Стоит или не стоит и сколько стоит, об этом как-то Андрюша раньше не задумывался, но сейчас он посмотрел на «нового папу» и подумал, что он-то, наверное, дорого стоит, рублей сто, а то и больше.

Мама подтолкнула Андрюшу к мужчине, и тот ловко подбросил его высоко над головой. Андрюша сверху посмотрел на мужчину и увидел пятачок на его макушке. От этого пятачка ему вдруг так смешно стало, что он тут же решил: «Попрошу его прочитать записку». Он уже хотел отвести мужчину за сосну, но в это время мама раскрыла сумку и вынула ромовую бабу. Бабу Андрюша любил и принялся с удовольствием уписывать ее за обе щеки, а мать стала рассказывать, как однажды сын, когда еще был маленьким, придя в магазин, попросил: «Мама, купи мне, пожалуйста, мокрую тетку».

Мужчина весело расхохотался и вытер ладонью лоб, а Андрюша тем временем заметил, что пальцы у него с пухлыми подушечками, как у кошки.

«Вот хорошо ему мышей ловить!» — порадовался за мужчину Андрюша, но все же, прежде чем отдать прочитать записку, он решил еще раз проверить его. Так он всех проверял, с кем хотел подружиться.

— А знаете, — доверительно сказал он мужчине, — когда я был большим, а вы маленьким, я вас защищал от фашистов.

— Что ты мелешь, малыш? — усмехнулся «новый папа». — Большим ты никогда не был.

— Нет, был! Был!

Мать дернула сына за руку:

— Замолчи сейчас же!

— Нет, был, все равно был!

Мать еще больше рассердилась:

— Как ты разговариваешь с чужим человеком? Извинись сейчас же!

— Был, был, был! — кричал Андрюша, все больше и больше распаляясь. — И папа говорит…

Он вспомнил про отца и притих.

— А почему папа не приехал? — спросил он.

— Как же! Приедет! Эта цыпа теперь его никуда не пускает.

Андрюша с трудом сообразил, что «цыпа» — это Мояника, и, всхлипнув, нерешительно возразил:

— Неправда. Она бы пустила. Она меня любит.

— Любит? — задохнулась мама. — А кто тебя сиротой сделал? А? Ах она, тварь последняя! Любит! Да ты не смей и вспоминать о ней, поганец!

И мать заплакала. Андрюше стало жаль маму, как она плачет, будто маленькая, но чувство справедливости все же победило.

— Конечно, — сказал он тихо, так, чтобы даже мужчина не услышал. — А почему она мне лодку прислала? Потому, что любит.

Мать подняла голову и как-то странно посмотрела на Андрюшу, а слезы еще быстрее побежали по ее щекам. Она сняла шляпу, положила к себе на колени, и слезы закапали