Ласковый голос смерти - Элизабет Хейнс

— Еще хотелось бы бутылочку белого вина — такого, как ты привозила на прошлой неделе. Мне очень понравилось.

— Куплю завтра по пути с работы, хорошо? Выберу тебе что-нибудь в холодильнике в «Ко-опе».

— Тебе стоило бы быть чуть ответственнее. На кого ты будешь похожа, когда через пару недель часы переведут назад? Вообще станешь ни на что не годна?

Я могла бы сказать ей, что встаю затемно еще с сентября, но что толку? Она все равно не стала бы слушать.

— Сегодня тебе продукты не нужны?

— Нужны. Не могу дойти до кухни, колено что-то барахлит. Я не обедала и вообще ничего не ела и не пила со вчерашнего вечера. Ты же знаешь, когда я принимаю таблетки, мне нужно есть, иначе я сама не своя.

Пить алкоголь вместе с таблетками ей тоже не полагалось, но, похоже, на данное правило она не обращала внимания. Я сказала, что приеду через час или около того, и она наконец положила трубку.

Головная боль усиливалась, чему лишь способствовала усталость. Я нашарила в кармане пальто ангела, нащупала прекрасные крылья. Ведь не просто так все это происходит? Наверняка где-то у кого-то есть план, и в конечном счете все имеет некий смысл.

Автобус подъехал к парковке, и я тяжело поднялась на ноги. Спина отчаянно ныла. Когда наконец доберусь домой, нужно будет принять ванну, добавив каплю эвкалиптового масла или еще чего-нибудь, что помогло бы унять боль.

В полумраке виднелся одинокий серебристый силуэт моей машины. В тумане ярко светились оранжевые фонари — люди боялись идти к своим автомобилям в темноте.

Другая женщина на моем месте чувствовала бы себя беззащитной, подумала я. Но страха не было — только усталость.

В машине было холодно и сыро, и она не желала заводиться. После двух или трех поворотов ключа двигатель наконец ожил, и я поехала в супермаркет за покупками для мамы.

Колин

Вечер понедельника я пытался посвятить учебе, но меня постоянно что-то отвлекало. Выбросив на работе в мусорную корзину испачканный экземпляр «Брайарстоун кроникл», я купил по дороге домой свежий и теперь даже при виде лежащей на столе сложенной пополам газеты с верхней половиной фотографии Рашель чувствовал, как твердеет между ногами. Несмотря на обет воздержания, после выпитого в начале вечера виски мне трудно удержаться от того, чтобы провести бо́льшую часть ночи за мастурбацией. Виной всему статья в газете и тлеющая искорка внезапно возникшей идеи, которая никак не разгорается, с какой стороны ни подойдешь.

Сегодня вечером я заехал после работы в супермаркет купить хлеба, молока, оливок и сухой колбасы. Пока мои продукты двигались по ленте, я поднял взгляд и случайно увидел женщину у соседней кассы, явно страдающую избыточным весом, с завязанными в небрежный конский хвост волосами. На висках ее виднелась седина, но, как и Дженис, она, скорее всего, выглядела старше своих лет. На пальце не было кольца, а ее покупки явно предназначались не для ожидавшей дома семьи. Как и у многих ей подобных, у нее был обреченный вид крайне вымотанной женщины, которую выжали к концу дня, словно грязную тряпку, и бросили сушиться на кухне.

Она сумела улыбнуться кассирше, и лицо ее, как и у Дженис, на мгновение осветилось. Она, как и Лея, еще не готова для меня, кем бы она ни была. Но, возможно, это лишь вопрос времени. Надеюсь, я снова ее увижу. Похоже, ей может потребоваться моя помощь.

При внезапном появлении новой перспективы, пусть даже еще весьма смутной, у меня возникла удивительная мысль. Я пытался придумать, как связаться с газетой и при этом остаться полностью анонимным. Конечно, я мог послать им старомодное письмо, которое невозможно отследить, но тогда лишился бы удовольствия наблюдать за их реакцией. Единственный вариант — явиться к ним лично или позвонить по телефону.

И тут я понял, как это сделать. Как говорил Ницше: «Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасностей и игры». Я играл с ними, когда хотел, но мне этого уже не хватало. Похоже, теперь мне понадобились опасности…

На тот момент трое из моих подопечных находились на разных стадиях готовности, ожидая момента агонии и начала трансформации. Первая, дальше всех прошедшая по этому пути, по случайности также жила ближе всех к супермаркету. Я припарковал машину позади дома и срезал путь через переулок. Вокруг никого не было, на улицах ни души. Я заметил лишь худую кошку, метнувшуюся среди мусорных баков, — и больше никакого движения.

Я позвонил по телефону, но ответа не последовало. Неужели уже слишком поздно? Но раз уж я был здесь, я все равно направился к дому. Задняя дверь была открыта, и я вошел без стука.

Она спала, лежа на кровати. Слышалось хриплое сухое дыхание. Я позвал ее по имени, потом еще раз, громче.

— Можете открыть глаза?

Сперва она никак не реагировала. Ровное дыхание сбилось, затем ритм его изменился — несколько глубоких вздохов с паузами. Процесс зашел слишком далеко.

И что теперь делать? Может, я смогу справиться сам? В конце концов, значение имело лишь место, а я мог бы ради развлечения изобразить женский голос. И все же я ощутил разочарование. С тех пор как у меня возникла та самая мысль, возбуждение росло, а теперь, когда я оказался здесь, меня уже чуть ли не била дрожь от предвкушения того, что должно было произойти.

Но тут, к моему удивлению, она пошевелилась и медленно подняла голову.

— Можете сесть? — спросил я, поддерживая ее под руку.

Тело ее было горячим, кожа сухой, словно бумага.

В конце концов мне удалось привести ее в себя, хотя надолго этого и не требовалось. Глаза ее влажно блестели в отличие от пересохших губ и свисающих на лицо сухих прядей волос.

— Возьмите, — сказал я, протягивая ей лист бумаги. — Можете прочитать?

Она в замешательстве взглянула на бумагу, и взгляд ее затуманился.

— Не понимаю.

Этого следовало ожидать — она уже ничего не соображала.

— Вы что-нибудь пили сегодня?

Она озадаченно уставилась на меня:

— Не понимаю.

О господи, подумал я. Такова была обратная сторона процесса — когда забираешь у них все оставшееся желание жить, все силы, всю энергию. После требовалось лишь особым образом их обучить, перейдя от одной модели поведения, состоявшей из невнятных намеков, метафор и нежных слов, к другой, основанной на непосредственном внушении.

Я прошел в кухню и открыл кран. Металлический звук ударяющейся о дно раковины воды эхом отдался в пустом доме — хотя его обитательница была здесь. Она еще не ушла, но ее присутствие ощущалось все меньше. Я наполнил найденную чашку до половины — если перестараться, женщине может стать плохо, что поставит под удар весь процесс, — и отнес ей:

— Выпейте.

Я подал чашку, придерживая ее рукой. Она послушно сделала несколько глотков, проливая воду из уголка рта на платье, а потом отвернулась. Пожалуй, хватит, подумал я. Похоже, она близка к переходу. Мягко забрав чашку, я поставил ее на пол вне поля зрения женщины.

— А теперь, — я коснулся ее руки, — посмотрите на бумагу. Можете прочитать?

— «Я должна сообщить нечто важное…» — начала она.

— Хорошо, — кивнул я. — Пока хватит. Я позвоню по одному номеру, а потом, когда кто-нибудь ответит, я хочу, чтобы вы прочли вслух то, что написано на бумаге. Вам понятно?

Сперва она не ответила. Я снова дотронулся до ее руки, и она, вздрогнув, неуверенно сказала:

— Да.

— Хорошо, — кивнул я. — Давайте.

Я набрал номер и поднес телефон к ее лицу. Сперва я хотел включить громкую связь, чтобы насладиться реакцией, но в доме было так тихо, что я мог услышать гудки на другом конце, а значит, и весь разговор.

— Служба новостей слушает.

Я коснулся ее руки, но вряд ли это уже требовалось.

— Алло, — ровным голосом проговорила она. — Могу я попросить Сэма Эверетта?

— Слушаю. Чем могу помочь?

— Я должна сообщить нечто важное. Есть и другие трупы, — произнесла она, словно объявляя прибытие поезда на седьмую платформу. — Один находится по адресу…

— Подождите, — сказал на другом конце линии Сэм Эверетт. — Секунду, я запишу.

Она подождала несколько мгновений, а затем столь же невозмутимо сообщила:

— Есть и другие трупы. Один находится по адресу: дом тридцать шесть, Хоторн-кресент, Карнхерст. Есть и еще…

На другом конце ничего не было слышно, и я наклонился ближе. Сэм что-то писал, царапая ручкой по бумаге. Я показал на следующую строчку сценария, и она послушно прочитала:

— Мне повторить?

Голос ее звучал столь же ровно, несмотря на вопросительную интонацию.

— Где остальные? И кто говорит? Как вас зовут?

— Мне повторить?

— Нет-нет, я просто хотел бы знать, с кем говорю. Как вас зовут?

Я нажал кнопку на телефоне, прерывая связь. Сэм Эверетт станет последним, не считая меня, с кем она говорила, но об этом она не имела никакого понятия. Впрочем, даже если бы я ей все объяснил, ее бы это взволновало не больше, чем сейчас.