Гениталии Истины - Макс Гурин

И тем не менее, что-то его глодало. Какой-то такой сиреневый червячок. Ведь для того, чтобы Бригитта поняла, почему это ей так необходимо стать душою штанов Пиночета, а своё ещё, в сущности, молодое тело отдать какой-то Фортуне, ей пришлось бы это вполне объяснить, для чего потребовалась бы жёсткая система таких аргументов, которые бы выглядели таковыми именно в её глазах! Да, конечно, можно было бы активизировать столь развитое в ней жертвенное начало, но… Но… для этого необходимо было бы настолько вдохновенно с ней переспать, насколько он был способен лишь на первом свидании. Эх, как жаль, что он спалил свой кабинет! Ведь если б машина времени не сгорела вместе с прежним телом Фортуны, он мог бы вернуться в тот самый день их первого, ещё добрачного, соития и запрограммировать Бригитту на то, что через несколько лет ей придётся спасти репутацию своего супруга ценой собственной жизни. А теперь — нет. Поздно! К обеду хороша ложка! Здесь помогает только энергия первого соития! Стоп! А что, если…

Эйлер остановил машину, сделал три глубоких вдоха и выдоха и… набрал номер фрау Марты.

— Да. — сказала Марта.

37

— Я же тебе сто раз говорила, — начала отчитывать Ваню бабушка, — не рой ямы! Плохая примета! Ищи свою куклу! Куда ты её задевал? Ищи теперь!

— Я ищу, — оправдывался Ваня, чуть не плача, — Я её уже полчаса ищу! Её снегом завалило!

И он снова запустил руку по плечо в узкую лунку, вырытую им в огромном сугробе пластмассовым красным совком.

— А зачем ты пупса-то туда положил? — возмущалась Мария Анатольевна.

— Я не знаю! Я играл, что она спелеолог!

— Кто?

— Исследователь пещер. Я нечаянно! Я нечаянно рукой на край наступил, и её снегом завалило! И теперь никак найти не могу!

— Её немедленно надо найти! Сколько раз я тебе говорила, бестолочь ты этакая, не рой ямы!

— Бабушка, ну я не хотел! Я уже всё обыскал! Она как сквозь землю провалилась! Я не знаю, куда она могла деться! А что за примета?

— Не хочу я тебе этого говорить! Плохая примета и всё!

— Ну, бабушка, ну, пожалуйста!

— Плохо это! Умереть кто-нибудь может! Что это вообще за игры такие — в похороны? Тебе других игр мало?

— Я не играл в похороны! — оправдывался Ваня, продолжая рыться в своей ямке в поисках куклы. — Я играл, что она спелеолог.

— Спелеолог… — передразнила бабушка. — Хватит! Пойдём домой! Уже обедать пора. Бестолочь ты этакая!

— Можно я ещё поищу?

— Пойдём! Уже и так штаны все мокрые! Весь в снегу извалялся!

— Бабушка, но я не хотел!

— Я говорила тебе, не рой ямы?

— Говорила. А может ещё ничего не будет? Я же ведь не хотел.

— Пойдём. Не делай так никогда больше!

Этот досадный эпизод произошёл минувшей зимой, где-то в конце февраля. Ване было ужасно жалко пупса. Мама купила ему эту куклу всего две недели назад, и он даже не успел ещё с ней наиграться.

Пупс, он же — голыш, был совсем непохож на женщину, в отличие от Симы или Алёнки. Поэтому-то, даже несмотря на то, что ему в принципе не полагалось одежды, Ване и в голову не приходило использовать его как-то иначе, чем в качестве спелеолога или космонавта. Да и как ещё можно использовать тех, чья нагота оставляет нас равнодушными?

Однако эта безотчётно неприятная история надолго засела у Вани в голове, и он действительно не на шутку перепугался, что кто-нибудь теперь может из-за него умереть. То есть только из-за того, что он случайно наступил рукой на край ямы, что привело к снежному завалу, под которым и сгинул несчастный «голыш».

Сегодня, когда его отводил в сад дядя Володя, накануне рассказавший ему об утраченном секрете изготовления древнерусских кольчуг, после чего Ваня увидел сон, в котором они объехали чуть не весь мир на танке, он снова вспомнил о так нелепо погибшем пупсе. С тех пор уже давно растаял снег, и Ваня даже попросил бабушку как-то сводить его на то место, где некогда был сугроб, поглотивший «голыша», но они, конечно же, ничего не нашли, будто он растаял вместе со снегом.

Внимательно слушая дядя-Володин адаптированный пересказ романа Обручева «Плутония», Ваня вдруг подумал, что пупс тоже ведь мог или могла (он так и не решил мальчиком тот был или девочкой) попасть в какой-то другой мир, раз уж он так таинственно исчез. А значит, пройдя через кучу испытаний и пережив множество увлекательных приключений, «голыш» может однажды вернуться.

Вернуться он может, например, на том самом фанерном «МИГе», стоящем на детской площадке у них в саду. Ведь ни для кого не секрет, что когда всех малышей по вечерам разбирают родители, у игрушечных самолётов, пожарных машин и морских катеров начинается совсем другая, настоящая, жизнь. Так же и все домашние игрушки оживают, когда дети уходят в сад, и снова замирают, когда дети возвращаются домой.

Поэтому Ване казалось вполне логичным, что пупса где-то на днях наверняка можно будет обнаружить в носовой части фанерного «МИГа». Он поделился своими соображениями с дядей Володей, и тот горячо его поддержал. Более того, он немедленно так расписал достоинства «МИГа», что у мальчика не осталось никаких сомнений, что уж такой самолёт не подкачает даже в самом-пресамом другом мире, который только в мире же может существовать.

Однако, вопреки ожиданиям, в тот день пупс не вернулся. Зато Серёжка Селезнёв нечаянно ударил Ваню по голове ногой. И в тот же вечер дядя Валера подарил ему индейцев, которых специально купил для него в самОм ГДР.

38

Волосы Марты ласкал тёплый весенний сквозняк. Ресницы девушки бесшумно хлопали друг об друга, будто тайно аплодировали её беспокойным мыслям, а в её правой руке хаотично пульсировал член спящего экстрасенса.

«Какой он смешной!» — подумала Марта, глядя на его неподвижное, словно у трупа, лицо. «Хороший такой! В меру запутанный мальчик. Что же это он натворил, глупый, что теперь только я могу это исправить? Впрочем, я — женщина!» — тихо думалось ей.

Спать не хотелось. Курить тоже. Зато неожиданно захотелось писать, за что она была благодарна Богу ровно настолько, насколько может быть ему благодарен любой мучимый пограничной бессонной бессмыслицей человек в том случае, когда предвечный даёт ему повод занять себя чем-либо насущным.

После посещения уборной Марта всё же завернула на кухню, взяла сигарету и неторопливо выкурила её, высунувшись по пояс в окошко. Затем вернулась в спальню и снова легла рядом с Эйлером. Сотым чувством она поняла, что спит, когда догадалась, что это вовсе не ветер ласкает её левый сосок, а бесприютная душа Хелен.

— Здравствуй, сестричка… — прошептала Фортуна.

— Да. — молча кивнула Марта.

— Ты не бойся меня. Это всё ненадолго.

— Как ненадолго? — удивилась Марта.

— Как и всё остальное. Ты сама посуди, разве в этом мире что-то бывает надолго?

— Я… Я не знаю. — честно призналась Марта.

— Тогда просто верь мне. — попросила незримая Хелен и спустилась своей ласкою ниже.

— Что ты со мной делаешь? Ещё немного, и мне покажется, что я люблю тебя больше жизни! Но вдруг это будет моей ошибкой?

— Любовь никогда не ошибается! — твёрдым шёпотом сказала ей Хелен и коснулась своим тёплым весенним ветром клитора Марты, — Я люблю тебя! — прошептала она. И в этот миг Марта почувствовала, как где-то далеко-далеко внутри какой-то совершенно незнакомой ей женщины поднимается волна настолько сладкой натуги, в сравнении с которой любой из пережитых ею за всю жизнь оргазмов выглядел не большим удовольствием, чем утоление зуда в носу.

— Я согласна… — проговорила она одними губами.

Когда экстрасенс Эйлер проснулся, а случилось это, чтоб не соврать, в начале седьмого, то, что некогда было фрау Мартой, сказало ему:

— С добрым утром, Лео! У меня есть к тебе две претензии, и обе серьёзные. Во-первых, ты зря съел мой рот. Я думаю, тебе известно, что женщины этого не прощают. И уж конечно, тебе не следовало сжигать моё прежнее тело. Спору нет, вагины у меня раньше не было, и хотя та, что есть у меня теперь, и не первой свежести, я вам очень признательна. Будет повод — непременно опробую!

Эйлер молча хлопал глазами и чтоб не выдать внутреннего волнения, улыбался якобы сальной улыбкой.

— Для того, чтобы донести до тебя смысл второй моей претензии, — продолжала меж тем Алёнка, — мне придётся сперва открыть тебе кое на что глаза.

— Сделай милость, малышка! — попытался пошутить экстрасенс.

— Дело в том, что ты, мой дорогой, не один такой умный. Короче говоря, дома тебя ждёт сюрприз. Во-первых, я приготовила тебе твою любимую мрачную запеканку, а во-вторых… Во-вторых, сам увидишь. Я же, кажется, много раз предупреждала вас, мои умные яйца, я не из тех кукол, что прощают измены.

— Ты? — воскликнул Эйлер. — Я чего-то не понимаю!

— Вот и я об этом, мой милый! — сказало то, что некогда было Мартой.