Тихо, как тень - Франк Арнау

Сунув его в карман, осторожно вернул коробку на прежнее место, прикрыл её бумагой и поставил доску на место. Вернувшись к шкафу, взял коробку с помадой, отодвинул от двери стул, осторожно выглянул в коридор и вышел из комнаты. Замок едва слышно защелкнулся.

Торопливо прошагав пустой улицей, он сел за руль и помчался на Централь Стрит.

Гэйтски докладывал: Лоуэтт разыскал специалиста по телефонам, они подключились к номеру Паркер, подключили магнитофон и Лоуэтт разместился в затемненной кабинке привратника Поттера, который охотно пошел ему навстречу. Там он дождался прихода Эвелин. Но и потом, после того, как Эвелин поднялась в свои апартаменты, она никому не звонила, ей тоже. Аппарат молчал.

Бревер кивнул.

— В комнате на Генри Стрит жил Лавинио. Под окном, в тайнике между стеной и подоконником, он прятал свои запасы. Завтра утром наши эксперты как следует этим займутся, исследуют все следы, «кокс» заберут на анализ. Образец я принес, передайте им.

Он подал детективу маленький белый пакетик.

— В том, что вы получили в баре «Шанхай» оказался, по предварительным данным, кокаин, смешанный с глюкозой. Подробное заключение придет утром.

Бревер взглянул на часы.

— Три часа двадцать минут! Скоро пора будет в постель! Сэрдж уже отозвался? А Слоун?

— Только доложил, что на месте. В «Шанхае» по-прежнему полно народу, как будто ничего не случилось. Мосилли несколько раз звонил, это и все. Сэрдж видел Паркер, как она ехала мимо в нашей машине. Потом водитель доложил ему, что Эвелин пересела в другую машину. Сунула ему два доллара, он хотел их вернуть, но не догнал. Хочет эти два доллара сдать.

— Благотворительный взнос торговки наркотиками? — Старший инспектор зевнул. — Передайте все ночной смене. Если позвонят наши, скажите, пусть идут спать. И побыстрее. Продолжим утром в девять. Надеюсь, до того времени нам что-нибудь даст телефон Эвелин. Потом займемся Макаллистером. Он, разумеется, знает, что Лирбоди никогда не заявит на него и Эвелин из-за шантажа, но попугать его немного можно. Этого будет достаточно, чтобы развязать ему язык. И ещё я бы завтра хотел кое о чем спросить Коэна-Каннингса. При его полицейском реестре постарается избежать обострения отношений с нами. И, боясь оказаться замешанным в деле об убийстве, может кое-что нам продать — кое-что полезное. А теперь — доброй ночи!

Бревер поехал домой. Убедился, что, усевшись за руль, забывает обо всем, связанном со службой. Обо всем! По дороге он собирался расслабиться. Но от мыслей об убийстве Лавинио избавиться ему не удалось. Входя в дом родителей, который ещё оставался его настоящим домом, он все же постарался оставить свою должность на улице. Осторожно, стараясь не шуметь, поднялся к себе. Но в голове его все равно вертелись «Саванна» и привратник Поттер, Бэлдон и Лирбоди, бар «Шанхай» и Эвелин Паркер — он думал о чем угодно, но все оказывалось связанным с убийством.

Устало взглянув на будильник, он вспомнил анекдот о мужчине, который мог получить миллион, при условии думать о чем угодно, только не о белых слонах.

Бревер уснул, пересчитывая своих белых слонов.

Последнее слово

Эвелин Паркер включила стартер и с места нажала на газ. Рада была, что наконец-то избавилась от полиции. Водитель, который отвез её на Кристофер Стрит, на первый взгляд был вполне симпатичным молодым человеком и те два доллара она дала ему с удовольствием. Потому она поспешно и уехала, чтобы он не мог их вернуть. Она с удовольствием вспомнила, что на заднем сидении своей машины этот парень найдет почти полную бутылку виски. Но что с того полицейский останется полицейским.

Стремительно проносясь по Седьмой Авеню, она продумывала каждый шаг, который ей предстоял, обдумывала любые возможности, формулировала в душе каждую фразу. И сквозь нервную дрожь она чувствовала приятное веселье при мысли, что старший инспектор Бревер сам дал ей в руки козырь — понятия не имея об этом.

И сделал он это тогда, когда говорил о четырнадцати свидетелях алиби Гарвика. У неё словно пелена спала с глаз. Четырнадцать человек могли подтвердить, что Гарвик в критический отрезок времени, когда произошло убийство, не покидал квартиры. И все были уверены в правильности этих показаний. Но в веселой компании с выпивкой и танцами будет незаметно, если кто на несколько минут исчезнет. А несколько минут вполне достаточно для убийства.

Алиби Джеймса Гарвика было стопроцентным. Но Эвелин паркер могла его легко, очень легко опровергнуть.

В воскресенье у неё до позднего вечера был Макаллистер. Квартиру он покинул через черный ход, спустился служебным лифтом и незаметно вышел через гараж. Поттеру ни к чему было знать о каждом госте, которого она принимает и который поздно уходит. Макаллистер, с которым она условилась на следующий вечер, снова позвонил ей после полуночи. Отменил встречу, потому что ему зачем-то понадобилось уехать в Чикаго. Обещал позвонить в пятницу, как только вернется. Мимоходом упомянул о том, что чуть не переехал их общего знакомого Джеймса Гарвика, который в ужасной спешке перебегал дорогу перед его машиной. Он даже подумал, что тот нес гостям новые запасы алкоголя.

Об этой реплике Макаллистера Эвелин забыла. Она выглядела совсем несущественной. Ничего особенного — гости на десятом этаже пили от души, бутылки могли быстро опустеть и хозяину дома пришлось бежать за новыми. В ту ночь она не знала об убийстве. А когда узнала, уже забыла о звонке Макаллистера.

Только когда Бревер заговорил о стопроцентном алиби Гарвика, до неё дошло значение слов Макаллистера. Джеймс Гарвик вышел из квартиры именно в то время, когда произошло убийство. И она, Эвелин Паркер, это знает: человек, которого Бревер не подозревает из-за абсолютного алиби, — этого человека во время убийства не было дома. Пусть это были даже минуты. Может быть, Гарвик и вправду выскочил на минутку, чтобы добрать бутылок. Но если вдруг полиция бы заподозрила, что четырнадцать свидетелей не говорят правду, Гарвику грозил бы такой допрос, что не позавидуешь.

И Эвелин Паркер знала, что Гарвик, конечно, вышел не за бутылкой виски, — зачем тогда ему это скрывать, этим можно бы даже похвастаться. А знай об этом его гости, рассказал бы и полиции. Значит, у Гарвика были причины куда важнее, чтобы покинуть гостей. Тайно и впопыхах. Иначе ведь на Бродвей он мог отправиться и после ухода гостей. Но в час ночи О'Брайен запирал ворота гаража. Каждый, кто входил или выходил из дома после часа, должен был пройти мимо сторожа или мимо Поттера. И никто уже не мог попасть в «Саванну» незаметно. Если же Гарвик рискнул оставить своих гостей, значит ему нужно было незаметно попасть на Бродвей и незаметно вернуться. Для этого нужна была чертовски серьезная причина! А что может быть серьезнее, чем убийство? — или желание его скрыть? Эвелин не знала истинных причин такого поведения Гарвика, но главное ей было ясно. Если бы она заговорила, алиби Гарвика рассыпалось бы.

На Бродвее она сбавила ход.

То, что ей известно, можно обратить в деньги. И выгодно, очень выгодно. Притом ей даже не придется рассказывать Гарвику о звонке Макаллистера. Можно спокойно заявить, что она видела сама, как он не оглядываясь мчится через Бродвей. И что она готова молчать, если…

Вопрос был в том, как высоко оценить свое молчание. Когда Макаллистер вернется из Чикаго, ему может прийти в голову та же идея, если только подробности убийства не уйдут до той поры настолько в прошлое, что он и не оценит значение своей встречи с Гарвиком. Но если только Макаллистер сообразит, то, разумеется, заявится к Гарвику за своей долей.

Она свернула направо, на Вестэнд Авеню, миновала «Саванну» и въехала в гараж.

— Добрый вечер, мисс Паркер, — поздоровался О'Брайен своим глуховатым голосом. — Сегодня чудный день, довольно тепло для этого времени года.

Она тоже поздоровалась и отдала ему машину.

— Можете поставить подальше, завтра я встану поздно.

— Разумеется, мисс Паркер. Вас проводить к лифту, или…

— Спасибо, — торопливо сказала она, — я хочу ещё спросить Поттера, нет ли для меня почты.

Привратник вежливо с ней поздоровался, сообщил, что почты для неё нет и поспешил распахнуть дверь лифта. Нажал кнопку восьмого этажа и снял фуражку.

Выйдя на своем этаже, она отослала лифт обратно.

Подождала. Повсюду было тихо.

Она взбежала по лестнице на десятый этаж, остановилась, затаив дыхание у двери Гарвика и прислушалась.

Потом положила палец на кнопку звонка. Кровь усиленно бурлила в её жилах. Она чувствовала, как стучит в висках.

До неё донесся звонок. На пороге появилась тонкая полоска света. Напряженный слух уловил мягкие шаги. Гарвик ещё не спит?

— Кто там? — спросил его голос.

— Я… Эвелин.

Все снова стихло. Потом дверь медленно открылась.