Орниф, или Сквозной ветерок - Жан Ануй

Орнифль. Какой еще старик? По-моему, со вчерашнего дня я помолодел лет на десять!

Мадемуазель Сюпо(с улыбкой). Просто образное сравнение! Вы правы: ни Маштю, ни эта потаскушка не стоят того, чтобы вы пошевелили для них пальцем. Пусть спариваются, как скоты. Не велика важность!

Орнифль (назидательно подняв кверху палец). Ошибаетесь, очень даже велика! Это избавит меня от визита еще одного болвана, который через двадцать лет задумал бы меня убить. А что, те двое все еще в будуаре?

Мадемуазель Сюпо. Да. Позвать их? Хотя минуту назад они еще спали.

Орнифль (таинственно). Я сам позову. (Вдруг передумав.) Впрочем, нет. Ступайте лучше вы. Но разбудите только Маргариту. Скажите, что я хочу поговорить с ней с глазу на глаз.

Мадемуазель Сюпо выходит. Распахнув окно, Орнифлъ вдыхает утренний воздух. Всходит солнце. Издалека доносятся голоса питомцев семинарии. Они поют:

О, где ты, Спаситель?Ты скрылся, увы!

Орнифль (тихо). Как хорошо по утрам! Ты еще не накурился. И не успел слишком много выпить. И ты совсем чист. Можно грешить со свежими силами… (Причесывается перед зеркалом, опрыскивает себя духами, слегка оправляет постель и ложится, изображая больного. Вдруг, не устояв перед соблазном, закутывает голову в кружевной пододеяльник и насмешливо, словно волк из сказки о «Красной шапочке», переодетый бабушкой, рычит.) «Чтобы лучше съесть тебя, дитя мое!» (Заслышав шум, откидывается на подушку и, лежит, с ангельским видом, отстукивая пальцами такт псалма.)

Входит мадемуазель Сюпо и, заметив, что он слушает пение детей, умиляется.

Мадемуазель Сюпо (тихо). Теперь уж не важно, что я уродлива!

Орнифль. О чем вы?

Мадемуазель Сюпо. Девушка сейчас придет. Она поправляет прическу.

Входит Маргарита, она еще прелестней прежнего.

Орнифль (с легкой, чуть усталой и отчужденной улыбкой). Маргарита, детка моя, как отрадно, что сегодня вы так прелестны! Глядя на вас, я снова верую в жизнь! (Вдруг кричит, обернувшись к мадемуазель Сюпо.) Да закройте же, наконец, окно! Эти олухи так орут — своего голоса не слышно! (Знаком приказывает ей уйти.)

Мадемуазель Сюпо, и без того с ужасом взиравшая на Маргариту, закрывает окно и уходит, терзаемая страшным предчувствием.

(Нечаянно сбившийся с роли, снова входит в образ больного, но старается при этом не переигрывать.) Маргарита, детка моя, на мою беду, профессор Галопен, крупнейший кардиолог Европы — он только что вышел из этой комнаты с моим лечащим врачом — полностью подтвердил диагноз, поставленный Фабрисом: перемежающаяся тахикардия, митральная атония и прочее. Иными словами, все точь-в-точь, как сказал наш милый мальчик. Скоротечная форма болезни Бишопа, которую он распознал с первого взгляда. Молодчина Фабрис!

Маргарита (радостно улыбаясь). Да. Я всегда знала, что Фабрису суждено стать великим врачом!

Орнифль (лицемерно). Милый мальчик. Да, теперь уже можно не сомневаться. Он будет великим врачом. (Сдержанно; при этом глаза его слегка затуманиваются.) К сожалению, я уже не смогу порадоваться его триумфу.

Маргарита (порывисто кладет свою ладонь на его руку). Знаете, самый лучший врач может ошибиться…

Орнифль (поглаживая ее руку). Вы славная девушка… Но, увы, он не ошибся. У него верный глаз. Это редко встречается. Когда я сказал профессору Галопену, что Фабрис всего лишь на третьем курсе, тот просто остолбенел! Хотел во что бы то ни стало его поздравить! Я заглянул к вам в комнату сквозь стеклянную дверь. Увидел, что вы оба еще спите. Я не решился вас разбудить.

Маргарита (огорченно). О, надо было нас разбудить! Фабрис был бы так горд!

Орнифль (с тайным намеком). Вы лежали на диване, так мило обнявшись. Я не посмел войти.

Маргарита (вдруг залившись румянцем). Мы с Фабрисом теперь муж и жена.

Орнифль (лицемерно). Почему вы краснеете? Вы оба хороши собой, вам по двадцать лет, и вы любите друг друга. На мой взгляд, ничего другого от вас не требуется.

Маргарита. Мы и так долго ждали из-за моего отца. А тут вдруг Фабрис придумал, что должен убить своего! Ну просто конца не видно! Вот мы и решили сначала пожениться, а повенчаться уж после убийства.

Орнифль (глядя на нее, мягко). Ну зачем же все время краснеть? Это даже очень хорошо, что вы думаете о себе. Кто сказал вам, что это плохо? Фабрис, конечно? Но если мы сами не станем думать о себе, кто же тогда о нас подумает? Поселив нас на этой земле, господь бог возложил на нас множество забот и, в частности, заботу о нашем собственном благе. Провидение — это мы сами. Не надо об этом забывать. (Вдруг другим тоном, более таинственным.) Маргарита, я хотел бы вступить с вами в заговор…

Маргарита (недоверчиво). Какой заговор? Хоть мы и ссоримся без конца, но я всегда все рассказываю Фабрису.

Орнифль (лицемерно). И отлично! Еще не хватало от него что-то скрывать!.. (Вздыхает.) Но если это для его же блага… Вы же знаете, какой он тугодум… Я хочу, чтобы вы помогли мне его убедить…

Маргарита. В чем я должна его убедить? Почему вы не скажете без обиняков, в чем дело?

Орнифль (с неотразимым видом несчастного мальчугана). Я так боюсь, что вы мне откажете… (Вдруг словно принимает отчаянное решение; утопая в подушках, почему-то зябко кутается в плед.) Так вот. Врачи, обследовавшие меня, категорически заявили: отныне моя болезнь — это балансирование на краю пропасти. Но отпущенный мне срок может быть продлен, если мне повезет, и при надлежащем уходе… Здесь не столько важен режим, сколько постоянное наблюдение врача… Скажем прямо: если случится приступ, мою жизнь спасет только мгновенный укол. Как было сегодня ночью; врачи сказали, что Фабрис попросту вырвал меня из объятий смерти. Они потрясены его профессиональным навыком. И к тому же он мой сын, хотя об этом мы и не говорили. Короче, мы подумали — эта идея, впрочем, принадлежит профессору Галопену, — что для меня лучше всего оставаться под наблюдением Фабриса. Мне надо отрешиться от всех забот и уехать. На Юг, понятно: южный климат мне показан да и самому хочется тепла. Убедите Фабриса взять на себя заботу обо мне, и поедем втроем. (Улыбаясь.) Наверно, это нетрудно, достаточно заговорить с нашим птенчиком о долге…

Маргарита. А как же с его занятиями? Он ведь еще не все экзамены сдал.

Орнифль. Мы с Галопеном и об этом подумали. У Маштю, знаете ли, есть имение — в Провансе, неподалеку от Экса, и он с радостью меня приютит… А в Эксе прославленный медицинский факультет, о котором профессор отзывается чрезвычайно лестно. Фабрис поступит на этот факультет, чтобы закончить там свое образование, и сможет также ухаживать за больным отцом. К тому же ведь вам надо провести целый год вдали от папаши Пилу, пока вы не достигнете совершеннолетия. По-моему, это будет идеальный выход. (Вздыхает, снова прикидываясь больным.) А вообще-то, вы и сами понимаете, все это, увы, ненадолго…

Маргарита (после небольшой паузы, недоверчиво). А я? Какую роль вы отводите мне?

Орнифль (с обаянием истинного поэта). Вы скрасите мое существование. Вы будете моей радостью, моим цветком… Девушка, которую мне не довелось узнать, придет ко мне в облике моей милой невестки… Нежность и целомудрие — вот чего мне не хватает, как воздуха. Да, я мечтаю о роли отца! Я так и вижу себя на прогулке — в панаме, может быть, даже с палкой!..

Маргарита (невольно восклицает). О нет!..

Орнифль (в восторге от ее порыва, уже заметно бодрее). Да, вы правы! Пожалуй, я помолодею лет на десять. А очень скоро и на все двадцать. И стану тогда вашим ровесником. Увидите, это будет чудесно! Вдвоем мы объездим окрестности Экса, осмотрим все сезанновские места, в то время как Фабрис — он ведь равнодушен к современной живописи — будет заниматься на факультете. Разок-другой мы, может, даже выберемся на Лазурный берег, пообедаем в каком-нибудь шикарном ресторане и потанцуем. Почему бы и нет. Если, конечно, мне позволят врачи. Я ведь хорошо танцую.

Маргарита (со вздохом). Фабрис не любит, когда я танцую.