Убийственно хорош (СИ) - Стрельна Саша

— Постой, постой. Объясни толком.

— Он стал монахом и уже много лет живет в Старотищенской обители молчальников. Увидеться тебе с ним нельзя — устав строг, а вот написать можно. Если захочешь.

— Вот ведь…

— Да. Я ездила к нему последний раз года два назад. Заматерел, плечищи пудовые, а лицо, знаешь, какое-то детское. Из-за глаз, что ли?

— Значит, тебе все-таки разрешают видеть его?

— Упросила. Еще давно. Натку маленькую привозила, чтобы разжалобить.

— Натку?

— Ох! — я схватилась за свою сумку и вытащила бумажник, в котором всегда возила с собой фотографии детей. — Вот она. Правда, похожа чем-то?

— Да-а. Неужто его?

— Я не лежала в больнице с нервишками, Слава.

— Понятно… А этот сорванец чей? Тоже твой?

— Мой, мой. Вася. Ему девять. А Наташе недавно двадцать исполнилось. Невеста.

— Красавица.

Я с любовью взглянула на фотографии. И пожалела, что у меня нет снимка Ивана. Мне его не хватало. То есть снимки-то были, но того, кто их делал, явно больше лица интересовали другие части тела. Сволочь!

Остальной вечер прошел без сюрпризов. Я познакомилась с женой и уже взрослыми детьми Славы Ильченко. Как смогла, объяснила симпатичной круглощекой тезке — его супруге, свое поведение в курилке, которому она оказалась свидетельницей, а потом в приливе откровенности поделилась с ней и некоторыми другими сложными моментами своей непутевой жизни. Опомнилась только, когда ночь перевалила за середку. Ложиться спать в это время было для меня практически нормой, а вот благожелательные хозяева мои уже с трудом прятали зевки. Еще бы! Подъем в армии, как известно, один на всех — шесть часов утра! Мне, кстати, предстояло встать еще раньше, чтобы к побудке уже стоять наготове возле камеры.

Следующий день прошел строго подчиненный армейскому распорядку. На завтра были запланированы интервью с городским начальством, которое тоже приняло определенное участие в судьбах современных «сынов полка». Это было скучно, но необходимо.

Геннадий Иннокентьевич Сидоров — глава местной администрации — был в кабинете не один, когда секретарша пригласила меня. Напротив стола, из-за которого мне навстречу поднялся хозяин кабинета, в глубоком кресле вальяжно развалился невысокий плотный человек совершенно определенной наружности.

Почему-то бандиты — столичные ли это авторитеты, провинциальные ли братки — имеют какое-то неясное, но вполне уловимое сходство. Не хотелось бы в данном случае говорить о родстве души — как-то цинично, но чем иначе-то объяснить? Так вот, гость, чувствовавший себя в этом властном кабинете, как на своей кухне, принадлежал именно к этой категории. Впрочем, меня это не касалось никаким боком, поэтому, вежливо улыбнувшись на его приветствие, я больше не забивала себе им голову.

Но, как оказалось, напрасно, потому что у него-то были как раз совсем иные намерения касательно меня. По завершении двадцатиминутного интервью с Сидоровым, из которого в эфир я собиралась взять от силы секунд десять, Сергей Петренко, бизнесмен (так он отрекомендовался при знакомстве), начал более чем настойчиво приглашать меня и, конечно же, моих коллег — жест в сторону навостривших уши мужиков — на свою «фазенду».

— Прямо на берегу стоит. Порыбачим, отдохнем. Будет чего после поездки вспомнить. Я пришлю за вами машину.

Желание похвастаться потом в кругу своих корешей знакомством с известной столичной журналюжкой было понятным и вполне достойным оправданием его настойчивости. Глядя на оператора и админа, я полностью отдавала себе отчет, что они не поймут моего отказа, и оставшийся командировочный день превратится для меня в настоящий ад. Скрепя сердце, я согласилась. Тем более что и подоспевший хозяин кабинета поддержал приглашение бизнесмена Петренки, расписывая в самых радужных тонах красоту мест и количество рыбы, ловить которую, кстати, я просто-таки терпеть не могла.

Вот так и получилось, что вскоре после обеда мы удобно расположились на мягких сиденьях большого и комфортабельного внедорожника, за рулем которого сидела увеличенная копия Петренки, у которой лоб получился поуже, а плечи пошире образчика. Фазенда оказалась довольно далеко даже по московским меркам, но действительно впечатляла. Огромный бревенчатый дом на самом берегу величественной Лены. У собственного причала шикарный, явно скоростной катер, несколько водных мотоциклов и скутеров. Высоченный забор с колючкой по периметру, сторожевая вышка. Просто-таки зона… гм… зона благоденствия.

Нам всем отвели комнаты, потом более чем плотно накормили, напоили и предложили отдохнуть. Надо сказать, постель манила. Я со счастливым вздохом утонула в ее пуховых глубинах и прикрыла глаза. Сколько я так пролежала где-то между сном и явью — бог знает. Но настоящий, глубокий сон почему-то не шел. Покрутившись еще, я смирилась с глупостью собственного организма и встала. От безделья посидела перед зеркалом, потом попыталась поглазеть в окно, но на дворе было уже почти совсем темно, и я увидела опять-таки лишь собственное отражение вместо речных просторов. Наконец плюхнулась на диван перед телевизором.

Местный канал был довольно убогим, но я все равно смотрела, тем более что в новостях показали сюжет о приезде столичных корреспондентов, а попутно еще и о почине, который взяла на себя местная военная часть, решившая по-своему бороться с детской беспризорностью. Выпуск завершился чем-то вроде теле-некролога. Разные люди с теплом говорили о трагически ушедшей из жизни молодой женщине, талантливом враче местной больницы, верной супруге и матери двоих детей…

А потом в кадре возникла ее фотография…

Боже! На меня печально и как-то устало смотрела Анна. Та самая Анна, которую я всего пару дней назад видела на ФСБшных фотографиях в объятиях Ивана… Да! Анна Сергеевна Суркова.

Ведущая в кадре продолжала вещать, сообщая подробности: тело нашли ниже по течению, сердце… Но я на нее уже не смотрела, во все глаза уставившись на заставку у нее за спиной: «Новости Энска».

«Ну что же я за идиотка! Дура! Кретинка! Ведь Ванечка же говорил — Энск, а я-то пропустила мимо ушей! Ведь именно в Энской больничке он пришел в себя, именно в этом городе провел два первых, если можно так сказать, года своей четырехлетней жизни. Дядя Веня сказал не делать глупостей и сидеть тихо. И что тут же делаю я, балда непробиваемая? Еду в Энск. Нарочно такого не придумаешь! Они, конечно же, решат, что я поехала что-то вынюхивать и… Господи, смилуйся надо мной! Говорят, ты всегда покровительствуешь убогим!»

И потом: «Она умерла. Утонула. Или утопили?»

Глава 19

Я вскочила на ноги и метнулась к дверям комнаты. Не знаю, что, собственно, я собиралась делать, когда в полубезумном состоянии кралась по неярко освещенному коридору, но именно в результате этого, казалось, совершенно бессмысленного действия услышала то, что, возможно, и спасло мою никчемную жизнь.

— Постелька там мягкая, широкая. На всех хватит! — Голос незнакомый, но такой мерзкий, что меня передернуло.

— Как думаешь, она еще спит? Не пора нам дамочку навестить?

— Что, не терпится попробовать столичную штучку? — это уже третий.

В ответ заржали, и мне показалось, что на милую шуточку откликнулась, по крайней мере, рота. По краю света, падавшего из открытых дверей комнаты, в которой и велся разговор, почти не дыша, я выбралась в коридор, ведущий к крыльцу. К счастью, никто по дороге мне не повстречался, и дверь оказалась не заперта. Когда я уже оказалась на улице, в доме послышалось движение — братва двинулась на дело. Я шагнула в сторону и замерла. Куда теперь? Вокруг забор. За ним лес на многие и многие километры, впереди река. Катера! Быть может…

Наверху распахнулось окно, и сноп света упал прямо на меня.

— Вот она, мать ее всяко и разно!

Это прозвучало для меня, как «Ату ее!» для лисицы. Не чуя под собой ног, я кинулась туда, где у пристани уютно покачивался большой белый катер. Он сразу, еще когда Петренка проводил экскурсию по местным «достопримечательностям», привлек мое внимание наличием обычного руля, педали газа и замка зажигания, в котором приглашающе покачивался брелок…