Развод. Тот, кто меня предал (СИ) - Черничная Даша

Глава 24. На удачу

— Так и будешь скакать как кенгуру? Ты же в курсе, для чего тебе две ноги? — Мирон спрашивает даже как-то равнодушно, что-ли.

А я, недовольно глянув на него, скачу на одной ноге в туалет. Парадокс — но я привыкла передвигаться вот так. Прыгаю словно заяц и поджимаю к груди больную руку.

Игнорирую его выпады. В конце концов, я больная женщина и имею права на свои страдания.

Из туалета выпрыгиваю, скачу вдоль стеночки и плюхаюсь на диван. Откровенно говоря, мне и самой надоели эти поскакушки.

— Ты куда? — спрашиваю Мирона, который стоит в дверях и надевает на себя пальто.

Выглядит роскошно. Подстригся, небрежная борода красиво оформлена, на рубашку больно смотреть, настолько она бела. Костюм — один из лучших, сшит на заказ у европейского портного.

Я приближаюсь к Мирону, становлюсь близко, опираюсь плечом на стену.

— Важный день? — не дождавшись ответа на первый вопрос, спрашиваю еще раз.

— Сегодня в администрации будут решать судьбу важного тендера на строительство новой краевой больницы.

Я не особо осведомлена о работе бывшего мужа, но это звучит круто.

— Переживаешь? — могла бы и не спрашивать.

За несколько лет брака я научилась узнавать, когда муж переживает. Когда счастлив, расстроен, зол. Или когда врет мне.

— Да, — серьезно отвечает он и хмурится. — У меня мутный противник, от которого я не знаю чего ожидать.

— Ты выиграешь, я верю в это, — говорю уверенно, хрен знает почему.

Мирон проводит руками по пальто, смахивая невидимые пылинки. Мы замираем друг напротив друга. Я рассматриваю его темные радужки, в которых блестит мое бледное отражение. Бывший муж делает шаг вперед, стирая последнюю границу между нами, плотно оплетает меня обеими руками за талию, прижимает к себе и говорит тихо:

— А я верю в то, что совсем скоро тебе надоест себя жалеть.

Внутри все забытые чувства начинают семафорить с новой силой. Меня, как крепко стянутый клубок, разматывает от горячих рук бывшего мужа. А когда его губы касаются моих, я взлетаю и одновременно падаю и разбиваюсь насмерть.

Я не понимаю этих чувств. Всего намешано слишком много, я запуталась.

Он целует надрывно, спешно, как будто где-то совсем рядом самолет, который должен увезти меня навсегда, и Мирон выхватывает последние крупицы тепла, на которое больше не имеет права.

Он кусает мою губу, оттягивает ее, а после запускает свой язык мне в рот и переплетает с моим. Мне хорошо, я не хочу, чтобы он уходил. Хочу как сейчас — стоять посреди прихожей и целоваться, будто это последний поцелуй в жизни.

Я бы желала, чтобы этот момент замер и повторялся на репите. Раньше мы никогда не целовались вот так. У нас были долгие поцелуи людей, которым некуда спешить, которые знают: завтра нас ждет такой же поцелуй. Не будет голода и жажды. Будет сладкая нега, которая протянется с утра до самой ночи.

Сейчас мой муж умирает от жажды, пьет меня, как будто он путник, целую жизнь идущий по пустыне и наконец нашедший свой оазис. Он ненасытен, ласки его языка будоражат мысли, тело, распаляют кровь.

Толкает меня к стене, не разрывая поцелуя, и спускается влажными губами по шее, лижет, кусает. Я расставляю ноги, чтобы ему было удобнее разместиться между ними. Чувствую его каменное возбуждение. В руках непрекращающийся зуд — мне, как дикой самке, хочется опустить руку и прикоснуться к члену Мирона, но я хватаюсь за его шею и впиваюсь в нее ногтями, даже не чувствуя боли в поврежденной руке.

Держусь за него крепко, потому что больше не за кого, он один — спаситель.

Тот, кто разрушает и одновременно тот, кто спасает.

Мирон отстраняется первым, проводит рукой по моим волосам, пытаясь пригладить их, но куда там. Я распалена, легкий свитер висит на моих плечах, едва ли не оголяя грудь, между ног тянет сладкой болью.

Бывший муж рассматривает меня голодным, звериным взглядом, убирает руки и отступает на шаг.

— На удачу, — произносит он, улыбаясь, и уходит.

Я скатываюсь по стене на пол и дрожащими руками прикрываю глаза. На губах горький вкус нашего поцелуя, а по телу расползается сладость. Сижу так на полу, пока в руках не проходит тремор, и поднимаю себя.

Он сказал, что верит в меня. Я сама в себя не верю, а он в меня — да.

Встаю на ноги и иду. Иду, не прыгаю. Шаги даются с болью, но я делаю это. Чувствую себя новорожденным ребенком, но через силу, со злостью, шагаю, держась за стену. Захожу в гостиную и смотрю на диван, на котором провела несколько недель. На нем остались очертания моего тела. Меня ужасает это наблюдение.

А мама? Когда я разговаривала с матерью в последний раз? Пару дней назад, точно. Или три? Или пять?

А с Аленой? Стоп. У меня же работа. Гипс сняли, значит, больничный тоже закрыли? Всем этим занимался Мирон.

Нахожу телефон и набираю начальницу, которая удивленно сообщает мне, что Мирон держит с ней связь, а больничный у меня еще открыт и меня вообще не ждут. Советует отдыхать и возвращаться с новыми силами.

Следующий звонок взволнованной матери, которую я уговариваю успокоиться и объясняю, что я в полном порядке.

Напоследок оставляю разговор с подругой, но Алена звонит сама, едва я кладу трубку после разговора с мамой.

Глава 25. Принц

— Ты как, Гош? — голос у Аленки настороженный, но я не могу винить подругу.

— Ощущения, будто я проспала полжизни, а сейчас отошла от долгого сна, — говорю растерянно, словно реально проснулась в другом веке и теперь не знаю, что делать.

— Надеюсь, разбудил тебя поцелуй прекрасного принца? — Аленка смеется, а мне не до смеха.

Я замолкаю, потому что не знаю, что ответить подруге, — ведь она даже не догадываются, насколько оказалась права.

— Рит? — спрашивает с тревогой.

— Мы… мы с Мироном… мы да, целовались, — не могу собрать слова в нормальное предложение.

— И?.. — Алена по-прежнему насторожена.

— И… И ничего, Ален. Просто поцеловались, и все.

— Тебе понравилось?

— Нам что, по пятнадцать лет? Что за вопросы? — я начинаю нервничать.

— Можешь ответить? — давит на меня подруга.

— Да, Алена, понравилось. Но что это дает? Неужели ты думаешь, что один поцелуй разрушит все то дерьмо, которое было между нами?

— Ну, примерно на это я и надеялась, — Аленка вздыхает.

— Ты что же, переметнулась на его сторону, подруга? — ахаю я.

— Рит, ты не подумай, Мирон — козел, и все такое. И я совсем не оправдываю его предательство. Он грешен: своей похотью уничтожил ваш брак. Но, во-первых, кто из нас не грешен? А во-вторых, грех можно искупить. Мне кажется, именно этим и занимается Мирон.

— Он заставляет меня готовить еду! Выгоняет на улицу, чтобы я бродила вокруг дома как собака! Притащил одежду на пуговицах и молниях — чтобы мучилась со своей рукой, ведь знает же, как мне тяжело с мелкими деталями!

Алена на том конце провода начинает смеяться:

— Да он просто-напросто тиран!

— Вот именно!

— Гош, а если серьезно, он ведь правда любит тебя, старается. Отчитывается о твоем состоянии чуть ли не каждый час: перед твоей начальницей, родителями, даже передо мной! Коршуном над тобой парит, не подпускает никого, чтобы было так, как хочешь ты. Женщина, которая сбила тебя… Ты не знаешь, но ее размотали по полной. Там нарушений чуть ли не на пятнадцать лет собралось.

Глотаю плотный ком в горле.

— Такая странная любовь, — бормочу тихо.

— Не все истории любви похожи на сказку, — Алена произносит слова отстраненно, как будто эта фраза относится вовсе не к нам с Мироном.

— Наша была похожа, — говорю и выдавливаю из себя грустную улыбку.

— Была, Гош, была. А вот теперь начинается реальная жизнь, но оно и к лучшему. Хватит с нас сказок, от них только глупые розовые фантазии, которые никогда не сбываются, — подруга выплевывает это все со злостью.