Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ) - Кисель Елена Владимировна

Грызи грызёт яблоко – достала из вазы на столике. Вид у неё такой, будто до неё доходит каждое второе слово.

– Там написано, как их размножают? К которому из двух разводчиков обращаются?

Ясно же, что к Коэгу. Не так давно имели дела с геральдионами – как раз к нему и мотались в Ирмелей.

– Разводчик… нет, не указан, – щурится Рыцарь Морковка. – Тут только даты… э-э-э…

– Случек.

Янист порождает новый сорт румянца: малиново-морковный.

– И есть родовое древо… тут указаны имена… ну…

– Самок.

– Это я и собирался сказать, – обижается недоженишок. – Тут ещё описывается, что они каждый раз выбирают, чтобы самка была тоже, знаете, крупной, белой, пушистой, чтобы получился настоящий…

– Орэйг, – подытоживаю я. – Похожий на папочку. Родовые традиции, чистая кровь.

Морковка кидает смурной взгляд из-под темно-рыжих бровей.

– Я только не совсем понимаю – что значат эти записи о единственном потомке по традиции.

Грызи задумчиво всматривается в яблоко.

– Это значит, что если после спаривания рождается несколько геральдионов, и один из них подходит по внешнему виду – остальные уничтожаются.

– Как с тхиорами?

– Нет, обязательно под надзором кого-то из семьи или доверенного лица. Чтобы потомство от этого геральдиона никому не могло достаться. Так обычно поступают при королевских дворах, кстати.

Морковка захлопывает книгу.

– Но это же как-то…

Поднимаю ладонь – тихо. Принцесска послушно давится возмущением, Грызи поднимает брови. Геральдион Орэйг почёсывается – ему плевать на шаги, которые доносятся из коридора.

Лёгкие, медленные, неуверенные. Женские.

– Можно?

Жёнушка младшего сыночка Линешент. Закутанная в сизо-серую шаль по самые уши. Круглая и малость одутловатая из-за беременности.

– Я не помешаю, нет? Я иногда прихожу сюда посидеть по ночам. Здесь теплее, чем в спальне, и вода, и зелень.

Голос у неё тихий, воркующий – Голубица. Порхает на пуф с подушечками у фонтана, улыбается виновато:

– Муж часто с отцом и братьями засиживается в кабинетах, решают дела. А мне в замке не по себе одной. Тут… знаете, болота, коридоры эти. И все так смотрят, даже слуги. И совсем не с кем поговорить. А мне про Вейгорд так интересно, там же море… я прямо обрадовалась, когда вас увидела. Я, наверное, кажусь вам неотёсанной, да? Ой, и я сама из Айлора, это же ничего?

Кожа у неё смугловатая, глаза и волосы – чёрные. Улыбка мягкая и малость виноватая. Рыцарь Морковка прямо тает.

– Госпожа Линешент…

– Мелейя, – умоляет Голубица. – Тут так много церемоний вокруг. А я к ним не привыкла, я не из аристократии. У папы были свободные взгляды.

– У вашего отца? А как тогда…

Голубица рада рассказать – похоже, ей остро не хватало слушателей. Для истории о том, как это дочка магната выскочила замуж за аристократа первого уровня. Слушаю краем уха про поместье в Айлоре, про папочку, который разбогател ещё до Плесневого Мора на тканях и нарядах, из простого торговца вырос в магната такого уровня, что был на свадьбе Эвальда Шеннетского.

– Во время Плесневого Мора мама умерла, я её почти не помню… а папа всё время проводил со мной, он не торопил меня замуж, говорил: ты выйди за того, кого полюбишь, я только хочу, чтобы моя звездочка счастлива была… он звездочкой меня звал… А потом, когда папа умер, было много предложений. Ну, я уже была перестарок, двадцать семь лет, а внешность, видите, тоже, не очень, зато папа же оставил мне всё состояние. А Джио как-то приехал просто из-за векселей, он хлопотал о делах семьи. И мы… много разговаривали, и потом он сделал мне предложение. Я сначала думала: это же Линешенты, понимаете, герб, дом, кровь… но он был таким усталым, печальным. И я решила быть с ним.

Прямо-таки расцветает, когда говорит о муже. Всё-всё готова описать: и как ухаживал, как готовились к свадьбе, сколько было гостей… Морковка слушает с образцовым вниманием, всем видом гласит: «Гляди, как бывает!»

Угу. Знаю я, как бывает. Когда аристократы в долгах – бывает, женят младших сыновей на богатых, но незнатных девушках. Только вот сыновья быстро вдовеют – ещё до первых наследников.

Грызи, похоже, думает о том же, потому что спрашивает:

– А Линешенты не были против брака?

– Скрепя сердце меня приняли, – вздыхает Голубица, теребя шаль. – Были, конечно, любезны, но давали понять, что я не одна из них. Особенно сёстры Джио. И жёны его братьев – они-то аристократки, тоже первого круга. Знаете, когда случился скандал? Не после свадьбы, а через год назад, когда мы с Джио… вот…

Кольцо на мизинце – еле заметная вязь символов, распластавшая в центре крылья птица. Тонкий магический узор на коже вырастает из серебряного колечка. Идёт по всей ладони и уходит под рукав.

– Джио мой феникс.

Значит, правда любит. Провести обряд Полного Брачного Единения без чувств – это надо быть совсем отбитым. Брачующиеся с момента обряда всё больше сливаются в единое целое. Чувствуют боль друг друга. Ощущают мысли и эмоции. Делят пополам болезни – один может вытащить другого, если что.

Половинки, словом. Фениксы. В полном соответствии со знаком на кольце.

– Вы, наверное, скажете: это так старомодно. Но я так счастлива, что он всегда со мной, – прижимает руку к сердцу. – И я чувствую его любовь и тепло, постоянно, и вот, мы не могли зачать ребёнка, а теперь… Только, конечно, тяжело разлучаться, и я решила приехать сюда вместе с мужем, а так я не люблю тут бывать. Но Джио нужно поддержать: надо быть рядом, особенно если трудно…

Вздыхает и смотрит на Грызи тошнотно-ласково, влажными глазами. Вся такая доверительная: наизнанку.

– Я ещё в детстве читала, что у каждого человека где-то есть свой феникс. Но понимала это не напрямую – будто, это не птица, а другой человек. Который для тебя как феникс. Твоя пара. Вот… А у вас есть…

– Нет. У меня нет… феникса, – тихо отвечает Грызи. Мне смешно от прищура Морковки. Небось, думал, что она Нэйша назовёт. – А почему вы сказали «трудно»?

– Что? Джио? Да, ему трудно здесь, я же чувствую, – Голубица стучит по виску. – Он же мой феникс. Вот сейчас он устал, и ему грустно, и он хочет скорее уйти. Они, наверное, опять спорят с братьями, ну или с отцом. Это так несправедливо.

Может, я смогу залезть в домик к геральдиону. И заткнуть уши его подстилкой. Ясно, конечно, почему Голубица это всё вываливает: ей одиноко, а у Грызи лицо понимающее. И слушать она умеет как никто – вот эту Мелейю и развезло.

Но мне-то оно не сдалось совершенно.

– Понимаете, мой Джио… он для семьи как отрезанный ломоть. Паршивая… коза?

– Овца, – поправляет вежливо Принцесска.

– Кто? Ой, точно, это я слова путаю, на последнем сроке что-то началось… – и улыбается жалобно, и гладит живот. – Да, паршивая овца, и это не с женитьбы на мне началось, это ещё раньше. Он не очень ладит со всеми этими их, ну, традициями аристократическими. Знаете, насчет того, что настоящие аристократы не могут быть дельцами, они выше этого. А у моего Джио – такая деловая жилка! И он начал возрождать их земли, выгнал нескольких управляющих, начал в торговлю вникать. А родные его за это презирают. Представляете, он расплатился с их долгами – у них они были огромные. А после нашей свадьбы он совсем преобразил всё в угодьях Линешентов, и дела пошли в гору, и все денежные дела на нём, понимаете? Он даёт им деньги, а они их только тратят, ну вот хоть бы поместье это обновили, так нет же, и им всё мало, и всё равно они его почти не приглашают, и смотрят, знаете как…

Орэйг фыркает и идет в дальний угол – чтобы этого не слышать. Размышляю, как бы дать ему пару проявляющих эликсиров Конфетки. Или взять кровь и шерсть – прогнать через проявилки? Калом и мочой я уже запаслась. Спасибо серебряному лоточку.

– А ещё этот пансион, - вздыхает Голубица. – Мы с мужем, конечно, тоже сиротам помогаем, и в больницы жертвуем, и вообще… Но тратить столько средств, только чтобы воспитать слуг под себя – это как-то…