Кукловод - Геннадий Марченко

— Наверное, оно и к лучшему, что Таня отказалась от ребеночка, — закончила свой рассказ Клавдия Петровна. — А то ведь намучалась бы… Помню, когда последний раз была у него, Зиновий с такой жадностью ел принесенные мной фрукты. А потом я узнала, что его перевели в слободский детский дом. Больше я к нему не ездила, так что о дальнейшей судьбе мальчишки ничего сказать не смогу.

— Понятно…

Алексей посмотрел в окно, на пламенеющий закат. Вон и Дашка корову ведет, похлестывая ее по крупу прутиком. По двору бегают куры, поросята похрюкивают в сарае… Сельская идиллия, а на душе почему-то совсем неспокойно. Впрочем, после только что услышанного любой на его месте чувствовал бы себя не в своей тарелке.

— Еще одно хочу спросить. Как-то я уже интересовался, Клавдия Петровна, не случалось ли с моей матерью чего- то… необычного, что ли. Вы тогда сумели меня убедить, что жизнь ее протекала обычно, без всяких, если говорить по-умному, эксцессов. Но вот теперь выясняется, что не все так просто. Взять хотя бы это изнасилование. Может, все-таки еще что-то было?

— Ох, Леша, Леша… Всю душу ты из меня сегодня вынул, — покачала головой тетка. — Так уж и быть, выложу последнюю Танькину тайну. Хотя ничего в этом криминального и нет, не знаю, почему при жизни она запрещала мне это тебе рассказывать. В общем, когда сестренке было 14 лет, стала она себя плохо чувствовать. Сделали обследование в больнице, оказалось — лейкемия. Причем уже далеко не в первой стадии. Ну и давай ее облучать, химиотерапию делать. Все волосы у нее, бедненькой, повылазили. А потом врач и говорит, мол, плохо дело, нужно делать пересадку костного мозга от родственника. И чем моложе донор — тем больше шансов на успех.

Клавдия Петровна замолчала, теребя в пальцах носовой платок. Взгляд ее устремился куда-то в стену, мимо замершего в напряжении слушателя.

— И что дальше? — спросил Алексей погрузившуюся в воспоминания тетушку.

— Да, так вот… Мать хотела сама стать донором, однако врач сказал, что лучше будет, если костный мозг возьмут у меня. Страшно мне было на стол операционный ложиться, аж жуть! И в тот самый день, когда должны были брать у меня пункцию спинномозговой жидкости, вдруг объявился еще один родственник, Вася Котельников. Приходился он нам с Татьяной двоюродным братом, жил в Красноярске, но дома застать его было невозможно, потому как занимался он археологией. Причем сделавшим несколько интересных открытий. Правда, я в археологии ничего не смыслю, и что это за открытия, сказать не могу. Одним словом, в свои 32 года он объездил чуть ли не полмира, а у нас в Приволжске появился, кажется, всего-то второй раз. Сказал, что узнал о беде, приключившейся с двоюродной сестренкой, и приехал узнать, может, чем помочь можно. Или уж хотя бы поддержать, морально или материально…

Хлопнула дверь, и в хату ввалилась румяная Дашка.

— Чаевничаете? Мамуль, мне тоже наведи.

Разговор поневоле пришлось прервать. Возобновился он, только когда Дарья отправилась в клуб на дискотеку, предварительно нацепив лучшее платье и ярко намазав губы, за что в шутку схлопотала от матери по заднице полотенцем.

— Иди, иди, прохиндейка, но чтобы в двенадцать была дома! И женихайся там поменьше, если уж выходить, то за городского. Правильно я говорю, Лешк?

Проводив дочку, Клавдия Петровна села за стол, и Алексей приготовился слушать продолжение.

— На чем я остановилась? А, вспомнила… Ну так вот, Васька и предложил, чтобы Танюшке пересадили его костный мозг. Быстро сдали анализы, оказалось, что у них и группа крови с двоюродным совпадает. В общем, обошлось без моего участия. Операция прошла успешно, Таня быстро пошла на поправку. А Васька перед отъездом подарил сестре маленькую, вырезанную из кости фигурку какого-то шумерского божества, вернее, богини, звали ее, если память мне не изменяет, Гала… вру — Гула. Точно, Гула! Сказал, что у шумеров это богиня магии и врачевания, а откопал он статуэточку на месте… Нет, сейчас уже и не вспомню, что за город он назвал, в общем, привез он ее из Ирана. Короче, Танька с этой фигуркой не расставалась ни днем, ни ночью, во время сна прятала ее под подушку. Верила, что благодаря Гуле и поправилась так быстро.

— А где сейчас эта статуэтка? — поинтересовался Алексей.

— Так вот ты и слушай дальше, — зачем-то обернувшись на иконостас и понизив голос, продолжила Клавдия Петровна. — Через какое-то время, уже когда Таньку выписали домой, стало с ней твориться неладное. Заговариваться она начала, ночью во сне бормотала что-то на неизвестном языке, а когда просыпалась — ничего вспомнить не могла. Я-то с ней в одной комнате спала, представляешь, жуть какая? А однажды… до сих пор как вспомню, не по себе… Однажды, не знаю отчего, просыпаюсь я среди ночи и вижу над собой танькино лицо. А глаза… нет, это надо видеть, так не скажешь. Не ее глаза, черные какие-то, бездонные. Ну чисто зомби, что в фильмах показывают. И вот Танюха и говорит, да не свои голосом, а будто бы утробным, мол, она избрана, и дети ее станут полулюдьми-полубогами.

— Как, полулюдьми-полубогами?!

— Так и сказала, вот те крест! — Клавдия Петровна размашисто перекрестилась. — Ну, думаю, плохо дело, сестрица во сне не только бредит, но и ходит, словно лунатик. А она сказала, и снова в постель. А я к матери бегом, все тут же рассказала. Кончилось тем, что она отвела Татьяну к психиатру, тот ее загипнотизировал, ну и давай наводящие вопросы задавать. Она и при нем давай лопотать на этом самом языке непонятном. А врач-то, не будь дураком, записывал все это на магнитофон. Говорил, для научной работы нужно. А потом он отдал запись послушать линг… линг…

— Лингвистам, — подсказал Клёст.

— Ага, точно, этим самым… А они уже сказали психиатру, что это похоже на какое-то древнее шумерское наречие, но и они смысла сказанного Татьяной разобрать не сумели. Врач посредством все того же гипноза пытался вылечить сестру — ничего не получилось. А разрешилось все просто. Маманя, когда услышала, что Танюшка говорит на шумерском, решила, что корень всех несчастий в этой самой статуэтке, которую Васька припер. Да и выбросила ее от греха подальше на помойку. И, представляешь, перестала Танька после этого заговариваться. На всякий случай еще в церкву сходили, перед батюшкой покаялись, все и прошло. Вот такая, Леша, история.

Клавдия Петровна замолчала, молчал и Алексей, переваривая услышанное. То, что он узнал за сегодняшний день, стало для него больше чем откровением. Это был не просто скелет из шкафа, покрытый пылью и паутиной. Это перевернуло все его сознание, хотя в глубине души он и ожидал, что может узнать нечто, таящее разгадку к тому, что происходит с ним и вокруг него.

— А что Василий, все так же ездит по раскопкам?

— Да он уж почитай лет семнадцать как пропал, — сказала тетка. — Уехал на очередной объект то ли в Индию, то ли в Китай, то ли в Таиланд… короче, те места — и с концами. Может, бандиты какие зарезали, народ-то там дикий в джунглях живет. В общем, сгинул Вася.

— Вот оно что…

— Ну да мы с нашей матерью особо и не переживали, если уж на то пошло. Это Танька поплакала, все ж он ей как-никак жизнь спас. А нам-то что?

Всю ночь Алексей не мог уснуть. Ворочался с боку на бок, вслушиваясь в ленивую собачью брехню, и прокручивая в памяти рассказанное теткой. Все, что он услышал, походило на сюжет заштатного голливудского ужастика, хоть сейчас сценарий пиши.

Как можно расценивать слова матери — или того, кто владел в тот момент ее телом — о детях, которые станут полулюдьми-полубогами? То, что у него, Алексея Клеста, появился дар сканировать спящих и покойников — это что, и есть полубожественное начало? А то, что некто, могущий оказаться его сводным братом, способен и вовсе руководить людьми, как марионетками… Можно ли с уверенностью сказать, что все это — подарок (или проклятие) древнего божества? Да-да, это вполне можно назвать и проклятием, потому что счастливым от обладания даром Алексей почему-то себя не ощущал.

И все чаще его мысли возвращались к Зиновию. Предположим, мальчишка вырос, получил путевку в жизнь, как принято было раньше, при светлом социализме… Почему он стал убивать, что послужило причиной, толчком? Не исключено, что у Зиновия просто-напросто психическое заболевание. Причем это наиболее вероятное предположение, вытекающее из того, что он натворил в последнее время. Нормальный человек не станет так издеваться над людьми. Да и вообще кто в здравом уме и трезвой памяти будет убивать? Обидели тебя — дай в морду, в крайнем случае — иди в ментовку. Но убивать-то зачем?!

Другой вопрос, как бороться с этим злом? Не Зиновию, хотя, не исключено, тот и сам, подобно сводному брату, не рад такому «счастью». Сможет ли он, Алексей Клёст, противостоять его злой воле? Нет, как ни крути, а пока что стало еще больше вопросов, и ответить на них лучше всего сможет лишь сам Зиновий Хорьков. Если, конечно же, именно он и есть этот убийца, что еще нужно, между прочим, доказать.