С малых высот - Николай Шмелев

Сережа мечтал о громадных скоростях, а погиб на тихоходной машине. Но он хорошо понимал и выполнял свой долг патриота. В конце письма говорилось:

«Родина приказала мне бить проклятых фашистов на У-2. Значит, так надо. Будьте за меня спокойны. Я не опозорю фамилию Пахомкиных. А если потребуется, я готов отдать жизнь ради свободы любимой Родины». Коммунист Пахомкин сдержал свое слово. Он всегда был впереди и отдал свою молодую жизнь дорогому Отечеству.

Обстановка, в которой нам приходилось действовать, становилась все сложнее. При подходе к цели нас старались схватить в свои объятия вражеские прожекторы, открывали огонь зенитки, атаковывали истребители. Участились и налеты авиации противника на наш аэродром. Еще 26 августа 1941 года командующий фронтом издал приказ, в котором говорилось: «На всех аэродромах для каждого самолета и каждой автомашины сделать земляные, тщательно замаскированные укрытия. Вблизи них вырыть щели для личного состава».

Майор Куликов приказал рыть земляные укрытия летчикам и штурманам. Работали мы днем после двух-трехчасового отдыха. А вечером снова отправлялись на боевые задания.

Мы не раз говорили командиру полка, чтобы рытье землянок он возложил на батальон аэродромного обслуживания. Но наши просьбы и жалобы оставались без ответа. Каждый из нас понимал, что такое перенапряжение летного состава к добру не приведет, и мы сами стали искать выход из положения.

Незадолго до этого среди летчиков нашего полка развернулось интересное движение — научить штурманов самостоятельно пилотировать самолет. И вот теперь, когда ценный почин стал давать первые результаты, кое-кто из нас решил воспользоваться ими для организации кратковременного отдыха в полете. Мне тоже такая идея показалась соблазнительной. А кончилось это… Но расскажу обо всем по порядку.

Наш полк получил приказ в сумерки перелететь в Вины. Оттуда мы должны были наносить удары по аэродрому Дно, где сосредоточились транспортные самолеты и истребители противника.

В первый полет я отправился с Михаилом Егоровым, отличным штурманом, секретарем комсомольской организации. Набрав высоту, я сказал ему:

— Миша, ты пока спи. При подходе к цели я разбужу тебя, и мы отбомбимся. Обратно ты поведешь самолет сам, а я посплю.

— Хорошо, — согласился Егоров.

Прошли озеро Ильмень, затем город Шимск. Скоро цель. По небу начали шарить вражеские прожекторы.

Я взглянул на высотометр: две тысячи восемьсот метров. Разбудил Михаила. Когда над целью погасли прожекторы и перестали стрелять зенитки, убрал газ и начал планировать на аэродром. На высоте тысяча четыреста метров штурман подал команду: «Чуть довернуть!» — и сбросил бомбы.

Резко развернув самолет по ветру, я на большой скорости стал уходить от цели. Тотчас же вспыхнули шесть прожекторов и поймали наш У-2. Сзади и по бокам замелькали разноцветные ленты трассирующих пуль, вверху стали рваться зенитные снаряды.

Продолжая снижаться, я вскоре вышел из зоны обстрела Метрах в двухстах от земли спросил штурмана:

— Жив?

— Все в порядке, — ответил Егоров. Через несколько минут с небольшим набором высоты вышли на Ильмень.

— Миша, бери управление, а я посплю.

— Давай…

Егоров повел самолет, а я, прижавшись к спинке сиденья, задремал. Проснулся от какого-то предчувствия. Схватил ручку управления, сектор газа и крикнул:

— Падаем?

— Проснись, — засмеялся Егоров, — все нормально.

Протер глаза, посмотрел на линию горизонта, спросил:

— Где находимся?

— Прошли маяк номер один. Видишь сзади работает.

— Это не тот маяк.

— Как не тот? — удивился Егоров.

— Не он! Заблудились.

— Не может быть!

Я понимал его: все внимание он уделял приборам, чтобы удержать самолет на курсе. Для наблюдения за местностью у него просто не оставалось времени.

— Заблудились, говорю!

— Возможно, — согласился штурман.

Неуверенность штурмана всегда вызывает у летчика тревогу. Этот неопределенный ответ так неприятно подействовал на меня, что, когда штурман сказал взять немного правее, я с недоверием отнесся к его предложению. Взглянул на бензомер и увидел: стрелка прибора подходит к нулю. Спорить стало не о чем.

— Давай выбирать площадку, — сказал я штурману. — Пойдем на вынужденную, горючее кончается.

— Хорошо, — тяжело вздохнув, ответил Егоров.

Нас окружала непроглядная темень. Только справа мерцал какой-то огонек.

На вынужденную мы всегда старались садиться только у населенных пунктов. Там можно найти тепло, питание, помощь и, самое главное, телефонную связь.

Мелькавший впереди огонек казался мне спасительной звездочкой. Я старался делать все возможное, чтобы дотянуть до него. Когда до огонька стало совсем близко, передал штурману:

— Подготовь белую ракету, освети место посадки. Если внизу кустарник, положу машину на крыло и садиться не буду.

Штурман приготовил ракету. Огонек все ближе и ближе. Когда до земли осталось всего метров пять? шесть, вдруг впереди зажглись стартовые огни аэродрома.

— Аэродром! — вырвался у меня возглас. Только приготовился выравнивать машину, как с земли взлетели две белые ракеты. Они осветили и посадочную полосу, и большую часть аэродрома.

— Так это наш! — крикнул штурман. — Вины!

Самолет мягко приземлился и покатился по посадочной полосе. В этот момент мотор совсем перестал работать, горючее кончилось. Довольные, мы вылезли из кабины. Подбежавшие техники и мотористы оттащили машину на стоянку. Я побежал на командный пункт доложить командиру о выполнении задания.

— Где вы были, почему так долго не возвращались? — резко спросил Куликов.

— Немного уклонились от маршрута.

— Штурман, — обратился командир полка к Егорову, — почему вы плохо вели ориентировку?

— Да вроде все делал правильно, — виновато отозвался тот.

— Не понимаю, — вмешался в разговор присутствовавший на КП командир дивизии. — Просто не верится, чтобы вы могли потерять ориентировку. Что-то вы не договариваете.

— Видите, как было, — сказал вконец растерявшийся Егоров. — До цели спал я, а на обратном пути — Шмелев. Когда он проснулся, ему показалось, что самолет падает. Он сказал, что мы потеряли ориентировку.

Решили садиться на вынужденную, случайно попали на свой аэродром.

— А почему вы спали? — обратился ко мне полковник.

— Товарищ командир, днем мы роем землянки, а ночью летаем. Уже много дней совсем не отдыхаем. Вот и решили поспать в полете по очереди…

— Ах, вот в чем дело… — задумчиво сказал комдив. — Товарищ Куликов, сколько времени летный состав отдыхал вчера?