Таинственный герцог - Джо Беверли

А еще в то время она обожала танцевать.

Они много танцевали — на вечеринках и приемах, а иногда просто так собирались то в одном доме, то в другом, раздвигали мебель, скатывали ковер, и кто-нибудь играл на клавесине или на спинете.

Четыре долгих года без танцев, без кокетничанья, без всяких поцелуев, но до этого вечера Белла и не подозревала, как сильно скучала по всему такому.

Она не хотела терять свою свободу в браке, но не могла отрицать, что ей нужен мужчина — молодой, красивый, искушенный в любовных делах.

Белла перевернулась и зарылась лицом в подушку, словно могла убить все подобные глупости, но ее мысли не задохнулись, а понеслись обратно через все мучительные воспоминания.

Его взгляд захватил в плен ее взгляд, точно так же, как та шелковая шаль поймала ее в ловушку и плотно притянула к стройному, упругому, горячему телу, отделенному от ее тела лишь скудной тонкой одеждой.

Его губы были горячими и властными — совсем непохожими на губы Тома Фицменнерса.

Но немного похожими на губы капитана Роуза.

Она забыла о том поцелуе. Тот тоже был украден, но больше никаких совпадений не было, так почему ей кажется, что в них есть что-то общее?

Возможно, из-за темной щетины. Пастух был небрит, потому что изображал крестьянина; капитан Роуз — потому что был капитаном. Не крестьянином, но и не того ранга, чтобы присутствовать на Олимпийской пирушке.

Белла взбила подушку. В жизни Беллоны Флинт нет места для беспутного легкомыслия, и лучше всего, чтобы это так и оставалось.

Глава 8

После затянувшегося вечера Белла встала позже обычного. Она снова перебирала в уме все происходившее на празднике, отчаянно отыскивая какую-либо пикантную новость для леди Фаулер и предчувствуя, что сестры Драммонд будут издеваться над ее неудачей.

Белла быстро надела одно из унылых, практичных платьев Беллоны, подавив тоскливое воспоминание о тонком платье и еще более неуместное воспоминание о том, как на нее в том наряде смотрели мужчины.

Горничной Китти не доставляло удовольствия стремление Беллы выглядеть старше и непривлекательнее, и она всегда отворачивалась, когда Белла накладывала на лицо крем, который придавал коже землистый оттенок, и другой, более темный, делавший ее глаза ввалившимися.

Пожав плечами, Белла прилепила на нос маленькую бородавку, а потом плотно стянула наверх волосы и убрала их под простой домашний чепец.

Она проделывала это уже в течение нескольких месяцев и не испытывала отвращения, но сейчас, взглянув в зеркало, скорчила рожу Беллоне Флинт. Прошлым вечером Белла была самой собой, была хорошенькой, и мужские взгляды подтверждали это…

Только подумать, куда это может завести!

— Вот так. — Белла закрепила булавкой небольшую плоскую шляпу. — Теперь весь день мне больше не придется думать о своих волосах. Это оставляет время на более важные, более полезные дела. Надеюсь, ты будешь продолжать читать, Китти.

— Да, мисс. — Китти, приводившая в порядок постель, обернулась к Белле. — Какую накидку, мисс?

Выглянув в окно, Белла увидела серое небо, соответствовавшее ее настроению.

— Шерстяную коричневую, Китти.

Надев кожаные ботинки, Белла направилась к двери.

— Простите, мадам.

— Да, Китти?

Белла оглянулась на девушку.

— Что мне делать с костюмом, мадам?

«Сжечь», — пронеслось у нее в голове с такой безжалостностью, что Белла вздрогнула.

— О, убери его куда-нибудь, — ответила она, отказавшись от этого решения и от всего, что связано с костюмом. — Никогда не знаешь…

У леди Фаулер все пошло так, как Белла и ожидала. Поведение Грандистона признали скандальным.

— Меня удивляет леди Джессингем. — Белла старалась найти что-нибудь ценное. — Она, очевидно, имела виды на Грандистона, не зная, что он женат. А так как он молочный брат герцога Айторна, возможно… ну…

— Что? — спросила леди Фаулер.

Леди Фаулер полулежала в шезлонге перед камином в своей спальне. Она почти не покидала свою комнату, в которой постоянно было неприятно тепло и стоял тяжелый запах.

— Возможно, они ее делили.

Белла все еще краснела, если приходилось произносить такие вещи.

Сестры Драммонд и другие леди затаили дыхание.

Когда Белла вошла, Мэри Ившем читала вслух, и у нее на коленях лежало еще несколько писем — должно быть, от сторонников леди Фаулер. Мэри появилась недавно — сестра викария после его смерти осталась одинокой. Белле очень нравилась тихая женщина средних лет, которая, как считала Белла, прекрасно все понимала и у которой глаза часто искрились юмором.

Другой леди была Силия Поттерсби, худая, ожесточенная вдова, никогда не признававшаяся, в чем причина ее озлобленности.

А в углу с шитьем сидела коренастая Агнес Хувер, которая на протяжении тридцати лет служила горничной леди Фаулер. Она едва ли сказала кому-либо хотя бы слово, но у нее часто был такой вид, словно она все это не одобряет. Однако Агнес была искренне предана своей хозяйке и ухаживала за ней с материнской нежностью.

— Они, вероятно, делили ее и даже в одной и той же постели, — с презрительной усмешкой сказала рыжеволосая Хелена Драммонд, старшая из сестер, — но у вас нет доказательств, Беллона. В любом случае это раскапывание грязи не пойдет на пользу делу.

— Тогда почему вы предложили пробраться на пирушку? — поинтересовалась Белла.

— Пробраться в дом герцога, — с хищной улыбкой поправила ее Хелена. — Это могло предоставить множество шансов.

Что же такое замышляли сестры Драммонд?

— Очень жаль, что мне ничего не удалось.

Осторожно взяв руку леди Фаулер, Белла ощутила, какой тонкой стала ее кожа.

— Нельзя выиграть все сражения. Сядьте рядом со мной, и послушаем Мэри. Ее голос так успокаивает.

Стул стоял слишком близко к камину, а у Беллы на лице и так уже начал выступать пот, и от несчастной умирающей леди исходил запах гниения.

— Простите, мадам, у меня дома небольшая неприятность. Одна из моих служанок… Я постараюсь вернуться позже.

Белла вышла, чувствуя себя виноватой перед теми, кого нищета загнала в дом леди Фаулер, но, оказавшись снова на свежем воздухе, ощутила огромное облегчение.

Торн встретил своего камердинера и наступивший день с угрюмым видом. Будь проклята Олимпийская пирушка и все, что с ней связано! Джозеф тихо двигался по комнате, как всегда, уважая настроение хозяина, но в данный момент это тоже вызывало у Торна раздражение.

— Завтрак, — распорядился он, выбираясь из огромной герцогской кровати.

Кровать принадлежала его отцу, и почему тому захотелось украсить все поверхности луковичным резным орнаментом, Торн себе не представлял, но по крайней мере орнамент не был непристойным.