Журнал «Вокруг Света» №01 за 1981 год - Вокруг Света

Ранней осенью 1722 года ктитор и пономарь синодальной службы в Кремле были посланы в Архангельский собор смахнуть пыль с гробниц да протереть тряпками лики святых. Помолясь, они принялись убирать храм. Ктитор старательно вытирал зазубрины в колоннах резной позолоченной сени над могилой малолетнего царевича Димитрия, чистил плиту крохотной усыпальницы. И вдруг из-под тряпки полетели на пол бумаги. Он поднял одну из них, стал читать по складам, близоруко щурясь:

— «Государь царь и великий князь Петр Алексеевич всея Руси. Холоп твой непутевый крестьянишко Иван Палицын челом бьет. Умышления на здоровье твоего царского величества не имею и бунту и измены ни за кем не ведаю. А государево слово за собою сказываю того ради, что сыскано мною у села Петрово, что под Ряжском, при реке Чернавке земляное уголье, а также — руды, в разных местах. Копал я землю на три сажня в глубину...»

Пономарь, прислушиваясь, испугался:

— Вон чего похотел, аспид! Осподь не велел смертным ни над землей, ни под землей скитаться. Дай-кось, отец, ту колдовскую штуку.

— Свят, свят! — вскричал ктитор. — Не касайсь! Письмена со святых гробниц велено государю вручать немедля, слыхал? Впрок-от, гляди, пойдет.

— В коллегию попадет — не скоро в пресветлые руки дастся, — усомнился пономарь. — Инде застрянет, инде совсем исчезнет. Порвать и делу конец.

Но ктитор уже не слушал его.

— Делай свое дело, отче, я скоро возвернусь.

Такие письмена и в самом деле повелевалось немедленно отправлять в Петербург, в Берг-коллегию, или в ее отделение в Москве, но ктитор был хитер и смекалист. Много ли проку от того, что он передаст эту бумажку? Нет, он отдаст ее в свою синодальную службу, самому высокопреосвященному, и получит за это похвалу, а с похвалою, гляди, и мзду.

Он так и сделал. Высокопреосвященный милостиво обласкал слугу божьего, отпустил его в собор к прежним занятиям, а найденные на гробнице «колдовские штуки» велел немедленно отправить в Санкт-Петербург прямо в Кабинет его императорского величества. Пусть, дескать, знает царь, что о благе отечества печется не только горное ведомство.

В Кабинете хорошо знали, сколь ревностно относится царь к таким письменам. И хотя Петра и его личного секретаря А. В. Макарова не было в это время в столице — они находились в Персидском походе,— кабинетная служба тут же распорядилась послать на места, указанные в доношении, специальную группу солдат с офицером, дабы те «взяли по штуке означенных минералов и доставили на пробу».

Команда под началом поручика Луцкого драгунского полка Василия Басманова рьяно исполнила поручение и 9 января 1723 года доставила «штуки» угля и руд, найденных рязанским мужиком, московскому асессору Берг-коллегии Петру Ханыкову. Тот повелел опробовать минералы иноземному пробиреру на русской службе Кашперу Вейсу. И тут случилась неувязка. Руды пробовать этот Вейс взялся охотно и нашел в них признаки серебра, а вот исследовать привезенное уголье начисто отказался. То ли не умел сжигать русское уголье, которое не сравнить с английским, или, может быть, была иная причина — никто не знает. Привезенный Басмановым уголь долго пролежал в сарае, испортился, оземлился и сделался непригодным к сжиганию.

Требовалось отыскать опытного рудного искателя, чтобы послать в Рязанский уезд, в село Петрово, на ту речку Чернавку, чтобы он лично удостоверился, в самом ли деле есть в недрах той земли каменное уголье, или безвестный Иван Палицын из нужды рискнул отправить на имя царя столь наглое послание. Такого человека в столице пока не нашли — все члены Казенной команды рудознатцев были разосланы в разные концы огромного государства, потому что отовсюду как из рога изобилия сыпались заявки на сысканные минералы, и эти заявки необходимо было проверять.

Но вот весной 1723 года из поездки на Донец возвратился известный рудознатец Григорий Капустин. Ездил он с солдатом Никитой Столбовым в донецкие казачьи городки второй раз — по именному указу Петра. Еще в 1721 году нашел он на Донце добротное каменное уголье, да не признали его иноземные пробиреры. Им не с руки было признавать и русского мастера, и найденный им минерал. Россия уже длительное время закупала ископаемый уголь в Голландии и особенно в Англии, а нанятые на русскую службу пробиреры в основном были англичане.

На сей раз Капустин привез в Москву по кадке самого отборного донецкого уголья и был уверен, что пробы окажутся благоприятными. В ожидании результата он находился в Москве и жил здесь, как тогда определяли, «праздно», то есть не исполнял каких-либо обязанностей по службе. Асессор Петр Ханыков не мог допустить подобной праздности, хотя знал, что и рудознатец, и солдат, и все, кто с ними ездил на Донец в минувшую лютую зиму, издержались и пообносились, что всей группе требовался отдых.

Отдыха никому не дали, и Григорий Капустин был послан с тем же солдатом Никитой Столбовым в Рязанский уезд. Он поехал туда как государственный контролер и член Казенной команды рудознатцев, знающий толк не только в рудах, но и в новом минерале — каменном уголье.

Добраться в село Петрово оказалось не так уж сложно. В глубины рязанских земель вел хороший водный путь — по тем временам самый удобный. Сначала надо было плыть по Москве-реке, потом по Оке, затем, у Старой Рязани, повернуть в устье Прони, а там по речкам Ранове и Хупте до места. Рудознатец и солдат наняли лодку, гребцов и к началу мая были уже в селе Петрове — оно существует и поныне и находится у самого Ряжска.

Село как село. Деревянные избы, кабак, съезжая, церковь. Да речка Чернавка в зелени и кручах, да лес вдали, да клинья хлебных полей, да мужики в лаптях.

Подьячий в съезжей избе беспрекословно повиновался столичному человеку с солдатом. Он хорошо знал Ивана Палицына — тот часто «объявлял» здесь найденные им минералы и был человеком в селе известным, — и приказал посыльному, чтобы кликнул того Ивана. Но Капустин от услуг подьячего отказался. Спросил, где изба Палицына, и тотчас отправился туда. Подьячий, мотая косицами, заплетенными на затылке, подался следом.

Избу топили по-черному. Деревянные стены до половины были в копоти. Из полутьмы со скамьи навстречу вошедшим поднялся мужик в холщовой рубахе до коленей, в таких же портах и в добротных лосевых сапогах — в будний-то день!

Наметанным оком Капустин приметил не только эти сапоги, но и липовые маленькие кадки в избе — ими обычно пользуются рудные искатели, отбирая минералы для проб.

— Ты ли нашел земляное уголье на речке Чернавке и отписал про то государю?

Палицын смутился перед безбородым синеглазым человеком из столицы и перед солдатом в зеленом выцветшем мундире, выслал в дверь кучу ребятишек с одеревеневшей от неожиданности женкой и приготовился к битью.

— Вестимо, я, — ответил дерзко и смело, втягивая голову в плечи.

— Тогда здравствуй, Иван Палицын!

Дюжий в плечах приезжий человек поклонился ему как равному.

— Покажешь дыру-то, где уголье вынал?

— Хоть сей же час, господин хороший. Дозволь только побратима позвать. Тараску Суворова. Он помощник мне...

Ходили на речку Чернавку, взяв с собою кирки да заступы. В круче показал Иван Палицын место — сизую, «в аршин толстоты», полосу среди супеси и глины. Полоса простиралась очень близко от воды. Одним своим крылом она и вовсе уходила под воду. В прозрачной речной глади просматривалось дно и в дне — клином уходящая в глубь земли часть залежей.

«Угольная флетца», — определил Капустин. Он видел подобные пласты в некоторых местах на Донце. Только уголье там чернее, аспиднее.

В полосе зияла изрядная по толщине и глубине дыра.

— Ты долбил, Иван?

— Вестимо. Мы тут с Тараской старались.

Капустин взобрался на кручу. От реки к недальнему лесу тянулась обширная равнина, заросшая сочной травой. Справа и слева по ее границам виднелись крестьянские дворы с избами.

— Что же не рубите избы по равнине, ближе к реке?

— Волглая она, господин хороший, волглая равнина-то. Ключей много.

— Под нею и тянется подземная угольная флетца, — рассудил вслух Капустин. — Тут бы и угольный завод поставить. Или, как его называют иноземцы, — шахт. Вот только уголье какой пробы? Легко ли горит? Годно ли? — И тут же предложил: — А кузница в селе есть? Надобно испытать твое уголье.

В дыру, неожиданно отстранив всех, Капустин слазил первым. Неровным, колеблющимся светом горела сальная плошка. На глаз определил, тюкнув по угольной плоти киркой: должно гореть хорошо. Потом расстарались Иван Палицын и его помощник — угрюмый, бессловесный мужик Тарас Суворов. Нагребли самого лучшего минерала. Испытывали его в кузнице у сельского кузнеца. Уголье горело ровным, но чадным пламенем, — угарный дух шел от него. И все же найденный минерал оказался весьма годен. Даже в сравненье с английским. От того тоже дыму наглотаешься, пока железку скуешь.