Во сне: теория заговора - Джед МакКенна

^ ^ ^

Вот как Великий Зритель преодолел курьезные проблемы Совершенного Совершенства и Бесконечной Бесконечности. А теперь Великий Зритель так счастлив, что хочет хлопать в ладоши вместе, но хлопать он может только в твои ладоши, так что давай, Великий Зритель, хлопай в ладоши вместе в Удивлении и Восторге!

(20) Хвала абсурду

Встань лицом к факту и ты увидишь, что солнце играет на обеих его гранях, точно на лезвии острого меча, ты почувствуешь, как он пройдет через твое сердце и рассечет костный мозг, и ты счастливо завершишь свое земное существование. Будь то жизнь или смерть — мы жаждем истины. Если мы умираем, пусть нам будет слышен наш предсмертный хрип, пусть мы ощутим смертный холод; если живем, давайте займемся делом. (Генри Дэвид Торо)

Торо был неправ. На самом деле, большинство тех исторических мыслителей, что мне нравятся, были неправы на 99%, но 1% правоты — это наивысшая отметка на гауссовой кривой человечества. На самом деле упомянутой Торо истины никто не жаждет. Даже Торо не жаждал истины, он просто испытывал легкое отвращение к абсурду, что едва ли одно и то же. У каждого есть свой порог, которым определяется, сколько абсурда человек может стерпеть, но это просто вопрос уровня комфорта и не делает никого свихнувшимся на истине.

^ ^ ^

Нет смысла указывать, что правительство функционирует по Оруэллу или что общество живет по Оруэллу, потому что все происходит по Оруэллу. Каждый, кого ты видишь, носит маску, и все, что тебе надо сделать, чтобы увидеть брюзжащего старика за хохочущим Сантой, — сорвать его бороду. Диогенов поиск честного человека ни к чему не приводит, потому что все люди лживы по природе, включая человека в поисках честного человека.

За способность видеть то, чего нет, и не видеть то, что есть, отвечает весьма сложный энергетический процесс. Энергия — это эмоция, а процесс — двоемыслие. Двоемыслие — это не то, чем мы заняты время от времени, то там, то тут, это происходит везде и всегда. Даже сказать, что мы персонажи на подмостках, — значит скрыть от себя тот факт, что никаких подмостков нет, и мы разыгрываем наши маленькие фантазии в одиночестве посреди бесплодной вечной пустоты, и даже это все еще абсурд.

^ ^ ^

Из практической необходимости мы постоянно должны приостанавливать свое недоверие. Где-то в глубине души ты знаешь, что твой обед из фастфуда скорее вреден, чем питателен. C таким же успехом можно намазать майонезом пачку сигарет и съесть их, но ты продолжаешь есть фастфуд, потому что, если серьезно, дело не в чертовом обеде, а в том, что безумно все. Где тут провести черту? Ты бы никогда не смог есть в ресторане или покупать продукты, если бы не обманывал сам себя по поводу качества, безопасности и происхождения пищи. Мой доктор беспокоится о моем самочувствии, мой священник заботится о моей душе, мой банк занят поддержанием моего финансового благополучия, в этом ресторане не халтурят, мои друзья и семья никогда не говорят обо мне так, как я говорю о них, политики стараются для людей, система правосудия заботится о справедливости, система здравоохранения печется о здравии, журналисты честные и неподкупные, этой няне можно доверить моих детей, этот полицейский просыпается каждое утро и освежает в памяти строгие моральные принципы, влюбленность — это любовь, органические продукты безопасны, эти таблетки поправят мое здоровье, я не номер, моя жизнь имеет значение, мое мнение имеет значение, мой голос на выборах засчитывается, я еще детей своих переживу, меня будут помнить, я особенный, я настоящий, я имею значение… и так далее и так далее. Каждый день тебе приходится обманывать себя, просто чтобы прожить этот день. Это ложка сахара, которой сдабривается реальность.

Возможно, единственные люди, которым ты когда-либо по-настоящему мог довериться, — это твои родители, но черта с два им можно доверять. Ты можешь поверить, что они от чистого сердца блюдут твои интересы и желают тебе самого лучшего, но что это значит? Это значит кушать кашку, делать домашнюю работу, принимать лекарства, получать хорошие оценки, ходить в церковь, пойти в колледж, найти работу, жениться, завести детей и делать с детьми то же, что сделали с тобой. Короче говоря, мозги у папы и мамы полностью промыты и они считают своим долгом промыть мозги тебе тоже. Добро пожаловать в систему.

^ ^ ^

Иеремия Джонсон не был любителем природы, он ненавидел абсурд, а его одинокая суровая жизнь в горах был единственной альтернативой абсурду жизни. Возможно, он предпочел бы тропический остров из «Изгоя», с которого так стремился вырваться Чак Ноланд, или осознал бы, как Чак, что не сойти с ума можно только поддерживая хоть какую-нибудь связь с людьми. Уединенная жизнь в горах одно, а одиночество на острове — это земной эквивалент вечной пустоты. Это ноль абсурда, и это совсем не то, чего хочет любой человек.

Чак Ноланд обнаружил, что слишком одинок и сделал себе Уилсона. Уилсон не просто киношная дружелюбная штука, которая позволяет Чаку озвучивать свои мысли, это штука, которая позволяет персонажу иметь по крайней мере одну эмоциональную связь. Человеческие отношения не обязательно должны связывать с человеком, но они должны быть. Установив всего одну связь, он создал отношения. Мы не должны быть очень связаны, но мы не можем совсем не иметь связей. Нам нужна публика, чтобы устроить представление, и это может быть даже гребаный волейбольный мяч, если мы в состоянии заставить себя поверить в него и почувствовать, что на нас смотрят. Пока мы чувствуем, что на нас смотрят, мы чувствуем себя реальными. Без хотя бы одной эмоциональной связи, удерживающей нас в царстве сновидений, у нас не стало бы эмоционального измерения и, следовательно, не было бы нас самих. Пустынный остров, окруженный вечным ничто — это подлинная реальность любого человека, но мы должны оставаться глухи к этой истине любой ценой, и мы делаем это, задействуя эмоциональные связи, настолько иллюзорные и односторонние, что на худой конец сойдет и неодушевленный предмет. Связь между матерью и ребенком кажется более реальной, чем между Чаком и Уилсоном, но она не более истинна. Любая связь — иллюзия. Пока мы чувствуем связь с кем-то, связь есть.

Лично я чувствую себя комфортно, когда связей совсем мало, но не совсем без них. Причина не в одиночестве или желании, а в необходимости поддержания остаточного следа иллюзии, что я здесь, я реален. Что ты есть, мой воображаемый читатель, если не окровавленный волейбольный мяч, для которого я устраиваю представление? Ты моя цель, мой контекст. Я провожу довольно много времени, ведя что-то вроде диалога с тобой, и ты — существенная часть моей жизни. Ты мой Уилсон: ты хорош как слушатель, но не так хорош, когда надо говорить, и ты смеешься над моими шутками, и за это ты мне нравишься.

Что есть телевидение или радио, если не электронный Уилсон? Что есть общественные СМИ, если не видимость связи? Нам не нужен настоящий человек во плоти, чтобы взаимодействовать с ним, достаточно графического интерфейса. Мы верим, что на том конце есть человек, и, возможно, это так, а возможно нет. Кому какое дело? Неважно, с чем мы связаны, пока чувствуем связь. Может быть, через несколько лет человеческие отношения сочтут устаревшими благодаря всемирной дружелюбной программе на основе искусственного интеллекта по имени Уилсон, а еще через несколько Уилсон будет проецировать реальность сначала на стену, а потом прямо нам в мозги, и мы будет проводить жизнь, плавая в ящиках. А может, это случилось эоны назад и мы уже плаваем там, видя во сне, что не плаваем. В чем разница между верой в то, что ты поглощаешь стейк в шикарном ресторане, и верой в то, что ты в подземной зоне боевых действий хлебаешь из миски что-то похожее на сопли. Хоть убейте, не знаю, но лично я выбираю стейк.

^ ^ ^

Откуда берется решение уйти в отшельники и жить на вершине горы? Это попытка избавиться от окутывающего все абсурда. Зачем он принял обет молчания? Чтобы заглушить внутреннюю фабрику абсурда, заставляющую вдыхать смолянистый черный дым каждый раз, когда встречаешь ближнего своего. Что имеет в виду Иеремия Джонсон, когда презрительно замечает: «Я уже бывал в городе»? Он имеет в виду, что единственная причина его сурового одиночного существования в том, чтобы убраться подальше от абсурда.Что имеет в виду Торо под «грязным слоем мнений, предрассудков и традиций, заблуждений и иллюзий, наносов», покрывающих весь мир?

Он имел в виду абсурд.

Нам никогда не стать свободными от абсурда, потому что абсурд — это посредник царства сновидения, и мы не просто в нем, мы и есть это царство. Можно выловить отбросы с поверхности пруда, но если ты вычерпаешь воду, то это будет уже не пруд, а пустая яма. Другими словами, стремление к свободе от абсурда представляет собой еще больший абсурд.